Семья

      – Юта, Шун, я дома! – автоматически прокричал Хаято, вернувшись домой со школы.       Сегодня не было последнего урока, так что он пришёл домой раньше обычного. И Мататаги был рад этому. Как-никак, пока мать в больнице, всё хозяйство держалось на нём, включая годовалого Шуна и трёхлетнего Юту.       Мальчик прошёл на кухню: раковина, как обычно, была доверху заполнена посудой. Хаято рад бы исправить это, да вот только воду им отключили давным давно. Большинство мебели было покрыто тонким слоем пыли, кое-где даже виднелась паутина.       Сверху послышался детский плач.       Хаято поднялся по лестнице в детскую и стало понятно, что источником шума являлся Шун. Разбудили бедняжку. Старший Мататаги подошёл к кроватке, где беспокойно барахтался младенец, взял его на руки и начал успокаивать:       – Прости, Шун, я тебя разбудил, – и медленно покачал ребёнка из стороны в сторону, и плач Шуна становился тише.       Самый младший из братьев Мататаги всегда спал очень чутко и беспокойно. По ночам он нередко просыпался и также начинал плакать, а Хаято приходилось его успокаивать. Что же такое должно сниться ребёнку, что он так нервничает ночью? Это только Шун знал, да и то, всё равно сказать не мог. Зубки-то у него резаться пока не начали.       Пока Хаято убаюкивал Шуна, в комнату пробрался средний брат, Юта. Мальчик обрадовался приходу брата и потому ускорился и быстрее подполз к нему. Ходить он ещё не умел, но звуки какие-то произносил, но более-менее разборчиво он говорил только одно слово — «братик».       – Юта, и ты здесь, – добродушно улыбнулся Хаято, заметив второго брата, который, кажется, собирался что-то сказать, но был прерван. – Тише, – старший Мататаги поднёс указательный палец к губам и шикнул. В ответ Юта сделал то же самое. – Молодец, не надо будить Шуна.       Удостоверившись, что младенец уснул, Хаято аккуратно положил его обратно в кроватку. Затем он шёпотом обратился к Юте:       – Смотри, что у меня для тебя есть, – и достал из сумки маленькую погремушку, – Только Шуну не говори, а то обидится, – авантюрным тоном сказал кареглазый и подмигнул брату. Тот весь засветился от радости и захлопал в ладошки, – Будешь шуметь — отдам её Шуну, – трёхгодовалый малыш притих.       Из кроватки снова послышался плач.

***

      – Братик, смотри! – семилетний Юта держал в руках булку хлеба, – Я молодец, нии-чан?       – Хорошая работа, Юта, – похвалил брата Хаято, которому к тому времени было уже десять лет, – Идём, Шун уже заждался.       Вот так они и жили — воровали по возможности. Временами денег, что оставляла мама, уже совсем не хватало, так что приходилось действовать радикально. Но и радикальные действия требовали сноровки и ловкости: стащить продукт, пока тот или иной продавец не видит, но самым трудным было не попасться после кражи.       Юта и Шун особой популярностью у ровесников не пользовались: мальчиков не звали играть в салки и тому подобное, а когда те сами просились в игру, то остальные им отказывали в грубой форме: «Мы с такими как вы не будем играть!» Эти слова братья Мататаги слышали чуть ли не каждый день.       Но, как говорится, "в бочке мёда ложка дёгтя". Даже если находились такие компании, которые принимали этих двоих играть, то всегда находился человек, который обязательно скажет: «А это не про вас говорят, что мол, вещи крадёте? А вдруг вы и наши игрушки стащите?» И все попытки подружиться сходили на "нет".       – Братик Хаято, – как-то спросил Шун, рассматривая их очередные "находки", – Почему нас не любят?       Хаято удивлённо посмотрел а глаза братьев: в них виднелась горечь прожитого и явное чувство, что чего-то детям не хватает. Мататаги-старший усадил братьев себе на коление: Юта на левом, Шун на правом.       – Они просто завидуют, Шун, – начал мальчик с торчащими волосами, – Бесятся, что у них не такая весёлая жизнь, как у нас.       – Братик, а мы всегда будем так жить? – спросил Юта, поправив съехавшую на лоб шапку.       – Не говори глупостей, Юта, – Мататаги-старший нахмурился, – мы обязательно заживём лучше! – по правде, он не знал, так это или нет, но Хаято всем сердцем верил, что их жизнь изменится.       – А мне и так нравится, – пожал плечами самый младший из братьев, – Мы ведь вместе, а это главное.       – Шун… – не поверил своим ушам старший. – Неужели тебе действительно нравится такая жизнь?       – А какая разница, братик? – отозвался Юта, поудобнее устроившись на колене брата, – Ведь главное, что мы вместе, и всё хорошо.       – Ребята…       – Братик Хаято, не переживай! Главное, что у нас есть мы, а то, что говорят эти дурачки вокруг вообще не важно! – Шун потрепал брата за воротник, лучезарно улыбаясь.       Хаято до сих пор не верилось. Он-то думал, что его братья до такой степени затравлены, что дальше некуда, но они оказались куда умнее и сильнее для своего возраста. Старший уже привык к тому, чтобы думать за троих, а то и за четверых и такого поворота не ожидал никак.       Он сам-то не пользовался популярностью в классе, да и в школе в целом. Хаято привык к этим лживым улыбкам, "друзьям", которые общаются с тобой в зависимости от того, есть ли у тебя такая-то игрушка или нет. Да, этот мальчик повзрослел слишком рано. Слишком рано познал остроту жизни. Он уже и не знает, что такое понятия «дружба», «настоящий друг» и «бескорыстность». Его лучшие друзья — его братья, Юта и Шун. Единственные, кто его никогда не предаст.       Хаято крепко прижал братьев к себе и прошептал:       – Ничего, ребята, всё изменится.       – Братик Хаято, мы — семья! И больше нам никто не нужен. – в унисон проговорили младшие и крепче обняли брата.       Зачем им кто-то ещё, когда они есть друг у друга?