Меня зовут Том. Том это я.

Мои руки расцвечены тысячами лиловых искр и небо, тёмное-тёмное, мерцающее острыми крупицами вечности, стелется по дну моих глаз. Так сказал Бог. Бог этих бескрайних, мрачно-синих земель, пропитанных нектаром мироздания. Он томно шептал мне на ухо свои единственно верные, горячие истины. И я открыл для себя рай. Я вижу ангелов среди стеблей кукурузы, потому что небо - это не купол, это дыра. И в этом потерянном совершенстве земной жизни, все мы вовсе не укрыты бережным покрывалом столетий, а ходим под чёрно-желто-голубой личиной вселенской свободы. Свежий вечерний воздух показал мне правду. Если я буду упрямиться её законам, мне будет больно. Если я буду повиноваться, я обрету смиренное единение с высотами птичьих владений, и никакие силы внешнего лживого неправильного мира не смогут причинить мне вред. Потому что Бог позаботится обо мне и смоет кровь с моих бледных дрожащих рук. Я нашёл дом среди штормящих от ледяного ветра океанов-полей. И до тех пор, пока я отдаюсь ей, твёрдая почва будет даровать мне своё благословение. Я неприкасаемый. Я первозданный. Я обновлённый. Я нужный. Потоки режуще-холодной воды оставляют на моём теле красные полосы, кожа твердеет. Я покрываюсь бронёй, приобретаю обещанные доспехи храброго и верного последователя. Контрастно горячие руки прожигают мне плечи, обращают мои замерзшие пальцы в угольный пепел и волосы, мокрой золой зажаты в чужих ладонях. Я начинаю плавиться и таять от запаха давно забытой смертельной тоски, но сильные руки подхватывают меня, не дают упасть на твердь родной земли. Стальное небо вносит меня прямо в дом, укладывает на кровать, опаляет своим пряным дыханием. Я засыпаю, кутаясь в удары грома. На следующее утро отметины на моём теле бирюзовые, как мелководье норвежских озёр, и густо-фиолетовые, как сливовый нектар на чужих губах. Я холст, на котором художник запечатлевает свою яростно-честную природу всеми палитрами своей веры. И не существует в этом мире чего-то более правильного, чем эта брусничная ссадина на моём запястье, потому что небо - это дыра и я всего лишь маленький верный ангел из кукурузных полей, я не должен ослушиваться законов единой правды. У меня нет Имени и Лица. У меня нет Запаха. Я растворён в утренней росе, смешан с дождевой грязью, я часть облаков. Снисхождение бескрайних просторов оставляет мне ноги, для танцев и руки, для работы в поле. Губы - для почитания Бога. Душу - для всепоглощающей веры. Мы нерушимы, непобедимы, бесконечны. Я и каждое слово моего пророка. Чужачка из далёкого прошлого ничего не меняет, её слабые руки и грубый голос не поколеблют моих убеждений. Я смотрю в зеркало и вижу пустоту, пока она обнимает моего Бога. Новое утро не перебивают ничьи настойчивые прикосновения и громкие голоса. Новое утро дарит мне одиночество и запах чистых простыней. Я думаю о пустом зеркале, когда сквозь пелену страха пересечённую дождевыми каплями в моей голове прорезается настойчивый шёпот, пропитанный отдалённо знакомым одеколоном. Убей своего Бога. Оставь его одного в паутине квебекских пустырей. И пусть стальное небо раздавит его ядовитую душу отданную демонам аспидно-чёрных предубеждений. Отрекись от своей веры. Верни себе имя. В своих мыслях я любовно целую кукурузные листья, рассекая губы до алых капель. Целую, на прощание. Потому что меня зовут Том. Том это я.