Когда наступит моя ночь...

—Чёрт!— противно щиплет в носу, слёзы невольно застилают глаза. Вот и всё. Это конец. Ну как так может быть, что одна фраза способна перечеркнуть всё, что осталось, всё, на что надеешься, всю оставшуюся жизнь? Слёзы. Они душат, но в то же время делают краски ярче, насыщеннее, чётче. Всё! Не могу так! Я ничтожество! Я даже не могу описать чувства, которые испытываю! Мне больно? Нет. Я злюсь? Возможно, но на кого? На окружающий мир? На себя? Я не знаю. На смену злости постепенно приходит апатия. Картинка мира теряет чёткость. Вот оно. Ответ лежал на самой поверхности. Мне страшно. Да, вот это чувство. Уже сейчас мне хочется подобно маленькому загнанному зверьку спрятаться в самый тёмный угол и плакать, плакать, плакать… Мне хочется выть, жалобно поскуливая от беспомощности и безысходности. Плохо. Как же плохо. Как же я об этом скажу брату, друзьям, ему? Жаль, что сердце не знает ответ на этот вопрос. Кое-как оклемавшись, слегка покачиваясь, я поднялась на дрожащие ноги. Краски такие яркие, такие сочные, глубокие. Почему? Почему я такая дура не обращала на них внимания раньше? Казалось, самая обыденная вещь, но не сейчас и не для меня. Сейчас—это жизнь: красный, словно огонь, обжигает глаза, зелёный так и лучится здоровьем и свежестью, а от жёлтого веет теплом, от которого так и хочется жить. За что?! Я не хочу так! Не хочу! Хочется кричать и беззвучный крик раздирает комнатную тишину громким хрипом. Моя комната. Пусть она небольшого размера, пусть в ней стоит не так много мебели, пусть в моём шкафу нет дорогих элитных нарядов от кутюр, но это всё ничуть не умаляет того чувства чего-то родного, успокаивающего, необходимого. Это мой мир и только мой. За окном медленно, но верно угасает день, а мне кажется, что это моя жизнь постепенно уходит в закат. Я жадно вглядываюсь, хочу запомнить всё до мельчайшей детали, до последнего лучика солнца. Возможно, совсем скоро наступит и моя ночь. Поворачиваюсь, и взгляд находит знакомое отражение. Я. Распущенные тёмные волосы неуклюжим водопадом спадают на плечи, слегка опухший нос, красные глаза и абсолютно потерянный взгляд. Не очень-то привлекательно. Всё-таки слёзы не красят девушку. А этот взгляд, эти глаза, готовые погаснуть навсегда. Рука касается небольшой коробки, и упаковка с однодневными линзами тихо падает на пол. « Надо бы убрать»,¬— мысли проносятся в голове с бешеной скоростью, рисуя пугающие картины моего признания перед братом, друзьями, ним. В поле зрения попадают диоптрии, коряво написанные чёрными чернилами. Страшно. Воображение медленно воспроизводит фрагмент из прошлого: — Травма была слишком серьёзная. Прости, но мы не сможем ничем тебе помочь. Зрение будет падать постепенно. Боюсь, что полная потеря его неизбежна. Результаты обследования пришли только что, поэтому я немедленно доложу Комуи о состоянии твоего здоровья.— Врач виновато смотрела на меня с плохо скрываемыми грустью и жалостью. Я знаю её давно, а она меня — ещё дольше. Она была очень хорошей знакомой моих родителей, а потом мы встретились уже, когда я была одной из экзорцистов Ордена. Добрая пожилая женщина, потерявшая на этой Богом проклятой войне не одного родного человека. Она всегда при встрече улыбалась необычайно подбадривающей улыбкой, но в тот раз её лицо было помрачневшим и печальным. — Нет, не надо. Я просто… Я сама должна сказать.—тихий шёпот еле двигающихся губ. Совсем не узнаю своего голоса. Мысли хаотичны, словно броуновское движение. Этот момент стал переломным в моей жизни. Он стал концом «до» и началом «после». Я сломалась. В дверь постучали. Быстро спрятав упаковку, я пошла открывать, напрочь забыв про непрезентабельный вид. С открытой настежь дверью в серую комнату влетело счастье. Моё счастье, моё собственное маленькое рыжее солнышко. Улыбка, которая каждый раз так ласково согревала душу, помрачнела всего за одну ничтожную долю секунды. — Ты в порядке?— Голос серьёзный, слегка удивлённый и в то же время напуганный. — Ты плакала? Что случилось? Нежное прикосновение тёплых ладоней к щекам. Я знаю одно: я буду скучать по его слегка неряшливому виду, непослушным волосам, изумрудному глазу и повязке, которая так интригующе закрывает второй глаз. — Ничего. Я в полном бодром здравии! — натянутая маска на лицо и кончики уголков губ целеустремлённо поднимаются вверх. — Просто книга попалась немного грустная. — Неужели тебя так от книги развезло? — Представь себе! Ты что сюда насмехаться пришёл? — Мне уйти? — Нет. — Ну, тогда… Лёгкий стремительный поцелуй касается моих губ и сильные руки крепко, но необыкновенно нежно прижимают меня к себе. — Лави…— только успеваю выдохнуть я. Ты никогда не оставлял мне выбора, а я, признаюсь, и не желала его получать. Рядом с тобой мне всегда хотелось быть слабой, нежной. Мне хотелось стать той, о ком бы ты думал, идя уставший с очередного задания, кого бы ты желал. Я слишком долго пыталась быть сильной… Прости, я просто невозможная трусишка. Когда-нибудь ты увидишь мой поблекший взгляд, а я уже не увижу слёз, которые прозрачными кристалликами будут скользить по твоим щекам. Настанет время, когда тепло руки скажет больше, чем любящий взгляд, а нежный поцелуй подарит больше счастья, чем самая желанная улыбка. Тогда настанет моя ночь, но благодаря тебе это будет самая светлая ночь в мире. Вечернее солнце постепенно сменялось холодной спокойной луной. Краски природы блекли, оставляя лишь тёмные силуэты предметов, изредка освещаемые звёздами. Где-то ещё пели поздние птицы и под их негромкое пение закрывались в память о прошедшем дне цветы. Ночь плавно входила в свои владения.