Reckless Serenade

Майлз Кейн любит оставлять сообщения на автоответчике, так что телефон Алекса всегда разрывается от сигналов, что разносятся по всему дому. Майлз знает, когда можно оставить сообщение, чтобы его мог услышать только Алекс, а затем нажать на уже продавленную до дыр кнопочку со стершимися буквами "Удалить". "Доброе утро, Ал, видел, какое солнце сегодня?" Голос едва слышно из-за помех, шумов и прочего, но это не так уж и важно. Тернер смеется, хватая с тумбочки сигареты и неловко зажав одну губами, прикуривает, не обращая внимание на пепел, сыплющийся ему на колени серой пылью, которую потом будет невозможно счистить; она лишь глубже въестся в ткань. Майлз уже знает, что он дома, в Шеффилде, в дождливом Шеффилде, где сегодня вопреки обыденному климату светит солнце, отражаясь от луж и от зажигалки, которую Алекс крутит в руках, прокручивая колесико, от чего кажется, что маленький огонек танцует в руках Тернера, то пропадая, то появляясь вновь. Сумки свалены в углу комнаты, на столе лежит недоеденный Blue Ribands*, шторы слегка покачиваются от ветра, окно открыто нараспашку, как любит Майлз. Вообще все в комнате напоминает Кейна, будто он вот-вот откроет дверь, как обычно, чуть навалившись на нее, пока она не поддастся, потом улыбнется, поправит челку и закурит, зажимая сигарету тонкими бледными пальцами, которыми он так любит зарываться Тернеру в волосы. Алекс просто скучал, ничего особенного. Скучал по вечному терпкому запаху Camel Lights, ненавистные Тернеру, но настолько любимые для Кейна. Скучал по тому, как Майлз убирает челку, как сонно улыбается по утрам, едва открывая глаза. Скучал по одежде самых ярких оттенков, которая валялась вперемешку с одеждой Тернера прямо на полу, и по тому, как Майлз подбирал ее, ругаясь и поспешно натягивая на себя. Ничего особенного. Ни-че-го. Пока Алекс был в туре, Майлз ни разу не подал признаков жизни, ни одной смс, ни одного звонка, ни одного письма на почтовый ящик, который Тернер проверял с завидным упорством каждый день и не по разу. Он и сам писал, неустанно, даже с какой-то злостью, кликая на кнопку "Отправить", каждый раз надеясь, что Кейн ответит ему. Но ответа не было. Лишь пресса с фотографиями Майлза, появляющегося на светских вечеринках, давала понять, что с ним все в порядке, что он вообще жив. А Алекс изводил себя, нервно расхаживая по своему маленькому номеру в отеле, рассматривая журналы, где Майло, его Майло обнимал очередную длинноногую модель в коротком платье с глубоким декольте. Нет, Тернер не хотел признавать, что ревнует, что ревность пожирает его, как огонек съедает сигарету, сжигая ее до самого фильтра. Но Алекс задыхался в ней, будто его легкие наполнял дым чертовых Camel Lights, не давая ни глотка свежего воздуха. — Ты мудак, Кейн, — выдыхает Алекс вместе с дымом и усмехается, с силой нажимая на кнопку удаления, отправляя сообщение в пустоту, — И я совсем не скучал по тебе, — говорит он телефону, словно убеждая самого себя в собственной лжи правоте, — Совсем. Алекс пьет кофе, даже не пьет, давится им, ему становится тошно. А еще — одиноко в большом пустом доме, неожиданно сжавшимся до одной тесной комнаты с открытыми окнами, впускающими холодный сентябрьский воздух. И Алекс не понимает — душно ему или холодно, только воздух кажется густым и спертым, больше похожим на патоку, он буквально чувствует сладковатый привкус на кончике языка и поджимает губы. Иногда можно представить себе некоторые вещи настолько явственно, что кажется еще немного и, протянув руку, можно будет коснуться ткани пиджака леопардовой расцветки, сжать ее в пальцах, притягивая ближе, впиться в сухие губы, почувствовать вкус мятной жвачки, упаковка которой всегда лежит во внутреннем кармане пиджака, рядом с зажигалкой. Алекс помнит многое. Помнит, как они целовались, сталкиваясь зубами, помнит прикосновения, что плавили кожу, будто оставляя ожоги, жаркий шепот куда-то в шею. Он помнит почти все, что связано с Майлзом. Помнит настолько хорошо, что способен воспроизводить в своей голове все до мельчайших деталей. Но ему мало. Может, ему всегда будет мало? Может, он всегда будет просить о слишком многом? "— Может быть, — соглашается Майлз, проводя ладонью по бедру Алекса, заставляя кожу того покрываться мурашками, — Просто ты романтик, а я реалист, — Кейн утыкается носом в затылок брюнета, шумно вдыхая воздух, а затем слегка улыбается, скользя губами по выпирающим позвонкам, грозящим вот-вот вспороть бледную кожу, — А еще мне вреден твой идеализм, Алекс. Я слишком привык к грязи вокруг, я не могу без нее, а ты все еще мечтаешь создать идеальный мир, идеальные отношения. Тебе еще не надоело спотыкаться на одном и том же месте?" Кажется, не надоело, раз он согласился на те отношения, что у него были с Майлзом. Алекс, наверное, с самого начала знал, что для Кейна они будут значить чуть меньше, чем для него. Но они ведь что-то значат, правда? Тернер угрюмо смотрит на кофейную гущу на дне чашки, облизывает губы, даже не чувствуя вкуса кофе. Он снова курит, дымит, как паровоз, прислонившись лбом к холодной стене, и отбивая пяткой ритм какой-то песни, услышанной мельком по радио. Тернер больше не хочет притворяться, что все в порядке, что он не загнивает изнутри от ревности, от злости, от бессилия перед Майлзом Кейном, который видит его насквозь. Ничто не ускользает от пронзительного взгляда. Никогда. О, как же Алекс ненавидит его. Ему хочется стереть вечную улыбочку с тонких губ, разбив их в кровь, хочется оставить на теле синяки и укусы, каждый миллиметр заполнить собой, хочется, чтобы Майлз умолял, срывая голос, о, как же хочется... Но Алекс только хмурится и допивает остывший кофе, отставляя чашку в сторону и тянется за телефоном. Может, он глупец, идущий на поводу у своего лучшего друга, у этого чертового провокатора, просто ублюдка, который вил из него веревки всеми возможными способами. Может, он лишь усугубляет то, от чего бежит. Но сейчас Тернера это интересует в последнюю очередь, потому что его пальцы быстро, слегка дрожа, вбивают номер телефона, заученный наизусть. Сегодня Майлз ответит, Алекс уверен в этом больше, чем в чем либо.