Мемуары серийного убийцы.

Здравствуйте, мое имя Дерек Перлейн Стейн Джексон Хантер МакКлой Кеннеди, но вы можете звать меня просто-Бернард. Родился я еще в далеких шестидесятых, в штате Иллинойс, знойным летом, которое было названо самым низкоурожайным за последние десять лет. Моя мать-Луиза фон Браун, дочь владельца местного мясокомбината-родила меня в приюте для беременных женщин, чем не очень гордится, но тем не менее часто об этом напоминает. Мой отец-также известный, как мой двоюродный дядя-повесился по неизвестным или непонятным всем причинам. Мне же кажется, он просто был неудачником. У них такое частенько случается, знаете ли. Но не суть. Как я уже сказал, вы можете звать меня Бернард, потому что моя наивная и неудавшаяся матушка любила пошутить, причем в не очень подходящие моменты. Например, во время оформления моих документов. Сейчас мне уже далеко за сорок, но я до сих пор с неким негодованием вспоминаю об этом. Смог бы человек в здравом уме поступить так с собственным ребенком? По крайней мере эта ее "шутка" никак не сравнится с дальнейшим развитием событий. Моя мать-что уж скрывать-была редкостной шлюхой. Частенько приводила домой всяких выродков, носила короткие юбки (даже когда ее красивые ноги покрылись морщинами и целлюлитом), и вульгарно красилась, как это подобает женщинам ее рода. Как-то раз, когда я был еще ребенком, она окликнула меня и сказала:"Сейчас мы сделаем из тебя настоящую красавицу", а затем обмакнула кисть в ярких румянах и поднесла ее к моему лицу. В тот день я вернулся домой в синяках. Помню ее голубка, Тоби МакГлайса, что со времен окончания школы носил куртку с эмблемой бейсбольной команды, которая износилась до такой степени, что в карманах появились протертые дыры. Но парень упорно продолжал совать туда украденные деньги. Не он ли угрожал мне охотничьим ружьем отца? Ах, нет, как же я мог забыть: тем храбрецом был малыш Альберт, что охмурил мою глупышку мать своим жаргоном и умением играть на фортепьяно! Ах, Альберт! Но, не смотря на все это, в глубине моей души все же закралось ощущение материнской любви. Иногда она, вернувшись домой под утро, садилась на край моей кровати и нежно гладила по голове, а я притворялся, что сплю. И именно такие моменты хоть как-то напоминали мне о том, кто я есть. Длились они, правда, недолго, ведь сразу после этого мать снова становилась развязной шлюхенцией и мерила перед зеркалом свои новые чулки. Признаюсь честно, я ненавидел ее больше, чем любил, ведь это именно из-за нее я сейчас нахожусь здесь, в камере смертников главной тюрьмы штата Луизиана. За все два года она ни разу не появилась в зале суда. Не так давно, разгребая кучу писем от своих посредников и воздыхательниц, я наткнулся на небольшую рождественскую открытку с потрепанными краями. На обратной стороне красивым почерком был выведено:"Я молюсь за тебя. Л.Б." Весьма странно, если учесть то, что та Луиза фон Браун, которую знаю я, всю жизнь поносила Бога и винила его во всех своих неудачах, включая и мое рождение. Вы, наверное, спросите, почему же я жду казни именно из-за нее. Ответ прост: она поселила во мне жуткую ненависть к женщинам. Она и Одри Клеймен, речь о которой пойдет позже. Именно моя мать не стала мне матерью, именно она привела в дом подонка, который надругался надо мной на протяжении трех лет и именно она позднее, шатаясь и куря отцовскую трубку, рассказывала об этом всем в округе.