Это из-за тебя

Я смеюсь, чтобы было не видно: Под улыбкой — звериный оскал. Мне пронзительно больно, обидно. Я себя навсегда потерял.

Я лежал, а Его руки сжимали мне горло. Несильно, не до конца, но всё же достаточно, чтобы я начал задыхаться. Он наклонялся к моему лицу, слушал моё частое, хриплое дыхание и целовал мои губы. Ему не надоедало. Мы могли пролежать так и час, и два, и три… Порой, не желая меня отпускать, он разжимал свои судорожно сведённые пальцы, только когда засыпал. И тогда я накрывал Его руки своими, прислушиваясь к дыханию рядом. Он был добр ко мне. Наверное. Теперь я иногда скучаю по этим ночам. Мы были полностью поглощены друг другом. В такие моменты даже наш пульс бился почти в едином ритме и, как бы невероятно это ни звучало, мы, кажется, оба чувствовали одно и то же. А потом Его глаза становились совсем чёрными из-за расширившихся зрачков, и я начинал задыхаться по-настоящему. Но даже тогда я не смел поднять руки, чтобы что-нибудь сделать. Моя беззащитность останавливала Его, но если бы я попытался, Он довёл бы дело до конца. Я уверен в этом. Уверен. Уэда молча прижал к себе Каме, которого била крупная дрожь, и успокаивающе погладил по волосам. Говорить что-то сейчас не имело смысла. Иногда на Каме накатывало, и тогда он был слишком поглощён событиями, происходящими в собственной голове, чтобы воспринимать значение слов. И это случалось с ним всё чаще. Уэда понимал, что когда-нибудь об этом узнают все остальные, и боялся этого момента. Слабакам в их компании не было места. Правила улиц жестоки и однозначны: если ты слабее, значит — в пролёте. И недостаточно просто одержать победу, нужно побеждать снова и снова, раз за разом, до тех пор, пока не проиграешь, и тогда твоё место займёт кто-нибудь другой. Наркотики, выпивка, секс неважно с кем — всё это не делало Каме стабильнее. Пусть на спинах их курток — эмблема черепахи, но лидеру слабость ещё менее простительна, чем любому другому. Каме попал к ним худым подростком с сумасшедшими глазами, но очень быстро сумел объединить вокруг себя бестолковую шпану, более того, он сколотил из них силу, с которой приходилось считаться всем. Из дворовой стайки зверёнышей они превратились в банду-на-байках, и когда проезжали по улицам, рёв их моторов звучал по-особому грозно, словно рык сытого льва. Впереди обычно ехал Каме, и никто не мог повторить то, что он вытворял на своём верном железном скакуне. История о том, как Каме ещё в самом начале скрылся от погони легавых, проехав шестьдесят пять метров по стене шириной двадцать сантиметров, разделяющей два квартала, уже давно стала городской легендой, воплотить которую хотели многие, да так и не смогли. От его колёс уворачивалась сама смерть, опасаясь подойти ближе, но Каме этого не замечал, снова и снова с лёгкостью выделывая финты на грани фола. Не чтобы покрасоваться, нет. Чтобы умереть. Но он выживал, отделываясь лишь ссадинами... Казалось, что судьба бережёт Каме для чего-то особенного, закрывая глаза на наличие девяти жизней, которыми до сих пор щедро одаривались лишь кошки. О да, они занимались грабежом — дерзким и смертельно опасным. Да, они принимали кое-что потяжелее травки. Да, среди них были и девушки, но в наркотическом угаре не было никакой разницы в том, с кем именно ты трахаешься. Каждый день для них был как последний, в прямом смысле. И никто не знал, когда асфальтовая дорога под колёсами байка внезапно станет дорогой в Ад. Но чем хороша дорога в Ад, так это тем, что на ней можно выжать газ до максимума и мчаться без остановок. На кой вообще сдался Рай, если на дороге к нему одни светофоры? А иногда, когда Он был в хорошем настроении, я сидел у Его ног, а Он кормил меня из своих рук. Больше никто меня не кормил, я был вынужден находить себе еду сам. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось научиться есть очень многое. Отвращение? Брезгливость? Я даже не подозревал о существовании этих слов. Я ел всё, что хоть как-то могло унять сосущий голод у меня под рёбрами. И моменты, когда мне было позволено сидеть возле стола, были восхитительны. Да, именно это являлось пределом моих мечтаний, то, что грезилось мне долгими ночами, когда я не мог заснуть от голода: пальцы, сующие мне в рот кусочек за кусочком. Ничего вкуснее я в жизни не ел. Если бы кто-то сидел рядом со мной у Его ног, то я бы дрался, как собака, за каждую крошку, за каждую возможность облизать эти безумно вкусные пальцы… Уэда попытался вытащить свои пальцы изо рта Каме, которые он обсасывал, но тот крепко сжимал его запястье и не выпускал. Плохо. Очень плохо. Раньше тоже было не очень хорошо, но с появлением в городе буквально из ниоткуда этой новой банды всё окончательно вышло из равновесия. И Уэда не без основания подозревал, что в этой банде у Каме был как минимум один давний знакомый. «Ангелы». Уэда считал, что это не лучшее название для уличной банды байкеров, но на его куртке была вышита ползущая в ад черепаха, поэтому своё мнение он благоразумно держал при себе. Крылья на твоей куртке или адское пламя, птичками вы называетесь или монстрами — это всего лишь слова, и сила в них появляется только после того, как ты подтвердишь их чем-то ещё. Дерзкие налёты, бесстрашие, предел человеческих возможностей и несколько городских легенд — это именно то, за что будут уважать даже пташек, даже принцесс в розовых косухах на украшенных стразами байках. Уэда это всё понимал, а ещё он понимал, что две сильные банды в одном городе не уживутся. Это как два паука в банке: один обязательно сожрёт другого. Рано или поздно. «Ангелов» уважали, «Ангелов» боялись. И момент битвы между Раем и Адом становился всё ближе, пусть даже обе банды демонстративно нигде не пересекались и вообще усиленно делали вид, что не подозревают о существовании друг друга. Я старался почаще попадаться Ему на глаза. И Он вспоминал обо мне. Стараясь держаться поближе, я мог оказаться в Его постели. Он часто закидывался дурью, но никогда не позволял мне того же. И самое странное: под каким бы наркотическим угаром Он ни находился, в такие моменты Он не подпускал к себе никого, кроме меня. Пока остальные пили, кололись и трахались, Он уходил со мной в отдельную комнату и запирал дверь, чтобы до утра, пока не выветрится дурь, никто не мог войти. Потом мы ложились — иногда на кровать, иногда на пол, — и Он всегда располагался так, чтобы оказаться ближе к стене, кажется, даже не замечая, что в этой комнате кроме Него есть ещё и я. Он ни разу не обращался ко мне, не смотрел в мою сторону — но и не прогонял. Он засыпал практически сразу, будто проваливаясь в пропасть. Я так и не узнал, что именно Ему снилось, но могу поклясться, от этих кошмаров я бы сошёл с ума. Нет, Он не кричал, не метался и спал в одном положении всю ночь, но я по каким-то неуловимым признакам понимал, что там, где Он сейчас, — не лучшее место для людей. Возможно, в такие ночи Его душа отправлялась в Ад. Возможно, Он уже тогда знал, где Он окажется после смерти. И я ложился рядом, между Ним и дверью, и всю ночь слушал Его дыхание. Я боялся. Я очень боялся услышать… тишину. Нет. С этим определённо надо было кончать. Лидер может быть двинутым психом, но не сумасшедшим. Как ни странно, между этими двумя состояниями — огромная пропасть. Если бы Каме слетал с катушек и от этого страдали другие, то всё было бы в порядке, но он страдал сам от себя. А когда начинаешь зацикливаться на себе, то очень быстро находится кто-то более резвый, оставляя тебя на обочине. И сейчас явно не лучшее время для подобных занятий. В период затишья Каме ещё могли оставить в покое и дать ему возможность отлежаться просто потому, что им восхищались, но сейчас, когда новая банда маячила на горизонте, ситуация грозила резко измениться. Новые герои заставляют забыть о старых. Уэду это не устраивало. Каме стал для него кем-то большим, чем лидер, друг или даже пример для подражания. И да, под наркотой пол человека, с которым ты трахаешься, реально до лампочки. — Каме. Просто «Каме». Без просьб, без утешений, без упрёков. «Каме», как напоминание о том, кто он есть. «Черепаха», как и все остальные. Это помогло. Каме недоуменно тряхнул головой и смущённо улыбнулся. — Снова на меня нашло, да? Уэда кивнул. — Это плохо, да? Снова кивок. Они оба понимали, что плохо. Уже вечер. Нужно ехать. Каме поднял с пола свою кожаную куртку и небрежным движением смахнул с неё пыль. — Мне всегда плохо. Плохо — это то, к чему я привык. Знаешь, если бы вдруг мне стало хорошо, я бы не знал, что делать. Я знаю, как справляться с трудностями, я знаю, как рисковать жизнью, я знаю, как бороться за свою шкуру. Ничего больше я не умею. — Но я ведь просто хочу помочь… — Ты думаешь, я нуждаюсь в помощи? Я же уже тебе сказал, что когда мне плохо — мне хорошо. И я не собираюсь ничего менять. И чем мне хуже, тем на большее я способен. Я живу этими ощущениями. И я не хочу, чтобы со мной всё было хорошо. Тебе понятно? Кто я без того, что делаю? Никто. И пока я — твой лидер, лучше бы тебе не становиться у меня на пути. Такого ответа Уэда не ожидал. Хотя нет, правильнее было бы сказать, что он ожидал чего угодно, кроме этого. До этого мгновения он считал, что что-то значит для Каме. Хоть что-то. Уэда отшатнулся. Абсурдность нахлынувших мыслей просто пугала. Пугала тем, что они могут оказаться правдой. — Не стой здесь, иди одевайся. Нам пора ехать. У меня большие планы на этот вечер. Каменаши смотрел в неестественно напряжённую спину уходящего Уэды. Да, то, что он сейчас сделал, было очень жестоко, но так будет лучше. Не для него, для Уэды. Сегодня вечером кое-что случится — Каме знал это каким-то невообразимым шестнадцатым чувством, именно тем, которое помогало ему выделывать то, что затем становилось городскими легендами. Завтра в это же время я буду мёртв. Нужно было идти. Не о том Уэда волнуется. Да, он хороший, но не очень сообразительный и совсем не знает, что такое выживать по-настоящему. Уэда даже не догадывается, что ждёт их банду. Впереди только дорога. Дорога в Ад. Ну что ж, во всяком случае, он уже знает, что на ней главное — не останавливаться. Новенький появился будто из ниоткуда, но создавалось впечатление, что все его знают. Такое обманчивое ощущение шло откуда-то изнутри, нашёптывая, что это не чужак. Он всегда был к месту, он всегда мог достать выпивку или вовремя заржать над шуткой. Он не боялся драк, и очень скоро всем стало казаться, что так было всегда. Всем, но только не Каме. Диким зверёнышем он постоянно следил за Аканиши, потому что не доверял. Его шестнадцатое чувство забило тревогу с самой первой их встречи, одного взгляда на новенького хватило, чтобы сосущий голод прижался изнутри к рёбрам, а освободившееся пространство заволокло жгучим холодом. А Аканиши улыбался. И вот так, с улыбкой на лице, он за два месяца занял место рядом с Ним. И Каме каждый раз старался подобраться к столу так, чтобы оказаться между ними. Он продолжал есть кусочки из рук, но теперь приходил не ради них. Как и в пустых комнатах, сейчас он защищал, становился преградой. Это было сложным чувством, может, шестнадцатым, может, семнадцатым, но его уверенность в собственной правоте была абсолютной. Нельзя позволять Аканиши приблизиться к Нему. Каме улыбнулся неожиданно лёгкой улыбкой и решительно вышел из захламлённой комнаты. Дьявол не так страшен, как его обычно представляют. Он открыт, улыбчив и харизматичен. И ему пора вернуться в Ад. Каме прошёл мимо молчаливого Уэды и, поймав его взгляд, подмигнул. Он улыбался, словно сообщая всем, кто его знает: «Сегодня я собираюсь снова удивить вас, парни». Увидев эту улыбку, остальные заулыбались тоже. Напряжённость, давившая на банду последние несколько дней, вдруг рассеялась, словно туман. С ними был Каме. Каме ведёт их. Тот, кто находится рядом с легендой, сам отчасти становится ею. Неважно, куда ведёт дорога под колёсами их байков, главное, чтобы на ней можно было не сбавлять скорость. Пистолеты, боккены, цепи, бейсбольные биты — всё шло в ход, они все были вооружены согласно своим предпочтениям, и даже Каме, который обычно обходился без оружия, сегодня взял с собой кручёную верёвку с завязанными на ней узлами. Встреча двух банд состоялась как бы случайно. И все делали вид, что это именно так, хотя и знали об обратном. Моторы мотоциклов рычали рассерженными хищниками, взгляды были полны презрения, а по трёхметровому свободному промежутку между ними сейчас бы не решилась перейти дорогу даже кошка. Лидеры банд обменялись сдержанными холодными кивками, в которых сквозило: «Мы оба знаем, зачем мы здесь», если смотреть со стороны, и «Мы уже знакомы и знаем, зачем мы здесь», если заглянуть в их мысли. Обмен взглядами закончился, наступило время переговоров. Каме медленно перекинул ногу, поставил свой мотоцикл на подпорку и, поигрывая верёвкой с узлами, беззаботно направился прямо к главарю «Ангелов». «Черепахи» не особенно удивились, они видели и не такие выходки в исполнении своего лидера, а вот «Ангелы» такой вариант развития событий на фоне бейсбольных бит, кастетов и оружия явно не ожидали. И всё же, повинуясь какой-то разлитой в воздухе неясной силе, они расступались перед ним, освобождая дорогу. Каме беспрепятственно дошёл до своего оппонента и простым, немного детским жестом протянул ему на раскрытой ладони верёвку. — Не напомнишь, где я её потерял? — Аканиши небрежным жестом взял верёвку и затянул её на руле своего мотоцикла. Каме вздрогнул от издёвки, как от удара кнутом. — На шее… На Его шее… — прошептал он. — В этот раз я постараюсь её не забыть. Сегодня. В полночь. У реки. Сильнейшая банда останется здесь, проигравшие уйдут. Те, кто останутся в живых. Каме рассеяно кивнул, прислушиваясь к собственным мыслям. В его взгляде снова не осталось никакой напряжённости, лишь задор и лёгкость. Именно с таким взглядом он и вернулся к своим товарищам. «Черепахи» и «Ангелы» разъехались в разные стороны, чтобы снова встретиться в полночь. Весь вечер Каме избегал встречи с Уэдой, а потом и вовсе заперся со своим мотоциклом, впустив к себе только молодого новичка Юю Тегоши, когда тот, запыхавшись, прибежал с каким-то свёртком. Из гаража они вышли перед самым отъездом, и Уэда так и не получил возможность поговорить с Каме. Банда собралась, и Каме возглавлял её, всем своим видом обещая бой, какого ещё не бывало. Уэда ехал во втором ряду и мучительно пытался понять, что не так. Что-то странное, какая-то деталь на краю сознания выбивалась из правильной картины и пыталась обратить на себя внимание. Наконец петляющая по городским закоулкам дорога вывела байкеров к реке и пошла по прямой вдоль течения. Впереди замерцали отблески фар едущих навстречу мотоциклов. Каме, казалось, начал разгоняться до скорости света, даже не думая притормаживать. «Черепахи» неслись за ним, выжимая из своих байков максимум скорости. Навстречу им неслись «Ангелы». Ближе. Ещё ближе. «Каме не собирается тормозить. Каме не собирается сворачивать». Эта мысль озарила внезапно ставшие ясными мысли Уэды и прошила насквозь, словно электрический ток. Судя по всему, это же озарение настигало каждого из их банды — это было понятно по лёгкой заминке в звуке моторов, после чего скорость возросла ещё на доли нереального. Они все были готовы следовать за Каме куда угодно транзитом через Ад. Уэда понял это, когда внезапно обратил внимание, что и сам продолжает выжимать самоубийственную скорость. Никто из их банды не притормозил и не свернул в сторону. Когда они все поняли, куда ведёт их Каме… Никто. Уэда почувствовал подступивший к горлу комок. Умирать страшно. Но предать Каме, предать легенду — ещё страшнее. «Ангелы» слишком поздно поняли, что «Черепахи» не остановятся. Их ряды сломались, они старались свернуть в сторону, сойти с убийственной траектории, но не успевали. Лишь Аканиши, сжав зубы и прищурив горящие ненавистью глаза, продолжал ехать навстречу Каме, который смотрел на него чистым, открытым взглядом, в котором не было ничего, кроме жалости. Пятьдесят метров. Сорок. Уэда пригнулся к рулю и внезапно понял, что показалось ему странным: очертания мотоцикла Каме. Они изменились. Уэда присмотрелся, и секунды растянулись в часы, достаточные, чтобы осознать, что к мотоциклу Каме с двух сторон прикручена взрывчатка. Ни единого шанса. Ни единого шанса выжить при прямом столкновении. Время снова сжалось в горошину, и безжалостный отсчёт возобновился. Десять секунд до столкновения. Уэда закричал, срывая голос, и направил свой мотоцикл прямо в мотоцикл пытающегося свернуть с дороги амбала, судя по всему — заместителя лидера «Ангелов». Слишком медленно. Пять секунд. Ужас в глазах. Четыре секунды. Падающие мотоциклы, переломанные кости. Три секунды. Боевой крик «Черепах» над водами реки. Две секунды. Дорога перед глазами пустеет и становится прямой и ровной. Мотоциклы мчатся прямо по дороге в Ад. Одна сек…