***
Лелиане всегда нравилось смотреть на эльфов. Она способна увидеть красоту в существе любой расы, но всё же, если говорить о личных предпочтениях, никогда не была поклонницей огромных волосатых мужиков, чью внешность часто принято считать эталоном мужественности. Она предпочитает хрупкую красоту, нежность, изящество линий — всё, что куда чаще встречается у женщин... и эльфов — любого пола. Ферелден — страна приземлённая. Здесь в почёте грубая простота и естественность, здесь фыркают на дам, по орлейской моде удаляющих с тела волосы, и отпускают в адрес мужчин, предпочитающих подобных дам, шутки о неспособности справиться в постели со взрослой женщиной. Лелиана не видит ничего зазорного в желании наслаждаться гладкокожим любовником или любовницей, и дело вовсе не в порочной страсти к «нераспустившимся бутонам». Гладкие, стройные тела эльфов без малейшего намёка на какую-либо растительность вызывают скорее мысли об истинной, не прикрытой даже такой ничтожной малостью наготе. Есть в этом что-то... восхитительно-непристойное. Из всех женщин в отряде, впрочем, она единственная, кто задумывается о таких вещах. Морриган, выросшая на своих болотах, поразительно невежественна во многих вопросах, хотя и умеет так себя подать, что в глаза очарованным мужчинам не бросаются ни лохмотья, заменяющие ей нормальную одежду, ни по-ведьмински неопрятные ногти (в самом деле, коли возишься с въедающимся в кожу варевом, хоть состригай их вовремя, что за дикость), ни манера мазать на веки краску густым слоем, словно пятилетняя девочка, украдкой залезшая в мамину шкатулку. Леди Эдукан же... Когда леди Эдукан впервые раздевается при ней, Лелиана вынуждена несколько раз напомнить себе, что таращиться некрасиво. И неосмотрительно. Если в броне она кажется похожей на угловатую каменную статую, то без оной приобретает умилительное сходство со сдобной булочкой. Она широка и полнотела, и кажется, что тронешь её — и она будет волнительно-мягкой, словно избалованная аристократка, лениво угощающаяся пирожным с нежнейшим кремом, возлежа на мягкой перине. Словно и не скрываются под округлыми плечами и мягкой складкой животика стальные канаты мышц. Но первое впечатление обманчиво, и образ изнеженной пухлой аристократки сменяет другой — образ крепкой, двужильной крестьянки, полощущей бельё на мостках. Его из головы выгнать уже сложнее, особенно когда леди Эдукан заканчивает разоблачаться и, не мудрствуя лукаво, с равным усердием изводит кусок мыла и на себя, и на одежду. Движения её полностью лишены изящества, они по-солдатски скупы, гномка не красуется, не думает о сторонних наблюдателях, она просто смывает трудовой пот и заодно стирает в реке поддоспешник. И стыдно пусть станет тому, кто дурно об этом подумает. Лелиане стыдно, но она продолжает украдкой наблюдать за ней. Леди Эдукан так далека от тонкокостных эльфийских дев, насколько это вообще возможно. И — о ужас! — об «истинной наготе» Лелиана может забыть сразу, потому что и руки, и ноги гномьей принцессы покрывает светло-рыжая поросль, достаточно заметная на бледной коже, чтобы её невозможно было списать на обман зрения. То же, что творится у неё меж полных ляжек, и вовсе в сердцах стоило бы обозвать «вороньим гнездом» и заречься соваться туда с чем-то иным, кроме садовых ножниц. Неужели, думает Лелиана, гномы настолько равнодушны к подобным вещам? Неужели ни у кого из них не было наземных любовниц, с которыми они могли бы сравнить такую кошмарную неопрятность? Или же гному-воину это простительно, будь он хоть тысячу раз принцессой? Однако возмущение её получается каким-то вялым. И, несмотря на по-осеннему холодную уже воду, Лелиана чувствует, что ей становится жарко. И всё сильнее хочется встать на колени, в мягкий речной ил, и бережными касаниями заставить её благородную госпожу раскрыться навстречу истинному наслаждению и узнать, что ни один из её любовников-гномов, сколько бы их там ни было, ничего не стоит по сравнению с умелыми пальцами и проворным язычком одного хорошо обученного орлейского барда. И представляет себе Лелиана уже не такую непривлекательную вещь, как воронье гнездо, но цветок чертополоха, прячущий под бронёй из колючек нежные розовые лепестки. Для кого-то по-настоящему терпеливого и внимательного. Для неё. Ласкать её, вдыхать запах, рождённый сочетанием свежего пота и самого дешёвого мыла, бережно касаться тяжёлых грудей — так бережно, как касаются их сейчас солнечные лучи, вполне возможно, впервые в своей жизни, и разумеется, они будут нежны, ведь никак нельзя оставить ожоги на этой бледной, непривычной к дневному свету коже... Быть нежной, да, но ровно до тех пор, пока не настанет пора быть настойчивой — когда её благородная госпожа будет изнемогать от её прикосновений, доказать, что нет того, чего она не смогла бы сделать для своей госпожи, заставить познать блаженство, сделать счастливой... И плевать, на самом деле, что в трёх шагах от них вычёсывает из волос репьи ведьма из Диких земель.***
Теперь, когда от её прежних предпочтений остаются рожки да ножки, Лелиана может, не отвлекаясь на внутреннее изумление, видеть, как сия участь не минует некоторых их спутников. Восторг Алистера виден невооружённым взглядом. Он таскается за леди Эдукан хвостиком, преданный, словно щенок. Она и треплет его по голове в точности тем же жестом, что и своего пса — и снисходительности жеста этого ничуть не умаляет то, что дотянуться до его макушки она может, лишь когда он сидит на корточках, занятый разведением костра. Она улыбается его неуклюжим попыткам заигрывать с ней, благосклонно принимает робкие дары. Добродушно посмеивается над мальчишкой, когда он, возмущённо сопя и косясь на нового члена отряда, выспрашивает, как же она относится к этому наглому эльфу. Ревность его настолько очевидна, что её, кажется, можно руками потрогать. Равно как и очевидно, что леди Эдукан видит в нём не мужчину, но скорее пресловутого щенка мабари — трогательный в своей искренности, неопытный и, пожалуй, нуждающийся в дрессировке. Однажды Алистер наконец решается и, отчаянно стесняясь, подходит к ней для интимной беседы. Беседа эта, как ни странно, заканчивается тем, что леди Эдукан берёт его за руку и уводит в свою палатку. Проводят они там не очень много времени — ужин успевает свариться, но не успевает остыть. Алистер краснеет и прячет глаза весь остаток вечера. Леди Эдукан смотрит на него с поистине материнским терпением и нежностью и предупреждающе хмурит брови — Зевран проглатывает готовую сорваться с губ ехидную реплику и подмигивает гномьей принцессе. Спустя пару дней он будет ненавязчиво — насколько к нему вообще применимо это понятие — давать Алистеру ценные советы. Лелиана не ревнует. Она не слепая и, в отличие от влюблённого мальчика, видит, что они разного поля ягоды, и связь их будет длиться лишь до тех пор, пока она не причиняет неудобств леди Эдукан и не отвлекает Алистера от более важных вещей. А Зевран и вовсе замечательно умеет понимать намёки, и парой игривых реплик, так взволновавших юного Серого Стража, их с леди Эдукан «неуставное» общение и ограничивается. Иными словами, скорее уж она начала бы ревновать свою принцессу к Стэну. При всей абсурдности этой картины.***
Леди Эдукан, как и можно ожидать от гномки, не больно-то хорошо разбирается в вопросах магии, но иногда этого требуют обстоятельства. Благообразная пожилая дама из Круга готова подсказывать ей, буде возникнет потребность, но с Винн у гномьей принцессы не выходит дружбы. Она выказывает ей должное уважение, почтительно выслушивает советы, кивает, улыбается и уходит, оставляя старушке приятное чувство собственной значимости и мудрости. Она считает леди Эдукан хорошей, ответственной девушкой, почти не нуждающейся в наставлениях, и даже не слишком сильно журит её за неуставные отношения с собратом по ордену. Если леди Эдукан нужно мнение эксперта по магическим вопросам, она идёт к Морриган. И дикая лесная злючка, что удивительно, смиряет норов, и тратит своё — ах, разумеется, невероятно ценное! — время, чтоб растолковать ей всё так подробно, словно назавтра леди предстоит самой повторить эти фокусы. Иногда Лелиана думает, что мастерство гномьей принцессы оказалось достаточно велико, чтобы и ведьму из Диких земель заставить есть с её ладони. Когда они впервые оказываются в Башне Круга, Морриган морщит нос и раздражённо говорит о бесхребетных магах, добровольно согласившихся на заточение. Презрительно скривившись, предлагает им получить ту смерть, какую для них выбрали хозяева. Леди Эдукан берёт её за руку. — Морриган, — говорит она, — ну чего ты? Морриган отступает на шаг, хмурится. — Ах, — раздражённо бросает она, — поступай как знаешь! Улыбку на лице леди Эдукан не посмел бы назвать неискренней никто из живущих. — Спасибо, — благодарит она. Морриган дёргает плечом — «мне всё равно». Лелиана не слепая и видит, что вовсе нет. Много позже этого гномья принцесса приходит в ведьмин шатёр и торчит там до самого ужина. А потом делает так вновь и вновь. Ветер доносит до дежурящей у костра Лелианы беспечный смех, временами — обрывки жарких споров. Алистер тоскует и переживает, не понимая, что интересного может находить в беседах с язвительной дикаркой его ненаглядная. Когда он решается спросить, леди Эдукан пожимает плечами — «а что непонятного?». Лелиана начинает замечать, что ведьме с гномкой теперь достаточно перекинуться парой взглядов, чтобы прийти к единому мнению. Вдобавок, Морриган больше не возмущается, что Серые Стражи «норовят снять с деревьев всех несчастных кошечек» — леди Эдукан хватает один раз сказать о создании правильного впечатления у толпы и ещё один раз — попросить не обсуждать действия командира при посторонних. Она просто укрощает её, думает Лелиана. Делает так, чтобы ведьма была нам полезна. Но глаза леди Эдукан, отправляющейся на вечерние посиделки с Морриган, лучатся искренним интересом, и на душе у Лелианы не становится спокойнее.***
— Лелиана, — говорит гномья принцесса голосом, полным материнской заботы, — ты бесценная подруга. Ей очень хочется верить, особенно когда она смотрит вот так и говорит ровно то, что ты хочешь услышать. Хороший командир знает, как важен боевой дух его солдат. А что он думает на самом деле — знает лишь он сам, да, возможно, пара ближайших друзей, которым он по-настоящему доверяет. — Спасибо, — улыбается Лелиана. — Ни от кого другого мне не было бы столь приятно слышать подобное. Леди Эдукан улыбается в ответ, кивает и отходит к костру. Треплет Алистера по макушке, что-то отвечает на реплику Винн. Через некоторое время, можно биться об заклад, пойдёт к Морриган, «потрепаться перед сном». Лелиана не думает, что у них что-то есть — леди Эдукан довольно равнодушна к женщинам. Но она многое отдала бы за то, чтоб оказаться сегодня на месте ведьмы из Диких земель.