Тесно

Кагеяма занимает всё место, примоститься рядом не представляется возможным — разве что запаковать себя в одну из коробок. Времени не остаётся, и выход в доли секунды находится сам. Не каждый день выдается возможность посмотреть на Кагеяму сверху вниз, и уж тем более — настолько близко. Хината даже растерян, но не может сказать ровным счётом ничего, иначе выдаст их обоих, и тогда ему уж точно несдобровать. Они обездвижены голосами, шуршанием, шагами и скрипом дощатого пола, им нельзя раскрывать себя. Потому что знают — на уроке английского в волейбол играть не положено. — Давай эту корзину сюда, — говорит грубый мужской голос, постепенно приближаясь. — Поменяем её с этой. Раздаётся неприятный грохот, по полу проносится лёгкая вибрация. Голоса что-то говорят друг другу, потом — шарканье в сторону двери. Казалось бы, отличный шанс по-тихому смыться, но снова гремит где-то рядом, что от неожиданности Хината вжимает голову в плечи и чувствует под собой, как вздрагивает Кагеяма. Если бы они заранее знали, что сюда войдут рабочие, не пришлось бы прятаться и вовсе. Но выходить сейчас... Разве это не будет выглядеть странным? Они оба думали, что прогулять урок в спортивном зале было неплохим вариантом, но никто из них и представить не мог, что замена инвентаря — или чем там занимаются эти странные люди? — будет именно сейчас. Хината вздыхает. Его тело начинает ломить от неудобной позы, приходится переминаться с руки на руку, чтобы не лечь сверху на Кагеяму. Тот, как будто уловив ход чужих мыслей, предостерегающе щурится и одними губами произносит: «Только попробуй». Они находятся в самом углу подсобки, под одним из стеллажей, у которого отсутствует пара нижних полок. Нагромождение коробок с кучей спортивного инвентаря служит прикрытием, но если их вдруг решат переставить, то... Голос становится громче, шаги приближаются и затихают совсем близко. Хината, приподнявшись, может различить даже лицо говорящего, но, боясь быть замеченным, всё же опускает голову вниз, над плечом Кагеямы и упирается на локти, почти укладываясь на него сверху. — Я не могу уже! — обиженным шёпотом поясняет он, и Кагеяма, раздражённо хмыкнув, больше ничего не говорит. Они снова замирают и ожидают, что будет происходить дальше. Хината чувствует запах футболки Кагеямы — какой-то свежий кондиционер. Переводит взгляд на его шею, ухо, взмокший висок и снова на шею — рассматривает. Воротник немного завёрнут, гладкие волосы в едва различимом беспорядке. — Прекрати, — шипит Кагеяма. Вздохнув, Хината снова прислушивается к чужому разговору. — И раз, и два, — подняли! — Подожди, я сейчас. — Да чтоб тебя! Топот по полу неприятным стуком отзывается в ушах, и Хината слышит, как цокает Кагеяма. Внимание снова привлекает его лицо — недовольное и хмурое, и вдруг непреодолимо хочется всмотреться Кагеяме в глаза, тем более ситуация позволяет. Тёмная синяя радужка и чёрные ресницы, холодный прищур и неожиданно брезгливое: — Отодвинься. — Куда? — раздражённо спрашивает Хината, упрямясь. — Куда-нибудь, — гневно бросает Кагеяма и кладёт ладонь ему на лицо, отодвигая, но неожиданный грохот заставляет замереть его с рукой у лица Хинаты, вызвав неловкую паузу. Приходится успокоиться. Хината вновь склоняется над Кагеямой, подпирая голову рукой. Он понимает, что тому надоедает лежать прижатым к полу, но ничего, кроме как немного выгнуть поясницу, Кагеяма сделать не может. И заметно психует ещё больше, так как движения совсем уж ограничены. Тут возвращаются шаги, и первый голос спрашивает: — Порядок? — Отлично всё. Сейчас маты подвезут, забыли. — Подождём. — Мяч давно кидал? Они смеются, а Хината вдруг охает, когда чужие пальцы сжимают его бока и тянут вниз. Он не сразу понимает, что от него требуют, и сперва настойчиво упирается, но замирает, встречаясь с гневным взглядом. — Отодвинься, — повторяет Кагеяма, и Хината повинуется, досадуя на весь свет. Утыкаясь лицом в номер девять на футболке, Хината вдруг осознаёт, что так — очень неловко, что такая близость слишком дурацкая, что этот идиот лучше ничего не мог придумать, и, притираясь, поднимается обратно. Кагеяма ругается достаточно громко, но их никто не слышит. — Ты тупой, — выговаривает он и в отместку хватает пальцами за нос, отворачивая надоедливое лицо от себя. — Хватит ёрзать! — Придурок что ли, — в тон ему отзывается Хината и ударяет его по руке, не забыв больно пихнуть в плечо. — Заткнись, из-за тебя нас заметят! — Будешь ёрзать, то заметят лужу крови, которая образуется на твоём месте. Достал. — Сам-то лежишь, тебе удобно, — начинает давить на жалость Хината и снова толкает того в плечо. — А мне — не ложись, не ёрзай, не смотри! Тупорылый. Когда Кагеяма немного прогибается в спине, припечатываясь к нему вплотную, Хината шикает и намеревается тыкнуть его снова, но Кагеяма перехватывает его руку и разминает затёкшую спину. Копошение Хинату бесит, но вопреки всему он затихает, с глупым видом уставившись на удовлетворённое лицо Кагеямы. Своё собственное начинает гореть до самых ушей, вмиг становится жарко, обжигает запястье, за которое схвачен цепкими пальцами, и он запинается на первом же слове. — Что? — недовольно переспрашивает Кагеяма, но Хината не отвечает, делает глубокий вдох и жмурится. Тело кажется тяжелее, держать его навесу становится невозможным, а прижиматься к не менее жаркому телу Кагеямы теперь как-то стыдно. Со стороны выхода разносятся гулкие удары мяча, громкие выкрики и смех. Скрип подошвы по паркету, хлопок мяча при нижнем приёме — эти звуки Хинате хорошо знакомы. А под ним — глубоко дышащий Кагеяма и эти его странные телодвижения. — Как же ты достал... — Что ты опять начинаешь? — заводится Хината. — Чья это вообще была идея, идиот? — А ты согласился, нечего теперь тут на меня всех собак спускать! — Какой же ты тупой! — Кагеяма больно тянет его за волосы, пока шипение не превращается в откровенный рык. — Пусти, — ударить по надоедливой руке не составляет труда, но Кагеяма не сдаётся. Приходится повторить: — Пусти, кому говорю! Полностью сосредоточившись на освобождении, Хината давит на лежащего под ним Кагеяму всем весом, а тот в отместку подтягивает ноги и коленями сдавливает его бока. Хината прогибается и упирается затылком в нижнюю планку стеллажа. Недовольный, смотрит в злющие синие глаза и сгорает от злости сам. Этого дурака надо просто голыми руками душить! Поза выходит неудобной, шея быстро немеет, зато Кагеяма торжествующе смотрит на него и одним только взглядом как будто выговаривает: «Так-то тебе...». Негласный позыв к новой «драке», которая до смешного нелепа в их положении, Хината принимает и, чтобы неповадно было, назло старается прилечь к Кагеяме поближе, так и сяк прилипнуть, но тот упирается руками — не подпускает. И хмыкает. — Чтоб тебя! — шёпотом ругается Хината, вновь вступая в борьбу, которая практически сразу обрывается, так как голоса рабочих внезапно оказываются практически над ними. — Тут старые маты, я не заметил. Их нужно выносить? — Зачем? Оставим. Не наше — не берём. Давай, клади сюда. И — раз! Раздаётся глухое и тяжёлое «пфупх», сотрясающее пол. Шаги — топающие и лёгкие — рядом, совсем рядом, голоса наклоняются к ним ниже, и ниже, становятся совсем громкими, и Хината физически ощущает, как напрягается под ним Кагеяма. Проходит не больше минуты, прежде чем разговоры становятся тише, но никто не смеет и дёрнуться. Хината оживает первым, приподнимается на локтях и неверящими глазами заглядывает Кагеяме в лицо. И рассматривает, как будто заприметил что-то впервые. Кагеяма отводит взгляд, хмурый и смущённый, но молчит и не ругается, словно признаёт вину и своим бездействием себя наказывает. Хината же продолжает оглядывать его щёки, взмокшую чёлку, поджатые губы, строгий излом бровей, чем накаляет ситуацию до неприличного. — Много там ещё? — Не-а. Два осталось. Это последняя школа? — Вроде да. — Заскочим на обратном пути за хлебом? Никто не двинется. Хината всё также продолжает в замешательстве осматривать взволнованное лицо, Кагеяма же — упорно это игнорировать. Жарко. От этой — чёрт бы её побрал! — близости жарко! Наконец, Кагеяма, осторожно, пальцами цепляет Хинату за футболку на спине и неспешно так, лениво, оттягивает назад. Хината поддаётся, растерянно смотрит на чужую открытую шею, переводит взгляд в пол над чужим ухом. Рассматривает пыль и молчит. — И раз! Глухой хлопок не выводит Хинату из затопившего смущения, из неразборчивых мыслей, из эдакого транса. Он не предпринимает попыток прижаться вновь, только нервно облизывает свои губы. Он понимает молчание Кагеямы — скорее раздосадованное и виноватое, чем действительно смущённое, хотя и не без этого. Но упрямо сидит сверху, ощущая чужой стояк, и взволнованно дышит, глядя куда угодно, но не на Кагеяму. Спустя минуту, Хината перебарывает себя и вновь переводит взгляд на потное лицо, напряжённое, хмурое и уже не такое злое. — И — опускаем! Пух! Лопнувший звук раскатом понёсся по полу, и Кагеяма непроизвольно вжимается в чужое тело. Хината почти хнычет — он не знает, что делать и как так произошло. Он ёрзает и пытается сползти на пол, отодвигается, но не находит выхода, прижимается вновь, но не успокаивается. Кагеяма раздражённо останавливает его, и Хината послушно опускается на локти, оказываясь со строгим лицом совсем близко. Они могут чувствовать дыхание друг друга — тяжёлое, сбивчивое, несмелое. Хината переводит взгляд на едва мокрые от слюны приоткрытые губы и облизывает свои собственные. Слышится скрежет и хлопок дверцы автомобиля — закрыли багажник. Но никто даже не шелохнётся, оба обездвижены друг другом. И только когда становится совсем тихо, Хината первый произносит: — Кажется, уехали... Кагеяма кивает, сдержанно и сосредоточенно, но не двигается. Не двигается и Хината, продолжая лежать сверху и рассматривать его лицо. Кагеяма облизал свои губы уже восемь раз — Хината считает. Сделал четыре непростительно шумных выдоха. Два раза едва заметно ёрзал под ним. И больше ни разу не отодвинул его. Проходит ещё несколько минут. Становится немного прохладнее. Слышится звонок с урока, облетающий всю школу, и всё наполняется голосами — шумными, кричащими, где-то в отдалении. Хината вновь повторяет за Кагеямой — облизывает свои губы и сглатывает. — Как думаешь... Учитель ругался? — спрашивает он. Кагеяма отвечает не сразу: — Не знаю... Замешательство во взгляде, хмурый вид и опять облизывает губы. Хината психует и ладонью зажимает его рот, до смешного грозно предупреждая: — Не делай так! И Кагеяма впервые за всё это время усмехается.