Dark Grange

POV Taylor

Я ничего не понимаю и мало что помню. Психика отчаянно намекает мне, что лучше бы и не вспоминать. Защитная реакция. С трудом вспоминаю даже своё имя. Отрывки последних недель периодически вспыхивают в голове, от них не становится легче. Вспышка. Брюнет с намеками на седину восседает в кресле, как на троне, в его руке сигара. Я рядом, как собака. Боже, я и есть собака. Кожаный чёрный ошейник туго обтягивает мое горло, цепь поводка в сильной руке натянута. Мужчина подтягивает меня ближе. Сигара тушится об мою кожу. В нос бьет запах горелой плоти, мерзкий въедливый запах. Я не кричу. Он сказал не кричать. Комнату пронзает его дикий самодовольный хохот, в глазах безумие. Я не смотрю ему в глаза, ведь он сказал не смотреть. Вспышка. Милый доктор, очень милый доктор накачивает меня снотворным и ещё каким-то дерьмом. Забвение притягательно, в нем комфортно. Ты спишь и тебя просто нет. Что может быть сейчас лучше отсутствия себя? Чем больше я не сплю, тем больше вспоминаю, сегодня эти яркие чудовищные отрывки меня уничтожили. Потому я сидела в ванной с ножом. Убежала и сейчас сижу в своей спальне, забившись в угол, как мышь, обхватывая голову руками. Из глаз текут слёзы, соленый поток слез. Как же я хотела бы не помнить, но картинки приходят в сознание, уничтожая последние нервные клетки. - Тейлор… - Мэтт смог открыть дверь отверткой, хотя я её заперла изнутри, он медленно подходит ко мне, словно я дикое животное. - Нет, нет, нет… - я больше ничего не могу сказать, мне кажется, что я ничего и не говорила последние недели, но никто меня не слышал. Всем было плевать и все делали, что хотели. Сопротивление было бесполезным, болезненным и бессмысленным. Он касается моего плеча, присев передо мной на корточки. Я вжимаюсь в стену, истерички отбрасывая его руку, и остервенело мотаю головой. Каждое касание болезненно. - Я не причиню тебе вреда, - шепчет он, отдёргивая руку, его глаза рассматривают мое лицо, в них мелькают искорки жалости. - Хуже уже быть не может, - так же тихо отвечаю, мой голос дрожит, слова прерываются всхлипами. Пусть он скажет сейчас, что я сама виновата в том дерьме. Я сама залезла в свой собственный гроб, я сама закрыла крышку. Я чертовски ошиблась в своём нежелании жить. Оказывается, когда смерть и страдания близки, как никогда, все нутро кричит, что жить хочется. Поняла я это поздно. После того, как меня многократно коснулись так, как я не хотела, те, кому я сейчас готова лишь смерти пожелать. Богатенькие извращенцы, для кого чужая жизнь, тело, достоинство это лишь вопрос цены. - Мне жаль, - он находит только эти слова. - Убей меня, просто убей меня, - я обхватываю колени руками. Как можно желать дальше существовать после всего? Как можно дальше хоть что-то делать? Мэтт уходит, оставляя меня дальше трястись на полу, как побитую псину. Действительно, чем он может помочь? Я захлебываюсь слезами дальше, от бесконечных рыданий начинаются рвотные спазмы. Если ад и существует, то это мой разум сейчас. - Сделай выбор, Тей, - Мэтт возвращается, в его руках тот самый нож, которым я была намерена вскрыть себе вены. - Его нет. - Он есть всегда. Если хуже быть не может, то может быть будет лучше? Подумай об этом. А если нет, то можешь хоть сейчас это сделать. Решать тебе, это твоя жизнь и ты превратила её в ад, - его голос решителен и твёрд. - Если кто-то узнает, если хоть кто-нибудь… - У тебя есть деньги. Друзья, которые готовы помочь всем, чем могут. Дом. Петал. Даже я готов тебе помочь. - Зачем? - я не понимаю, зачем ему помогать. Мы переспали один раз, он незнакомец и проходимец, или я тут проходимец, черт знает. - Я догадываюсь, что тебя столкнуло, где ты повернула не туда, я сам был на грани, только я смог себя спасти, ты же столкнула себя с обрыва. Позволь тебе помочь. - Зачем… - Ты мне нравишься и мне тебя жаль. Жалость. Это чувство не оскорбляет, хотя раньше я бы отреагировала на подобные слова гневом. Сознание отупело, реакции не те, что были раньше. Мэтт оставляет нож на прикроватной тумбочке и уходит, прикрыв за собой дубовую дверь. Я смотрю на сверкающее в свете ночной лампы лезвие. Оно манит. Сейчас будет легче. Пара минут мучений и боли, зато потом это все больше не вернётся. В рай не попаду, да и к черту этот рай. Нож оказывается в ледяных ладонях, но даже сейчас, на грани страданий, на пике безумия, инстинкт самосохранения против смерти. Все держится на соплях, на ниточках и веревочках, но держится. - Не будь тряпкой, - рычу сама себе, настраивая себя на один верный исход. Он мне кажется верным, как луч света в этой тягучей тьме боли. Пальцы решительно сжимают острый нож и подносят его к запястью левой руки. Нужно резать вдоль, а не поперёк, чтобы наверняка. Чтобы точно закончить этот ад в моей голове. Я надавливаю лезвием на бледную кожу, сквозь которую четко виднеются фиолетово-синие прожилки венозной системы. Зажмуриваюсь. Нужно только сделать ещё пару движений. Пару. Кровь хлынет потоком, скорая не успеет приехать. Крови будет очень много. Нужно посчитать до трёх, нужно решиться в конце концов хоть что-то взять под контроль, собрать крупицы смелости напоследок. И не будет ничего. Не будет больше этих воспоминаний, этих унижений, бесконечного потока боли в голове. Один. Два. Три. Я чувствую, как что-то холодное утыкается в мою босую ногу. Тихое пронзительное вкушением врезается в мои барабанные перепонки. Нож падает из дрожащих рук. - Эгоистка, - шепчу сама себе, истерический смех вырывается из груди. Не хватило смелости или намёк от вселенной был решающим? Моя трусость сделать решающий шаг или желание попробовать жить дальше, потому что есть ради кого и с кем? Я не знаю. Петал бросается мне в руки, её скулёж не прерывается. Она облизывает мое соленое от слез лицо, перебирая тощими лапками. Плюшевая. Я обнимаю собаку и отрешенно целую её в нос. - Я попробую, я обещаю попробовать. Она недовольно и даже агрессивно лает мне в лицо, словно отчитывая. О, детка, отчитывать нужно было раньше, когда я только начинала влезать в дебри наркоты, в дебри, полные доверху пороками и грязью. Я аккуратно ставлю собаку на пол, держу год в руки и медленно выходу из комнаты. В коридоре у двери стоит Мэтт, в его глазах мелькает облегчение. - Ты?.. - Я попробую, - я не смотрю ему в глаза, не могу осмелиться, смотрю в пол, протягивая ему нож. Пусть он уберёт его куда подальше, пока новая волна безумия и воспоминаний не начала меня звать на другой конец света. Вспышка. Слёзы застилают мне лицо, я бесконечно рыдаю, пытаясь освободить свои руки из наручников. Мужчина смеётся и даёт мне пощечину. Ему нравится причинять боль, ему нравится доминировать и унижать. Только его пристрастия не укладываются в рамки законодательства. Куча денег развратили его суть и позволили вкусить запретный плод вседозволенности и могущества. Я пытаюсь вырваться, когда он грубо нагибает меня над столом. Ответ приходит резкий, сильная рука впечатывает меня носом в стол. Слышу хруст собственного носа и чувствую, как теплая кровь пачкает мне лицо. Я кричу, боже мой, как я кричу. Но Бога сейчас нет, а если бы он был, он не допустил бы. Но он допустил. - Да заткнись же ты! - рявкает брюнет, расстегивая ширинку дорогих брюк. Его руки раздвигают мои дрожащие ноги. Толчок. Боль теперь везде. Нос горит адским пламенем, но садист лишь сильнее вдавливает меня лицом в стол. Он не заботится о темпе, ритме. Ему насрать, если я захлебнусь кровью здесь и сейчас. Я вою, но звукоизоляция слишком хорошая, меня никто не услышит. Как и все прошедшие в пытках дни. - Ты у меня закроешь рот.. - тихо рычит мужчина, стаскивая меня на пол за волосы. У меня нет сил сопротивляться, мне не дают наркоты, никаких допингов, только если я себя буду хорошо вести. Но я себя хорошо не веду. Остатки бравого характера ещё теплятся в сознании, потому я борюсь и не превращаюсь в послушную подстилку. Брюнет ставит меня на колени. Его глаза жестоки и безумны, в них живет садисткая похоть. - Сука, любишь рот открывать? - он пытается засунуть член в рот. Но я отворачиваюсь, сжимаю зубы. Его это бесит, но одновременно возбуждает ещё сильнее. Он усмехается и второй рукой сжимает мой кровавый сломанный нос. Я снова кричу от боли. Он пользуется моментом и его бёдра делают толчок. - Сука, только попробуй укусить, - животное рычание со стоном прерывает мой скулёж. Я хочу бороться. Но чувствую, как он прислоняет к моему виску пистолет. Вспышка. Мои губы начинают дрожать. Таких отрывков десятки, они разрывают подсознание, они роем кружат и нападают. Яд их жал сводит с ума, снова начинается паника. Чувствую себя затравленными зверем. Я не знаю, сколько можно реветь, слёзы никак не заканчиваются. Мэтт реагирует мгновенно, он убирает нож в нижний ящик комода, пока не случилось страшное. - Блять, Тейлор… - он мотает головой и заключает меня в свои объятия. - Ты представить себе не можешь, что там происходило… - решаюсь ему довериться, потому что хуже уже точно не будет. На первых секундах его объятия вызывали панику. Но в них тепло.