Омерзительно нравится.

Мидосуджи никогда не думал, что сможет влюбиться в кого-то, а если и сможет, то полюбить его в ответ невозможно. А даже если любовь окажется взаимной, то будет очень трудно сойтись. Встретив невзрачного парня в очках, Акира не мог и предположить, что они не только найдут общий язык, но и начнут встречаться. Мидосуджи ненавидел слово «встречаться», никогда его не использовал и не собирался. Никогда не называл Оноду своим парнем и не собирался. Потому что никому не собирался рассказывать об этом. Мидосуджи всегда вспоминал тот вечер, в который они с Сакамичи поняли, что нуждаются друг в друге. В своих мыслях он робко называл эту встречу «первым свиданием». Это было весной, в мае, когда лето вот-вот должно было начаться, когда погода для езды на велосипеде была отличной, и когда начинали петь цикады. Акира позвонил очкарику и позвал его прогуляться. Тот был удивлен тем, что жуткий велосипедист знает его номер, а потом вспомнил, что дал его после гонки до аптеки, и немедленно согласился. Они встретились вечером в парке. Молча шли в сторону хоть какого-нибудь кафе. Зайдя в первую попавшуюся забегаловку, они сели у окна и долго молчали, пока Онода не решился заговорить. - Мидосуджи-кун, а почему Вы меня позвали? - Глупый, омерзительный вопрос, ты начинаешь меня разочаровывать, - выплюнул Акира, даже не смотря на своего спутника. - П-п-простите. Мне просто стало интересно, почему я, ведь я такой… - начал извинятся Сакамичи. - Замолчи! – заткнул его Мидосуджи. - У тебя ужасно низкая самооценка. И не подумай, что я хочу тебе помочь, я просто отвечу на твой вопрос, потому что у меня появилось мнение. Помнишь ту гонку до аптеки? Тогда ты догнал меня и спросил полную чушь. Я думал, что ты спросишь про повязку или про церемонию, про то, о чем я не хотел бы ни за что говорить. Если бы ты спросил это, я бы уехал от тебя и больше мы бы никогда не заговорили. Но ты удивил меня, не вызвал отвращения, как все кретины вокруг. Ты не такой, как другие. И еще мне нравится, как ты обращаешься ко мне на «вы». Большие голубые глаза заблестели, а щеки покрыл лёгкий румянец. Мидосуджи повертел своей совиной головой из стороны в сторону. Его огромные глаза выпучились, казалось, они вот-вот вылезут из орбит, а когда длинные пальцы поползли по лицу и специально задели веко, этот эффект усилился, его большущий рот приоткрылся, огромный, противный, скользкий и длинный язык зашевелился, и наружу вырвалось коронное «омерзительно». Затем механизм из нервных окончаний, органов, различных систем, называемый телом, поднялся и вышел из душного помещения. Онода, слегка растерявшись, последовал за ним. - Омерзительная, противная тошниловка для мерзких людишек. Отвратительно, ужасно, мерзко, - шептал Мидосуджи у входа в забегаловку. - Э-э-э, Мидосуджи-кун, успокойтесь, - Сакамичи примирительно вытянул руки. - Мы идём к тебе, - не спросил, а утвердил Акира. - И не вздумай врать мне, что у тебя дома кто-то есть. Я знаю, что ты абсолютно один сегодня ночью. - Хорошо. Пойдёмте. Дома у очкарика жуткому велосипедисту очень понравилось. Уютная желтая атмосфера, напоминающая о матери, вкусный запах, детские фотографии, чистота и аккуратность. Мидосуджи сел на диван в гостиной и начал осматривать всё своими жуткими глазами. - Может, Вы хотите чего-нибудь? – робко спросил Онода. - Рис. Свари мне рис. Сам. И не ври, что не умеешь. А ещё руки, обязательно помой руки. Сакамичи немного напрягло то, что длинный и жуткий человек знает о нём слишком много, но он всё равно ушёл варить рис. Пока Онода возился на кухне, Мидосуджи нашёл ванную и помыл руки. Отварив рис и накрыв на стол, очкарик позвал гостя на кухню. - Простите, что оставил Вас в одиночестве, это было грубо с моей стороны, - извинился хозяин дома. - Приятного аппетита! Мидосуджи молча сел за стол, ударившись коленями, и внимательно посмотрел на рис, затем взял палочки и рассмотрел их. Удостоверившись, что всё в порядке, он начал есть. Спокойно, не плюясь и не торопясь, как обычно, не размазывая еду по всему, что можно. - Вкусно, Онода-кун, ты молодец. - П-п-равда? – парень сразу засмущался. - Очень рад, что Вам понравилось. Четырёхглазому было очень комфортно рядом с жутким Мидосуджи, которого никто не любил и все ненавидели. Он вовсе не считал Акиру странным или вызывающим, он относлся к нему с уважением. Тишина, витавшая в воздухе не давила, она была уместной. Им было о чём поговорить, но оба предпочитали молчать. - Спасибо за ужин, - Акира положил палочки на тарелку. - Я остаюсь у тебя. - Но у меня нет футона для гостей. - Я буду спать с тобой. Пойдём, я устал, Онода-кун, очень устал, - Мидосуджи заулыбался своей безумной улыбкой. - Х-х-хорошо. Комната Оноды понравилась велосипедисту больше, чем весь остальной дом. Плакаты на стенах, фигурки и диски с аниме на полках, очень чисто и убрано, постельное бельё с любимой героиней. - Хотите сходить в душ? Я могу дать Вам полотенца и чистую пижаму, - предложил очкарик. - Да. И постели чистое бельё. Это омерзительное. Взяв полотенца и синюю пижаму, Акира пошёл в душ. Он был очень удивлен тем, что Онода знал, что ему нужно. Пижама смешно смотрелась на высоком худощавом парне. Кинув своему отражению «омерзительно», Мидсуджи вернулся и обнаружил чистые белые простыни и Сакамичи, сидящего на стуле, разбирающего DVD-диски. - О, Мидосуджи-кун, что бы Вы хотели посмотреть? - Иди в душ, я сам выберу. - Но я не хочу в душ, я мылся перед выходом из дома. - Эй, Онода, - Акира в один миг нависнул над очкариком, так близко, чтобы тот чувствовал запах свежести, чтобы на его лицо падали капли с чёрных волос. - Я сказал: иди в душ. И еще раз повторяю: в душ, быстро, - Мудосуджи улыбнулся, высунув язык так, что почти облизывал нос велосипедиста. - Х-х-хорошо, - парень буквально выбежал из комнаты. Акира лёг на кровать. Через двадцать минут, когда он уже почти задремал, зашёл Сакамичи и, выключив свет, робко лёг на самый край, думая, что его гость уже давно спит. - Упадёшь, двигайся ближе. Очкарик испугался голоса в темноте и действительно свалился с кровати. - Омерзительный, - хихикнул гость. Онода лёг нормально и почувствовал, как его пальцы касаются чужой руки. А потом его накрыли одеялом, и тёплое огромное тело придвинулось совсем близко. Сердце очкарика начало биться быстрее, чем обычно, а щёки покраснели. - Ты как влюбленная школьница, - раздалось над самым ухом парня. – Ты мне очень нравишься Онода, очень. Ты такой интересный. И я думаю, что не только в гонках. Покажи мне, Онода, какой ты интересный, прямо сейчас, - мягкий язык прошелся по чужой шее. - Ми-ми-мидосуджи-кун, чего Вы хотите? - А ты подумай своей головой, своими мерзкими мозгами, - Акира перетащил на себя хилого велосипедиста. Онода притих и прижался к Мидосуджи, после чего тот аккуратно прикоснулся своими губами к его и показал, насколько длинным может быть его язык. Онода возбудился очень быстро и уже всеми своими действиями просил большего, уже самостоятельно расстёгивал пуговицы на чужой пижаме, постанывая, уже вбирал два тонких пальца в рот и не думал о том, почему и зачем он это делает. Акира его просто очаровал своей жуткостью и противностью. Наутро Онода проснулся один и решил, что всё это ему просто приснилось. Он подумал, что сон был довольно странным, и спустился вниз. Увидев за плитой длинного, жуткого и теперь очень смущающего человека, Онода спрятался за угол. - Доброе утро, Онода-кун. Ты правильно прячешься. Неприлично после вчерашнего появляться на кухне, не сходив в душ. Сходи в душ, - выгнув длиннющую шею, улыбнулся Акира. - И ещё, Онода, ты мне правда очень нравишься. Это всё не просто так. Ты теперь мой, Онода-кун, - протянул Мидосуджи. После этих слов многое изменилось в жизни велосипедистов. Акира часто оставался у Сакамичи, пока мать последнего уезжала то с друзьями, то по работе. И после этих ночёвок они всё больше и больше привязывались друг к другу. Казалось, что они и дня один без другого не проживут. Мидосуджи нравился Онода, даже очень нравился. Он любил наблюдать за ним и шептать «омерзительный, омерзительный, мерзкий, противный», так, чтобы четырёхглазый всё слышал. Очкарик знал, что все эти эпитеты, направленные в его сторону, означали что-то вроде «милый, очаровательный, красивый» и только улыбался Мидосуджи в ответ, отчего тот краснел. Акира любил обиженного Оноду чуть меньше, чем обычного. Сакамичи обижался редко и по пустякам, да и не показывал этого. Он тихонько вздыхал и опускал голову на отказы Мидосуджи в просмотре аниме или пении вместе с ним песенок. И Акира про себя называл это обиженное лицо «омерзительной рожей», с отвращением, не с нежностью, как обычно. Велосипедист делал всё, чтобы стереть эту мерзкую обиду с лица Оноды: обхватывал его щёки огромными руками и невесомо целовал в лоб, соглашаясь на то, чего хотелось обиженному, или готовил для него, или просто очень тихо говорил, что он очаровательный. Акира любил проводить ночи с Сакамичи, пользоваться этим хилым очкариком, как захочется, играться с ним, издеваться. Он любил зажимать в угол Оноду и, нависая над ним, высунуть свой огромный язык и облизать нежные щеки, раскрыть насильно веки своими длинными пальцами и, лизнув глазное яблоко, услышать тихие стоны. Мидосуджи обожал целоваться с Сакамичи, обожал засунуть свой язык как можно глубже, почувствовать чужие гланды, заставить задыхаться, а потом оторваться и щелкнуть зубами, оставить одного возбуждённого и смущённого Оноду, который никогда не попросит о продолжении. Акира любил ходить в кино с четырёхглазым, не важно, на какой фильм, любил тёмные залы, где они оставались одни, но в то же время и окружённые множеством людей. От этого прикасаться к нежным щекам губами, к мягким рукам своими, холодными, и водить пальцами по слегка женственным коленям было ещё приятнее. Мидосуджи Акира-кун очень любил Оноду. И это вышло чисто случайно.