Сокровище старухи-горы

Джунгли богаты не только опасностями, но и той особенной красотой, которой могут похвастаться только яркие и крикливые попугаи и те хрупкие цветы, спрятанные в глубине острова почти на вершине горы. Путь до неё долог, надо спуститься с заросшего деревьями холма, где спрятана от любопытных глаз разбойничья хижина, пересечь полный диких зверей лес и дойти до устремляющейся в небо каменной громады. Старая, а оттого относительно низкая гора видела многое, а молчала ещё о большем. Она дала приют растениям и животным, достаточно сильным и крепким, готовым ко всем её старушечьим капризам. В жутковато-таинственной синеве ночи, гора походила на огромного задремавшего зверя, покрытого пятнистой шерстью, где-то более светлой, а в природных небольших плато и в зарослях деревьев у предгорья совсем чёрной. Казалось, что от горы надо держаться подальше: она не могла ничего дать человеку, кроме опасности. Но Эйс знает, что там, наверху, где заканчивается откосный склон и начинается огромное плато, всего на неделю является смелому взору сокровище старухи-горы: кроткие цветочки с белыми лепестками. С ними связаны разные легенды, одна другой страшнее, но в каждой говорилось про проклятие и неминуемую ужасную смерть. Единственная легенда, в которую верил Эйс, это ван пис, так что ни одно предостережение разбойников не испугало и не остановило его. Восхождение началось непросто, камень был влажный, пытался скользить под пальцами, но Эйс был упорен, упрям и воодушевлён, поэтому земля с каждым разом становилась всё дальше и дальше. Портгас не первый раз покорял вершину, он знал, какой камень лучше не трогать, а где можно сделать перерыв, чтобы ополовинить болтающуюся на поясе флягу и перевести дух. В темноте и сырости было немного труднее, чем в разгар дня. Каждый надежный выступ становился испытанием, но когда это будущего пирата останавливали трудности? С широкой ухмылкой он воплощает задуманное в жизнь. Возможно, в последний раз. Возможно, что завтра, через месяц, через много лет море заберёт его в своё мертвое царство. Но даже так Эйс хочет оставить в своём сердце воспоминание об этом месте, об этом чувстве восторга, о нежной улыбке и смоляных локонах, украшенных белыми цветами. Цветами, которые ещё надо сорвать. Чем дальше земля, тем ближе плато. У Эйса перехватывает дыхание, в груди сладко ёкает, а крепкие руки подрагивают не от усталости, а от азарта, когда Портгас подтягивается и садится на пыльную ровную поверхность, словно созданную по милости природы для того, чтобы юноша мог немного передохнуть в середине пути. Портгас снимает с пояса флягу, откручивает крышку и быстрыми жадными глотками буквально вливает в себя воду. Не такая вкусная, как только зачерпнутая ладонями из источника, немного застоявшаяся вода утоляет жажду, стекает по беззащитно дрожащему горлу, впитывется в майку, оставляя тёмные пятна. Вытерев рот ладонью, Эйс довольно зажмурился, огляделся. Солнце только начало просыпаться, откопало в своём языческом шкафу полотенца-облака и теперь лениво и сонно умывалось синим морем, светлея на горизонте тоненькой полосочкой. Кроны деревьев с такой высоты напоминали ворсистый ковер, на котором так удобно и приятно сидеть и тормошить младшего брата, у которого всё чаще в последнее время скачет настроение резиновым мячиком. Эйс усмехается довольно, закрывает и возвращает флягу на пояс, готовый к восхождению. Большая часть пути виднеется далеко внизу, и от осознания того, что ты почти на одной высоте со свободными птицами, захватывает дух. Солнце потихоньку просыпается и теперь медленно выплывает из-за горизонта, сверкая улыбкой. Из-за его лучей старуха-гора розовеет и словно молодеет в неверном свете. Портгас доволен, ведь взбираться стало гораздо легче, всё видно, и только редкий неверный камушек попадается под руку, не нанося, собственно, особого вреда. Затащив себя на ровную, покрытую нежной росистой травой землю, Эйс не лёг привычно, а упрямо пошёл дальше. Вокруг была такая первозданная красота, но она уже давно перестала трогать сердце юноши. Прямо сейчас он вновь, но теперь уже пешком, идёт, внимательно смотря за каждый камень или целый валун, за которым могли скрываться столь нужные ему цветы. Эйс к ним, конечно, относится крайне равнодушно, но сама труднонаходимость этих чудес природы, а также умиление ими объекта его, Эйса, страсти, всё решило само за себя. - Это точно должно быть легче, чем искать соломенную шляпу Луффи по всему лесу,- самоуверенно заявляет Эйс, пытаясь посмотреть, что находится за очередным камнем. Но, увы, опять неудача: за ним только гордые муравьи-трудоголики несут в муравейник какой-то листик. Портгас вздыхает и складывает руки на груди, с дополнительной высотой в добрый метр осматривая оставшуюся территорию - ту, что выходит с плато, будто пытаясь стать земляным мостом до радуги. Природная конструкция была ну совсем ненадёжна, удивительно, как она смогла сохраниться до сегодняшнего дня. Правда, наш будущий пират об опасности грохнуться вниз совсем не думает, он упрямо идёт туда, откуда сбежал бы любой нормальный человек, обладающий инстинктом самосохранения. Юноша упирается рукой в мощный ствол старого дерева, чья кора уже потрескалась и сморщилась, как лицо старой, прожившей больше ста лет женщины. Всё-таки Портгас сначала осматривается, вдруг не придётся подходить к краю, чтобы сорвать, наконец-то, желанную добычу? И действительно, цветочки - маленькие и беленькие, похожие на снежинки, только окантовочка была нежно-розовой - несмело выглядывают из-под небольшой россыпи некрупных камней почти прямо в центре выступа. Земля, столь явно не вмещающаяся на плато, напоминает ту самую доску, с которой пираты провожают пленных противников на корм морским королям. Это сравнение заставляет Эйса поморщиться, особенно от осознания того, что ему придётся по этой доске пройти. Но что поделать? Медленными осторожными шагами, напряжённый как дикая кошка на охоте, Портгас приближается... приближается... - Ну, наконец-то,- Эйс опускается на колени и осторожно срывает несколько стеблей с цветочками-снежинками и убирает их в мешочек, заранее припасенный на случай удачи.- Теперь домой. Но разве всё бывает так просто? Сокровище - оно и на Небесном острове сокровище. А значит, оно защищено. Старуха-гора, полусонная и сгорбленная, вдруг словно распрямляется, как завоет дурным голосом, зкак застрясёт руками, и Эйс чуть не теряет равновесие, чувствуя под ногами ощутимую дрожь. Как бы не был мал инстинкт самосохранения у старшего из братьев, он всё-таки присутствует: если умрёшь, то за братом не проследишь, цветочки не подаришь и в море не выйдешь. Поэтому Портгас со всех ног бежит с выступа, в последний момент успев в прыжке схватиться за толстую ветку того самого старого дерева. Правда, оно выдерживает весь вес юноши, а ветка остаётся на месте, только скрипнув жалобно. - Вот это да,- бормочет Эйс, болтаясь над обрывом на манер Луффи. Вниз стремительно падают огромные куски камня, пыль стоит столбом, из-за чего хочется чихнуть, но юноше пришлось держать себя в руках.- Ещё бы чуть-чуть... Надеюсь, там, внизу, никого не было. Раскачавшись, Эйс легко перепрыгивает на крепкое и надежное плато. Старуха-гора обманулась, видимо решив, что нарушитель и вор её сокровища упал вниз вместе с камнями. Портгас довольно усмехается и идёт обратно: ему ещё спуск вниз предстоит, а солнце уже давным-давно начало восхождение к зениту. Лес кончился, впереди только небольшая поляна, обрыв и море, светлое и спокойное. Ветерок ласкает лицо, чтобы тут же потеряться средь листвы, а солнечные лучи словно вцепились в отвыкшие от света глаза, которые пришлось прикрыть ладонью. Привыкнув к яркому свету, Эйс смотрит вокруг: зелёным пятном оказывается сочная трава, а тёмным пятном - Макино, сидящая прямо на земле и что-то перебирающая в большом мешке. "- Провиант", - догадывается Эйс. Судя по нахмуренным угольно-чёрным бровкам, ещё и ополовиненный Луффи втихаря. Надо же, ему даже в день отплытия собственного брата потребовалось сдаться на милость вечно голодному пузу! Портгас невольно улыбнулся и замер, стараясь не выдавать своего присутствия. В его шальной голове давно перестали водиться глобально-философские мысли - младший брат их вытравливал как тараканов - но сейчас сердце сладко ёкнуло, а взгляд жадно цепляется за каждую чёрточку родного лица, пытаясь отпечатать его в своей памяти. Ветер налетает внезапно, врывается наглым лесным разбойником, заставив Макино зажмуриться и сжаться, и крадёт у неё рабочую косынку. Она оказывается немного в стороне от Эйса, и тот сразу же торопится её забрать, пока ветер не унёс в море. Ткань была немного грубоватой, но она хранит тепло Макино и уже поэтому является самой прекрасной косынкой на свете. - Эйс?- молодая женщина чуть вздрогивает от неожиданности, но тут же улыбается, а у Портгаса вдруг сердце стало биться быстрее, на щеках расцветает предательски-яркий румянец, а руки требуется срочно вытереть о штаны и как можно незаметнее!- Ты так рано, Луффи и Дадан ещё не пришли. Портгас это прекрасно видит, но кивает. Он находится словно в какой-то прострации, пытаясь понять, что же ему делать: бросить свою глупую затею и сбежать, став трусом, либо вытерпеть насмешку Макино, пусть добрую, но оттого ещё более обидную. "- Ты сейчас уплывёшь, и вы можете никогда не увидеться!"- дал сам себе пинка юноша, сделав глубокий вздох.-"Пока никого нет, сейчас или никогда". Вдох, выдох, шаг вперёд и осторожно, словно боясь спугнуть трепетного олешку, встать на колени. Глаза Макино цвета топлёного шоколада, запретной сладости, которую Эйс смог попробовать только один раз в детстве, когда ещё Сабо жив был... А Макино, она такая же, как шоколад - желанная и недоступная. В груди жарко, а мыслям явно дурно - они путаются в голове, ошалевшие и осмелевшие. Портгас осторожно достаёт из мешочка на шее украденное сокровище горы, кончиками пальцев оглаживает нежную кожу от лба до ушка и заправляет за него цветы. Теперь уже щёки Макино горят от прилившей к ним крови, она смущена и растеряна, а Эйс словно дуреет от появившейся возможности сделать то, чего так хотелось уже почти год. Щека у Макино действительно горячая, юноша касается её несмело, но разве можно теперь остановиться, не украв ещё одно сокровище? Губы у женщины пухлые, нежные, их приятно чуть прикусывать, щекотать кончиком языка, буквально умоляя пусть дальше. Но Макино не даёт, смотрит грустно, а ладони её упираются Эйсу в плечи. Преграду легко можно сломить, но зачем? Юноша усмехается горько и отстраняется, потому что слишком влюблён и слишком уважает предмет своего воздыхания, чтобы брать желаемое насильно. Да и в лесу стало привычно шумно: Луффи торопится проводить брата в первое плаванье. - Вот как,- Эйс заставляет себя широко улыбнуться, хотя в груди что-то сдавило от душевной боли и ущемлённого самолюбия. И знания, что так правильно.- Можно, я буду помнить о тебе? - Конечно,- Макино смотрит на Эйса со светлой грустью, но не чувствует ничего, кроме родственного тепла. И немного корит себя за это.- Стань быстрее знаменитым пиратом, чтобы мы знали, что с тобой всё хорошо. - Обещаю,- кивает Эйс, резко разворачиваясь и умудряясь поймать Луффи. Тот чуть не стукнулся с Макино лбами, но всё обошлось.- Дурень, куда несёшься?! - А вдруг бы я опоздал,- ноет Монки, умудряясь при этом облизывать перепачканные в дикой малине пальцы и хохотать так, что пугались попугаи на ближайших ветках. Эйс не может долго злиться на брата, треплет его по нечёсаным патлам, даёт щелбан и щекочет, пока мелкий паршивец не взмолится о пощаде. Рядом заливаются смехом деревенские, мэр, разбойники с Дадан во главе. Макино же не смеётся, она видит сгорбленную старуху, стоящую за спиной Портгаса. Тёмно-коричневая, покрытая чёрными пигментными пятнами сухая ладонь легла на спину юноши, чуть погладила место между лопатками, а потом, бестелесная, вошла внутрь, чтобы выйти из груди и, с явной насмешкой, погрозить Макино пальцем. - Вы оба виноваты,- говорит старая, рот её полон чёрных, но явно крепких и острых зубов. Такими можно грызть кости, отрывать куски плоти и пугать всех без разбора ночью. Старуха злорадно скалится, вынимает бестелесную руку из тела Эйса и облизывает фиолетовым острым языком пальцы, будто на них осталась кровь. Макино колотит, она белее снега. Ей нужно сказать, предупредить, но рот сам собой растягивается в неловкой улыбке, а зубы сомкнулись, не выпуская ни звука. Кроме неё эту странную старую женщину никто не видит и не слышит, и от этого ещё хуже, потому что кто поверит в эту ужасную сказку? Только посмеются и покрутят пальцем у виска. Эйс же, взвалив мешок с провиантом и сменной одеждой на плечо, сделав три шага и прыгнув, оказывается в лодке, строптиво закачавшейся, как дикая не прирученная лошадка. Но равновесие было быстро восстановлено, а само судёнышко Портгас отвязывает от берега. Парус демонстративно висит, отказываясь ловить ветер, поэтому приходится налечь на вёсла, чтобы уйти подальше от берега, а там уже течение сделает своё дело. "- До встречи через три года",- думает новоявленный пират, смотря на прыгающего и махающего рукой младшего брата.-"Эй, Луффи, я найду тебя там, на Гранд Лайн". На Макино Эйс бросает последний взгляд. Она стоит вместе со всеми, машет ему рукой и что-то кричит, но до лодки не долетает чётких слов. С такого расстояния пират видит только фигурку, а воображение само дорисовывает плавный овал лица, губы, которых было так приятно касаться, чуть вздёрнутый носик и тёплый взгляд карих глаз. Он почти чувствует кончиками пальцев шелк смоляных волос, и холодную нежность белых лепестков. Эйс не видит, сколько в глазах Макино не пролитых слёз и как бледны от ужаса её щёки. Он не видит и стоящую вместе со всеми сгорбленную старуху-гору, предсказавшую его судьбу. Эйс налегает на вёсла и спешит на встречу приключениям. Когда лодочка скрывается из вида, а люд расходится по своим делам, Макино позволяет себе упасть на колени и зарыдать горько-горько. Глаза её покрасневшие смотрят в море, но ничего не видят, слёзы размывают всё вокруг, перемешивают небо и землю, и женщине кажется, что она уже умерла. И только цветы, сияющие снегом в тёплый летний день, остаются ко всему холодны и равнодушны, покачиваясь на ветру да старуха вернулась на свою гору и вновь заснула, ожидая нового цветения своего сокровища. Человека легко успокоить. Даже если ему грозит ужасная опасность, например, попасть под трамвай и лишиться головы, он должен либо вам не поверить либо вам нужно подождать какое-то время, пока предупреждение позабудется. Человек очень легко забывает страх, если его заглушить чем-то уютным и совсем безопасным. Вот и Макино позабыла. Не сразу, конечно нет. Очень долго её мучили кошмары, из-за чего нежная кожа побледнела до серости, а под потускневшими глазами появились отвратительные фиолетовые синяки. Женщина вздрагивала от каждого шороха и первой хватала газету, чтобы узнать, что с Эйсом всё хорошо. И, да, награду опять повысили. И команду он собрал, вот чертёнок! Полгода Макино верила в своё видение, но время шло, а беды не случалось. Только цветы продолжали цвести, удивительное дело, без воды и солнца, вырванные из родной земли. Только они напоминали о прошлом и будущем, о неминуемой каре. Но, опять-таки, время шло. Эйс присоединился к команде Белоуса, нашёл свою семью. А Макино нашла свою: любовь захватила всё её существо, закружила и обласкала. Жизнь пошла своим чередом в приятных повседневных заботах молодой матери и жены, хозяйки таверны. Вскоре и Луффи покинул остров, отправляясь на поиски своего приключения. - Передавай привет Эйсу, когда его встретишь,- басовито требовала Дадан, украдкой стирая набежавшие слёзы. Макино согласно улыбалась, прижимая к себе любопытного чернявого мальца, которому скоро исполнится год. Ребёнок смотрел на толпу любопытным взглядом тёмных глаз и деловито сосал пальчик. - Конечно!- смеялся Луффи, обнимая всех напоследок, и прыгнул в лодку. С высокого плато его провожает старуха-гора. Уж она всё знала, всё видела. И встречу, и приключения. И смерть. Страшную и болезненную, переполненную лавой, которая может сжечь даже огонь. Макино вдруг вздрогнула от невыносимого холода, видя крест, увенчанный такой знакомой ковбойской шляпой, и белоснежные цветы-снежинки у надгробия, терпеливо ждущих своего перерождения. А жизнь всё продолжается.