***
Каникулы. Солнце готово расплавить черепицу. В их краях такая погода — большая редкость. Питер отправился с отцом к его давнему приятелю — кажется, старшего Пэвенси допустили в негласный мужской клуб. После успешного поступления он только и делает, что куда-то ездит — то ли развлекаться, то ли по делам, сразу и не разберёшь. Эдмунд, воспользовавшись отсутствием обоих, торчит в отцовском кабинете и делает вид, будто читает. Но на самом деле он давно отыскал припрятанную отцом бутылку джина и теперь пытается состряпать один из тех коктейлей, что пробовал на вечеринке в честь окончания учебного года. Вообще говоря, из него мог бы выйти неплохой химик — с естественными науками у него ничуть не хуже, чем с правом. Сьюзен с матерью заняты — шьют платье. Красивое, длинное. Такое платье под стать принцессе. И принцесса Сьюзен счастлива — когда они ездили выбирать ткань, накупили кучу всяких милых безделушек: туалетную воду, новый гребень… алую, как свежая кровь, помаду. И только Люси нигде не видно. Где ты, Люси? В какой рог трубить, чтобы ты спустилась к чаю? Люси не слышит голоса сестры, её мысли сейчас далеко. Брызги волн освежают лицо, земная твердь качается: Люси стоит у борта огромного фрегата. Что она тут делает? Как очутилась? Алый парус полощет ветром — на таком корабле прекрасный принц должен лететь к принцессе Сьюзен, но платье принцессы ещё не готово, и принц увёз с собой не ту девушку. Не разобрался. А может, он спутал её с кем-нибудь из братьев? Люси оглядывает себя: на ней просторная белоснежная рубаха с золотой вышивкой, тонкая почти до неприличия, настолько, что заметно отсутствие белья, внизу — расшитые затейливой вязью кожаные штаны. Она боса, и стопы чувствуют тепло прогретой солнцем древесины… Люси потягивается, трётся голыми пятками о черепичную крышу веранды. Над ней крона старого дуба, разлапистого, точно кудрявый великан. Здесь ни ветерка, а где-то высоко шумит листва, будто напоминая о далёком невидимом море. О волнах, накатывающих одна на другую. О береге, белом каменистом береге, к которому спускается широкая тропа. Если пойти по ней прочь от воды, вскоре над ближайшим холмом увидишь сияющие башни форта. Яркие флаги будут призывно трепетать в дуновениях бриза. Вершину самого высокого шпиля там венчает алое знамя, на нём красуется герб в виде золотого льва с отверстой пастью… И вот откуда-то издалека уже доносятся голоса, они веселы, они принадлежат великим счастливцам — королям и королевам этого удивительного края. Они зовут её: «Люси! Люси Отважная!». «Люси! Отважная Люси!». «Королева Люси!»… — Не соизволит ли ваше величество спуститься отобедать? — химический опыт Эдмунда удался. Он изо всех сил балансирует на наклонной поверхности крыши, но теряет равновесие и плюхается рядом с растянувшейся на горячей черепице королевой. Люси окончательно просыпается. Смотрит в склонившееся над ней лицо брата — от того пахнет спиртным. Спиртным и чем-то ещё еле уловимым. «Королева Люси, позвольте поднять кубок в вашу честь!» — «Виват, король Эдмунд!» — «За королеву Сьюзен!» — «Да здравствует король Питер!» — «Слава Аслану!».Часть 1
28 марта 2015 г. в 21:34
У Пэвенси всё хорошо, всё идёт своим чередом.
Питер Пэвенси из тех молодых людей, которыми любуются игроки в бридж. Ему одинаково к лицу и туфли для гольфа, и форма нападающего полузащитника вкупе с капитанской повязкой. В их с братом крохотной комнатушке на втором этаже особняка, что приобрели родители после возвращения из долгосрочной отцовской командировки, вся стена над кроватью старшего Пэвенси увешана его грамотами и медалями.
Тут же и семейные снимки. Почётное место занимает дагерротип, где Питер с младшим братом в костюмах для фехтования скрестили шпаги, точно ведут сражение не на жизнь, а на смерть: Питер приставил кончик рапиры к сердцу брата, а Эдмунд своё оружие направил противнику в лицо. Питер на снимке хохочет, но выражение младшего, напротив, серьёзнее некуда. Сёстры часто подтрунивают над Эдмундом, особенно Сьюзен, на что тот отвечает будто боялся поранить брата. Питер, конечно, тут же уверяет: у Эда не получилось бы, как бы тот ни старался — и всё заканчивается смехом.
Однако Эдмунду редко бывает смешно. Он всегда всё воспринимает всерьёз. Это не значит, будто он не умеет шутить — иногда он делает всё очень искусно, прямо скажем, изощрённо. Доказывая свою правоту, он способен высмеять оппонента так, что у того слёзы из глаз хлынут. Сам Эдмунд тоже временами плачет — злые слёзы накатывают и бегут по бледным щекам, когда он сталкивается с несправедливостью окружающего мира, поэтому плачет Эдмунд тайно и часто. Честно говоря, намного чаще, чем обе его сестры вместе взятые.
Старшая — Сьюзен — не плачет по привычке. Когда родители отбыли к месту командировки отца, им с Питом пришлось узнать много нового о жизни взрослых. Сьюзен постигла чувство ответственности. Она приучила себя забывать о том, что тоже скучает по маме с папой, ведь если она распустит сопли, что говорить о малышке Люси? На плечи Сьюзен свалилось столько дел по дому: она всё время что-то гладила, штопала, ходила по бакалейным лавкам… Всё это входит в ежедневные обязанности взрослой женщины — и она это понимала. Понимал это и Питер. Понимал он и её всё возрастающее пристрастие к красным губным помадам и дорогим чулкам. Эдмунд как-то сострил, что на Рождество Сью в чулок подарки класть не стоит, достаточно просто повесить новенькую пару.
Младшая — Люси — подобными вещами не интересовалась вовсе, хотя была уже довольно взрослой девочкой. Она не умела ни вязать, ни шить, помогать на кухне её можно было заставить лишь ценой обещания не трогать до конца дня. Люси вообще-то была довольно хорошенькой, как, впрочем, и все Пэвенси, только различные дамские штучки терпеть не могла.
В детстве её вместе со всеми остригли наголо — кто-то принёс в дом вшей — и ещё долго не позволяли отпускать волосы, пока она имела привычку водиться с «соседскими сиротками» и бездомными щенками. Люси со скрытой завистью наблюдала, как Сьюзен по утрам заплетает косы и, не выдержав, сама просилась помочь с причёской. Получалось не слишком хорошо, но Сьюзен терпела. С тех пор Люси приноровилась плести косы сестре, однако свои так и не отпустила. Одевалась она тоже как в голову взбредёт: обычно это было забытое матерью мешковатое платье с длинными рукавами, а если предстояла прогулка на природе, Люси часто надевала старые штаны Питера. В брюках гораздо удобнее лазать через забор или на яблоню, пусть «леди должна носить платье», как утверждала Сьюзен. Люси не чувствовала себя леди, и, вероятно, быть ей девочке вовсе не хотелось.
Их мать слыла образцом порядочности и достоинства, эталоном той самой Женщины с большой буквы. Сьюзен всячески — специально ли, следуя ли чутью — пыталась стать на неё похожей, и это почти получалось, но Люси осознавала, что ей, в отличие от сестры, никогда не достигнуть этой вершины. Ей попросту чужды ценности, присущие «нормальной женщине». Люси вытвердила, что вся та ерунда, которая составляла радость её жизни, не стоит внимания настоящей леди, потому она никогда ею не будет, а значит, можно по-прежнему целые выходные проводить за чтением, гонять на велосипеде по окраинам, гулять в парке допоздна… В этом не было бы большой беды, будь у амазонки Пэвенси свита приспешников мужского пола, только вот Люси ни с кем не водила дружбы.
Казалось, ей нравится одиночество. Эдмунд в школе тоже держался особняком, но по другой причине — из-за своей заносчивости. Дома-то он редко когда отсиживался в одиночку, если все собирались вместе, а Люси была другой. Природа наградила её такими же светлыми волосами, как у Питера и Эдмунда, и такой же открытой улыбкой, как у Сьюзен, но было в ней что-то таинственное — что-то, изредка и мельком проскальзывающее во взгляде. Питер считал её тихоней, Эдмунд — маленькой испорченной капризой, и лишь Сьюзен чувствовала, что с сестрёнкой творится неладное. Она так скучала по родителям, рыдала ночами напролёт — Сьюзен-то помнит, — а теперь почти не разговаривает с матерью. Мать обижается. Мадам Пэвенси непонятно, что стало с её ласковой девочкой в те четыре года, которые её любимый супруг и их отец посвящал себя спасению мира. Питер повзрослел, стал настоящим мужчиной с, без сомнения, великим будущим. Сьюзен — отменная хозяйка большого дома. Эдмунд успешен в учёбе, преподаватели пророчат ему карьеру юриста. А Люси… Ох уж эта Люси, да что с ней такое, в конце концов?