На пороге новой судьбы

Вторая половина 25 октября 1917 года, Петроград. Ф.Э.

***

Меня одолевали противоречивые чувства: оглянувшись по сторонам, я вдруг понял, что люди, которых я вижу, - только пешки. Мелкие исполнители, стремившиеся к одной с нами цели, могли себе позволить праздно поздравлять друг друга с победой, до которой они ещё могли не дожить, сути которой не понимали, но сейчас могли себе позволить пить и в праздной эйфории ожидания и безделья стрелять из револьверов в окна... Палить куда придется в пьяном угаре. При виде этих людей стало душно. Душно и невыносимо тоскливо. Не с ними я должен встретить тот момент, который даст всем нам, всем людям надежду на справедливость, подарит спокойствие, вдохнет любовь. Не с ними разделить то, на что я положил свою душу. Я вышел на улицу, там становилось холоднее. Там становилось лучше. Вы когда-нибудь стояли на верхней террасе Смольного в октябре? Смотрели ли вы когда-то оттуда на гладь Невы вдали? На первые блики заходящего солнца? Ветер шумел вокруг, но как будто не смел мешать. А чему в сущности тут мешать? Воспоминаниям. Воспоминаниям, которые теснили друг друга, пробегали перед глазами на фоне речной воды. Семья, дорогие сердцу места, в которых я вырос, товарищи.. Товарищи, которые, как и я, пережили многое, пожертвовали своей судьбой, прошлым и верой для того, чтобы сейчас здесь был этот еще пока робкий закат... Прислонившись к боковой, прохладной, молчаливой стене, я снова смотрел за тем как меня когда-то давно, будто в прошлой жизни, отговаривали сначала от приобщения к церкви, затем от вечного революционного риска. Вспоминал письма, в которых меня поддерживали, старались помочь. Но никогда я не чувствовал слабости, желания отступить от своей стихии, от того, что считал и считаю единственно верным - от огня. От огня революции, от справедливого и всеобъемлющего пожара справедливости, который сожжет все пороки, всю ненависть и ту боль, которую терпели наши товарищи. Ту тоску, которую разделял и я. От этих мыслей меня внезапно отвлек неуловимо тонкий, знакомый запах. Табак. Там, на террасе, под порывами ветра, стоял и курил всё такой же надменный, властный, уверенный и такой же как я - не сломленный своим прошлым человек. Его короткие черные кудри и полы расстегнутого френча трепал порывистый и холодный ветер, но сама эта фигура казалась нерушимой в своей уверенности. Слегка надменное, его лицо вдруг повернулось ко мне, а эти вкрадчивые глаза, казалось с холодным вниманием, заглянули в душу так, как порой палач смотрит на свою работу... -Добрый вечер, Юзеф. -Добрый, Лейба, - отстраненно и вежливо кивнул я, отводя взгляд в сторону реки. Возможно ли встретить эту ночь в компании этого человека?.. Человека, который отдал делу революции намного больше, чем многие. Стало тише, умерил свои порывы ветер, в обозримом пространстве опустел город. Жители расходились по домам. Солнце отбрасывало яркие, алые и кровавые блики на воду, стены домов и облака. Теперь этот закат как будто топил в огне и крови всё, что должно было быть уничтожено. Теперь этот закат рождал что-то новое. Как текло время не знал никто: ни часы, ни колокольни, ни люди. А мы просто стояли вдвоем в углу верхней террасы Смольного - я и Товарищ Троцкий. Время чувствовал только закат. Движение солнца сейчас было главным и единственно важным для нас. Звезда постепенно уходила вдаль, падала к горизонту. Значимость этого момента была ощутима, почти осязаема. Она висела в воздухе между нами, и я знал, что не один её чувствую. Не оборачиваясь, так и стоя, опираясь на край перил, видимо почувствовав необходимость как-то выразить свои переживания, председатель Петросовета протянул сигарету. Я молча покачал головой. Нельзя. Ни принять её сейчас, ни сказать что-либо нельзя. Но можно подойти и молча опустить руку на его плечо. Так и прошел этот закат, начали спускаться сумерки. Однако, две фигуры стояли неподвижно. А в 21.40 раздался залп. Стреляли из Петропавловской крепости. И с "Авроры" тоже стреляли. И этот миг как будто решил за нас. А звук был наградой за душу, вложенную нами в дело революционной победы. Не осталось никаких сомнений в этой будущей победе и правоте. -Феликс,- позвал тихий и слегка хриплый голос. Теперь эти выразительные голубые глаза будут смотреть с презрением на других. Я знал, что с этого дня для меня они станут теплыми навсегда. Есть моменты, когда пережитое вместе оставляет в душе отпечаток навеки. -Лейба,- кивнул я и, все также не убирая руки с его плеча, повел его вниз. Туда, где было очень много работы. Туда, где старый мир, в котором мы жили ещё сегодня, завтра уйдет в прошлое. Туда, где мы будем началом новой истории.