Приговор

Вениамин наблюдал за другом, который мерял шагами медицинский отсек. На столе стоял едва пригубленный бокал с коньяком. — Да отпустят его, успокойся, — наконец, не выдержал медик. Станислав остановился, развернулся на пятках, прошел до другой стены, потом обратно, и только после этого сел. Сел и спрятал лицо в ладонях. — Поторопился парень с выводами, бывает, — попытался успокоить друга врач. Стас посмотрел на него так, словно увидел впервые. — Нет, Вень, это не поторопился. Это вообще не думал. Какое счастье, что Дэна с ними не было. Иначе бы проблем было куда больше. И штрафом мы бы не отделались. Пусть и весьма огромным штрафом. — Деньги мы заработаем. Что делать собираешься? — Не знаю, Вень, правда, не знаю. Не увольнять же, балбеса, — Станиславу же пока что своего пилота даже видеть не хотелось. *** Тед, волей капитана, был заперт в каюте. Парень приговору не сопротивлялся. В этот раз вышло как-то совсем не смешно. Скорее, очень грустно, настолько, что пилот был уверен, что его после этого случая уволят. Уволят и ведь правильно сделают. Как же гадко, а? А начиналось все хорошо. Крупная, терраформированная планета, потрясающий космопорт, да еще и встретил двух сокурсников по лётной школе. Три дня отгулов после удачного перелета, щедрые премиальные от капитана… И куда он их потратил? На пьянку. Пьянку, в ходе которой один из сокурсников предложил по старой памяти травку покурить. Ну, он сдуру и затянулся… Только вот организм слишком отвык от дури. А гулянка исправно затянулась настолько, что за пилотом пришла Полина. Не слишком трезвые и не слишком адекватные летчики взялись приставать к девушке. Полушутливо и бестолково стебаясь над ним, Теодором по поводу красивых цыпочек в команде. Все было мирно, пока один из пилотов не попросил «цыпочкой поделиться!», очнулся пилот «КМ» уже в камере местного полицейского участка. Толком ничего не помня и мучаясь от жажды и изрядного похмелья, как алкогольного так и наркотического. Болело буквально всё. И только на допросе Тед вспомнил, как схватил, в пылу драки, со стола нож и пырнул одного из парней в живот… К счастью, тот остался жив, как выяснилось позже, но заявление все-таки написал. *** Штрафа, устных извинений и запрет лично для пилота на год сходить на планету, действительно, в результате оказалось достаточно. После трех дней ожидания, измученная допросами, команда, наконец-то получила добро на взлет. Все три дня Теду пришлось провести в собственной каюте, посещая уборную под строгим надзором киборга. Оба, впрочем, понимали, что никто никуда сбегать не собирается. Теодор был притихший, покорный. К тому же за все эти дни капитан с пилотом так ни разу и не заговорил. Даже команда на взлет была отдана сухо, в пустоту, без имен. Это кольнуло парня. Остальная команда тоже, словно бы слегка сторонилась пилота. Не сказать, что это напоминало бойкот, скорее всеобщая отстраненность и недоверие поселились на корабле и грызли команду. *** Трехдневный перелет, новый заказ и снова в путь. На станции гашения пилот с корабля даже не сошел. Хотя остальная команда на сей раз предпочла размять ноги, а Вениамин пополнить аптечку. Доктор посчитал, что не помешает купить для команды хороший антидепрессант широкого спектра действия. А для Полины шоколада, потому что недельный запас она слопала, когда давеча проревела в медицинском отсеке в голос. Доктор ее только слушал, да отпаивал чаем, убеждая, что никто пока пилота увольнять не собирается, и не собирается распускать команду. Девушка не очень верила и плакать не прекращала до глубокой ночи. А на борту корабля остались пилот и капитан. Оба за эти дни так и не заговорившие. Теду было просто стыдно. Капитан не знал, что вообще теперь делать и говорить. Кажется, позади приличный срок службы, но, как оказалось, ее может быть недостаточно, для того, чтобы понять, как правильно будет поступить? Увольнять? Распускать команду? Только больнее по всем ударит. Особенно по Дэну, для которого каждый день на корабле, подобен каждому новому дню ребенка-сироты, которого наконец-то взяли в семью. Лишить его этого? Запереть в крошечной квартирке в Новом Бобруйске? Через какое время его начнет срывать сильнее? Он же явно еще не до конца привык к своей новой роли, к тому, что для них, для каждого в экипаже, он человек. А Полина? Что будет с ней после того как она попробовала новую жизнь? Хорошо, если Роджер возьмет на свой корабль. А если нет? Если не позволят? Снова в ненавистный НИИ? К гиперопекающей матери? Да и, если на то пошло, сам Теодор увольнения не выдержит. Хорошо, если только снова начнет активно пить, а если с собой покончит? Нет, распускать экипаж рано. Слишком рано, несмотря на все то, через что им уже пришлось пройти. Только как самому перестать злиться на балбеса, который подставил и себя и других? Как перестать мучиться бессонницей, постоянно ища пути выхода из того состояния, в коем пребывали все? Подобно киборгу, перестать перебирать в голове варианты? Станислав сидел в капитанском кресле, смотрел на экран планшета, но давно ничего не замечал. Даже страницу открытой книги так за почти полчаса ни разу не перелистнул. Молчал и замерший в кресле пилот. Взгляд его скользил по показаниям приборов, но он тоже не видел, так, словно снова лишился зрения. Но, в какой-то момент, пилот резко подорвался с места, пробежал через всю пультогостинную и со всей дури, с гневом, саданул кулаком в колонну в центре помещения. Маша на это протестующе завопила, выдавая что-то на тему того, что хулиганы корабль ломают. Станислав резко развернулся в кресле в сторону парня. Хотел что-то сказать, но понял, что не может. А бедного пилота трясло. Он судорожно втянул носом воздух. — Станислав Федотович, разрешите обратиться, — выпалил он. Капитан от удивления даже приподнял бровь. Теду не была свойственна такая официальность, почти армейская. Но то, что парень подал голос первым, словно сняло барьеры с капитана, сняло внутренние запреты на разговор. Даже злость стала чуть слабее — Обращайтесь, пилот, — позволил он. — Станислав Федотович, я знаю, что то, что я натворил, это правда заслуживало увольнения. Впрочем, вы имели полное право уволить меня прямо там, в порту, не оплачивая штраф. Или оставить сидеть в камере, ожидая решения суда. Но вы оплатили штраф и позволили мне быть на корабле, даже не уволили… — Пока не уволил… — поправил его капитан. Теодора передернуло, как от интонации, так и от перспективы. — Я все понимаю. Я виноват. Только, я не знаю, как загладить вину, как заслужить прощение. Вы бы хотя бы наказание озвучили. Надо перемыть сверху донизу весь корабль — перемою, дежурить лично буду месяц, да хоть можете выдрать, как загнавшегося подростка, ремнем, по-отечески, мне все равно. Меня с ума сводит это отчуждение, — жалобно закончил парень. — Это так, впопыхах не решается. Вечером, обсудим это в присутствии всей команды. Потому что виноват ты не передо мной по большей части, а перед ними, особенно перед Полиной, которая сначала меня два дня упрашивала тебя не увольнять, а потом еще три места себе не находила и все глаза выплакала, пока мы решения ждали, — Теодор опустил голову, словно нашкодивший щенок, отросшие черные волосы скрыли лицо. Парень развернулся и ушел в каюту. *** В пультогостиной царила почти торжественная обстановка. Тут собралась вся команда, даже Михалыч покинул тайные глубины корабля и появился на основной палубе. Даже Котька была тут, лежала на коленях единственной девушки в команде. — Денис, приведи Теодора, — приказал капитан. Киборг несколько удивленно посмотрел на Станислава, но, само собой, ничего не сказал. Только не совсем, наверное, понял, почему его назвали полным именем. Обычно такое происходило, когда им, ДЕКСом, были недовольны. Он тоже сделал что-то не так? Собственно, Дэн был единственным, кто по-прежнему проводил с пилотом достаточно времени. Выслушивал, точнее, молчал рядом, когда у Теодора начиналось очередное желание выговориться. Надо отдать пилоту должное, за все эти дни он даже к пиву не притронулся, успокаивая себе нервы фактически литрами чая, который, с недавних пор весь пах мятой и мелиссой. Хотя упаковка у чая была та же. Но непривычный запах тоже был. На мостик Теодор восходил словно на эшафот. Почетный караул — есть, вон, рыжий почетный караул неспешно идет позади, священник есть — взгляд на Вениамина. Судья в наличии — взгляд на капитана, даже адвокат пришел… — Полина, а Михалыч за палача сойдет. Впрочем, наверное, не следовало успокаивать себе нервы РПГшной игрой, что-то какие-то не те мысли в голову лезут. Как всегда, когда надо быть серьезным, собраться с мыслями и напустить на себя эту серьезность, у Теодора не получалось. Но стоило присмотреться к бледным, но серьезным лицам друзей... Да, каким там, к пьяным аммам, друзей, к лицам родных. Каждый из присутствующих был для пилота семьей, включая искина, которая сейчас была почему-то на удивление прилично одета и очень непривычно серьезна. Тед нервно покосился на капитана, тот только кивнул, парень на это сглотнул, откашлялся и тогда только подал голос. — Я… гадство, как же тяжело-то оказывается говорить, — последнее было сказано тихо, но, само собой, расслышали все. — ребят, я прошу прощения за все, что натворил. У капитана, доктора, Михалыча, Дэна, у тебя, Поля, лично… за то, что напугал, за то, что заставил волноваться и за то, что натворил, что подставил экипаж и само доброе имя корабля… И… — Полина и Дэн невольно хихикнули. — Ну, имя у корабля давно недоброе… — пробормотала Полина. — Особенно для некоторых, — закончил киборг. От такой простой вставки на душе стало немного легче. Пилот выдохнул. — Эм, да, наверное. Но, в любом случае, ребят, простите меня… Я, я еще утром сказал капитану, что готов принять любое наказание. И не важно, что это будет… очередные двести километров на велотренажере, — взгляд на Дэна, который в этот момент невольно фыркнул. А, поймав внимание друга, еще и подмигнул, вот же белочка рыжая. — Или хоть до конца года дежурить буду… да хоть пусть выдерут, не важно, правда не важно, задолбала эта атмосфера всеобщего игнорирования. — чуть жалобно закончил он. Шесть пар глаз, если считать искина и Котьку, уставились на капитана. — Стас, ты капитан, тебе и решать, — напомнил Вениамин. Капитан Петухов досадливо поморщился. Надеялся было спихнуть на команду, на общий совет, но, как всегда, решать придется самому. — Пьянка, наркотики, драка, арест и штраф… — наконец, подал голос непосредственный хозяин корабля — наказать за это физическими нагрузками или дежурством недостаточно. Не так давно я предупреждал, что еще раз что-то подобное и уволю всех… — После этих слов в пультогостиной было тихо на столько, что было слышно, как проходит воздух по вентиляции. — Однако, хотя мне и не свойственно бросать слова на ветер, я не вижу смысла увольнять всех из-за проступка одного, — Теду от этих слов показалось, что пол медленно уходит у него из-под ног. Даже в глазах на секунду потемнело. Хвала, что не грохнулся в обморок. Вот то бы точно позорище было. Дэн же, отслеживающий состояние друга, слегка дернулся вперед. Но Теодору удалось выровнять дыхание, выпрямиться, так, что это осталось никем, кроме киборга, незамеченным. — С другой стороны, увольнять Теодора после того, через что мы все вместе прошли, несмотря на случившееся, было бы тоже изрядной неблагодарностью с моей стороны. К тому же, едва ли я найду где-то еще на столько бесстрашного пилота, пусть и на редкость бестолкового. Действительно, что мальчишка… — и снова пауза. И, что интересно, все смотрели, затаив дыхание, будто каждый из них сейчас был виноват и ожидал своей участи. Даже Михалыч, казалось, слегка сжался. Последним Станислав дольше всего разглядывал, собственно, обвиняемого. Тед все эти дни был не похож на себя и был самым притихшим, хотя именно его самоуверенность неоднократно подбадривала команду. — Что же, если никто не будет против, получишь пусть устаревшее, но довольно долго бывшее популярным в космофлоте наказание — я, как твой командир, тебя выпорю. Поскольку ни кнута, ни плети на корабле нет, получишь ремнем. И вот тут я оставляю тебе выбор. Или сотню по спине при всей команде, с их, разумеется, согласия, или полторы сотни пониже спины в каюте. Без свидетелей, — Теодору, к счастью, хватило ума не брякнуть, что плеть есть. А потом, представив себе капитана с мягкой кожаной многохвосткой, вместо короткой армейской, не заржать в голос. Но секундной улыбки сдержать не сумел. Впрочем, капитан, к счастью, посчитал эту улыбку добрым знаком, не связав с богатой фантазией своего пилота. А вот обвиняемый над приговором задумался. По спине при всем экипаже? При Полине и… при Дэньке? После всего, что бедный киборг пережил в прошлом, заставить его видеть и, более того, считывать чувства друга, сомневаться в капитане? Нет уж. Ладно док и Михалыч, но не они. Рыжий навигатор, кстати, стоял с плотно закрытыми глазами. Видеть все это ему и правда не хотелось. Хватило своих воспоминаний о том, как по его собственной спине прошелся нейрокнут. Но, наверное, ремнем не так страшно? Станислав Федотович никогда не был ни с кем из них несправедлив. Может, это заслужено? И правильно? Системе не хватало данных. Ночью нужно будет залезть в инфранет и поискать информацию, разобраться. Тед же отлично заметил эти плотно закрытые глаза и перевел взгляд на Полину. А вот зоолог как раз таки очень любопытно рассматривала Теодора. В ее глазах страха не было, только какой-то азарт. Почему-то вспомнилась ночь, проведенная втроем. Горячие Полькины стоны, решительные движения Дэна. Гадство, это было круто. — Наедине… — выбрал пилот. Признать, капитан с самого начала надеялся на такой выбор. Драть паренька при всей команде было жаль, да и не факт, что бедный нарушитель-рецидивист оное наказание сумел бы принять и забыть, а не изводить себя стыдом, и в результате начудить по новой. — Иди в каюту, устраивайся. Как устраиваться, объяснять, я думаю, не нужно? Я сейчас приду… — капитан поднялся, намереваясь взять в каюте армейский ремень. А Теодор разве только честь не отдал, прежде чем удалиться в каюту. И само собой, объяснять ему ничего не надо было, выросший на ферме, с такой формой выволочки, он был знаком не понаслышке, Лика, впрочем, тоже. Хорошо, что сестры сейчас тут нет. *** Двери тихо отъехали в сторону и… капитан замер, несколько удивленный. Он, собственно, предполагал, что Тед разденется только до трусов, однако, он ошибался. Молодой брюнет лежал строго навытяжку, ниже пояса полностью обнаженный, да и майка была подтянута выше талии. Станислав шагнул в каюту. — Маша, запереть двери до моего личного приказа ее открыть. И не подсматривать! — дверь каюты стала на место, щелкнул замок. Почему же, интересно, ему, Станиславу самому сейчас не хорошо, словно это его собираются выпороть. Впрочем, период, когда во флоте нещадно драли за каждую провинность, он как раз таки застал. И самому влетало, причем чаще за правду, и бить тоже приходилось. Но сейчас ощущения были другие. Словно старшего сына выпороть собирался. А ведь, у него вполне мог бы быть ребенок как раз двадцати пяти лет. Действительно, семья. Многодетный папаша. Аж троих судьба преподнесла. — Постарайся расслабиться, начнем, пожалуй… — каюту огласил свист и весьма звонкий хлопок, за коим последовал только резкий, судорожный вздох. Было ли страшно Теодору? Да, было. Парень мог бы врать сам себе, что все фигня и ничего страшного. Но было и страшно и дичайше стыдно, так, что все лицо пылало. Стыдно было раздеваться, укладываться и ждать, ждать, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Неприятный холодок пробежался по спине, когда открылась и закрылась за капитаном дверь, а потом стало не до того. У хозяина корабля оказалась изрядно тяжелая рука. Теодор только чудом заставлял себя терпеть молча. Ему казалось, что каждое касание ремня к коже напоминает прикосновение расплавленной стали. Адски больно. Так, что уже и про стыд не вспомнить, только страстно желать, чтобы это все скорее прекратилось. Поскольку, парень очень быстро потерял уверенность, что огребает пониже спины, жутко болело все тело. В глазах аж искры вспыхивали. С очередным ударом он не сдержал тихого, болезненного стона. И следующий удар промедлил, пришелся позже и слабее предыдущих. — Поднимись и ляг головой ко входу — Станислав не ожидал от самого себя, что на него так подействует болезненный стон его пилота. На столько, что он позволит ему лечь иначе, постарается более равномерно распределить удары. Лендер послушно поднялся, его лицо пылало, лоб покрывала мелкая испарина, смотрел он в пол, стараясь скрыть покрасневшие глаза. Он только торопливо лег и вытянулся снова. Стас отлично помнил, что далеко не все военные умудрялись переносить такое наказании молча и тем более без слез, выступавших от боли вопреки воле наказуемого. Тед умудрялся терпеть молча, хотя Станислав понимал, что никоим образом парня не щадит. Зад парня приобрёл уже устойчиво-алый цвет, а к вечеру превратится в один сплошной синяк. Дав страдальцу немного отдышаться, капитан продолжил экзекуцию. Теду казалось, что он выглядит ужасно глупо, взрослый парень, а все-таки не может сдержать слез. Позорище… Но от самого факта осознания того, что его наказывают, что это плата за его проступок, становилось немного легче. На столько, что удалось выровнять дыхание, перестать глотать воздух, приноровиться к ритму… вдохнуть — пережить удар, выдохнуть- пережить очередной удар. И так по кругу. Но еще и было чувство, что этот болезненный ужас никогда не закончится. — Ох! — на очередном ударе, вышедшем с захлестом, парень аж передернул бедрами. Но на сей раз Станиславу удалось сохранить самообладание и продолжить так, словно он не слышал никакого вздоха. А еще капитан почти молился, чтобы Тед правильно понял выбор такого наказания. Что бы не обозлился и не отдалился. — Сто сорок девять, сто пятьдесят. — объявил капитан, откладывая ремень на стол. — Все закончилось, можешь выдохнуть. Ты прощен, восстановлен во всех должностях… Обезболивающее принимать нельзя, пока само не заживет, — предупредил он, опускаясь на стул. — И не торопись вставать, успокойся. Плачь, если хочешь. Это не страшно. И не стыдно, — голос капитана звучал устало. Настолько, что измученный парень даже оглянулся на него. А взглянув в глаза, успокоился. Капитан смотрел на него так, как это было до случившегося. Мягко, спокойно, без раздражения. И, пожалуй, сочувствующе. — Спасибо, — тихо и искренне проговорил пилот. Капитан кивнул и вышел, позволяя юноше прийти в себя и успокоиться. *** На корабельных часах давно было глубоко за полночь. Экипаж спал, ну, или делал вид, что спит. Не спалось, пожалуй, только киборгу, который сделал себе чай, вытащил очередную банку сгущенки и таки принялся искать информацию, так беспокоившую его, когда за его спиной явно послышался звук открывающейся двери. Дэн переключился на инфракрасное зрение и оглянулся. — Ах ты? *: %: *…. Через (:? : %: %. Дэн! — раздалось забористое ругательство Теодора. К счастью, никто не проснулся, по большей части, привычный к тому, что кто-то по ночам встает, а встав, натыкается на Котьку, или на два красных огонька во тьме. В таких ситуациях от красного словца не воздерживалась даже Полина. А уж Теодор — так регулярно. Иногда его комбинации были на столько эффектными, что из каюты высовывалась Поля и просила повторить под запись. Сейчас, однако, Дэн торопливо выключил «подсветку»: — Прости. Я не хотел напугать. Почему ты встал? Тебе плохо? — забеспокоился рыжий. — Не, я в норме. Фигня, а не наказание. Дома папаша хворостиной драл, вот то было больнее, — бравировал пилот, разумеется, не собираясь докладываться партнеру, что таки больно. — Врешь, — отозвался рыжий и Теодор проклял детектор лжи, прикидывая, что, а не скопить ли ему денежку и не попросить этот гребанный детектор удалить. — Вру, — покаянно признался тот. — Это было больно, стремно, стыдно, но, отпустило. Пошли на кухню, побазарим, — пригласил он. *** Кухня, середина ночи, банка сгущенки на двоих, горячий чай. Все с той же мятой. Мятой пропахли все чашки. Теодор долго ищет способа поудобнее сесть на стуле. Зад саднит. Поняв, что это бесполезно, Тед выходит в пультогостиную, берет с дивана подушку, возвращается назад и садится на нее. Дэн наблюдает за этим с явным непониманием во взгляде. Странные манипуляции, странная, но явная жизнерадостность, несмотря на то, что было. Состояние пилота соответствовало показателям до происшествия. Почему? — Ты злишься на капитана? — привычно-наивно спросил он. — За что? А… нет. Не за что злиться. — Почему? — Я сам виноват был, и ты знаешь, отпустило, когда влепили. Вот уж правда, что лучше когда наорут, или всыпят, чем когда молчат. Так хотя бы все понятно. Ты, главное, сам капитана не бойся, тебя он не тронет. — Почему? — Потому что ты корабельный ум, честь и совесть, — фыркнул Тед. — И потому что ты не сглупишь так, как я. Наказание должно быть соизмеримо вине. Мое было. Обижаться мне не на что. — Надеюсь, что ты прав. — А ты не надейся, я прав! — Теодор поднялся и крепко обнял бледного киборга. Тот в ответ улыбнулся, кажется, наконец-то поверив, что жизнь продолжается… *** А утром корабль покинул планету…