Touch for loneliness

Какого быть убийцей? Не просто убийцей - свихнувшимся уродом, живущим смертью других людей. Всю ночь напролёт искать того, чьё время вышло, охотиться, лишать жизни, а потом растягивать процесс разделывания до рассвета. И уходить куда-нибудь в темноту... Для Клокворк это абсолютно нормально. Теперь нормально. Раньше она и думать о подобном не могла. Переживая побои отца, она даже не хотела его смерти. Убивая своего психолога, она даже не понимала, что творит. И только увидев в зеркале свой разрезанный рот и циферблат часов вместо глаза, она осознала, что уже никогда не будет той тихой девочкой Оуллет. Уже никогда никто к ней не притронется: ни отец, ни её ублюдочный братец. Никто... - С-с-стой, тварь! У её жертвы нож. Малый складной ножичек. А у Клоки два огромных охотничьих. Бедный парень, ставший сегодня тем, кому суждено умереть, был напуган. А когда Натали вышла под свет фонаря, показывая себя, жертва была просто в ужасе. Увидев перекошенную от страха физиономию, Клокворк закинула голову назад и засмеялась в голос. - Не подходи! - жертва решительно выставляет руку с ножом вперед. Оуллет замолкает и медленно поворачивает лицо обратно. - Хочешь поиграть? - улыбается и достает своё оружие, лезвие которого зловеще блеснуло. Бедному молодому человеку становится ещё страшнее. Когда девушка срывается с места и быстро сокращает расстояние между собой и жертвой, он отступает назад. Пытается нанести удар ножом, но получается неумело. Клокворк легко валит его на асфальт и вновь смеётся, но уже тише. Жертва паникует и вновь предпринимает попытки защититься нападением. Натали пропускает эти удары словно нарочно. Опять смеётся в голос, захлебываясь своим безумием, и наконец вонзает нож в грудную клетку жертвы, которая этого не выдерживает и сразу же выпускает своё оружие из рук. Оуллет, заметив, что парень собирается заорать от боли, не медлит перерезать ему горло. Теперь слышны  лишь хрипы, вряд ли способные разбудить кого-то на этой улице. - Твоё время вышло, - с наслаждением протягивает Клоки. До рассвета ещё много времени. Значит, можно не спешить. Разделывать жертву медленно. Наслаждаться болью от свежих порезов, которые Оуллет будет вскарябывать, когда кровь свернётся. По улице разнесся женский крик. Совсем недалеко. Натали поворачивается в сторону звука и видит свидетельницу сегодняшней «трапезы». Охота прервана на самом важном месте. До рассвета долго, а нужно уходить. Обидно, чертовски обидно! Пришить ту женщину? А чёрт с ней! Охота не завершена, и тратить время на кого-то ещё не хватит сил ни физических, ни моральных. Клокворк, вытерев окровавленные лезвия о ткань одежды жертвы, вернула ножи в ножны и, пока до остолбеневшей от страха свидетельницы доходила идея вызвать полицию, рванула прочь от места преступления. Она всегда уходила в лес: там было спокойнее. Почти нет людей. Можно скрыться под мантией полных листьев ветвей. Особенно хорошо было под елью: множество иголок создавало подобие шалаша. Осенью и зимой листья опадали. А иголки остаются с Клоки, позволяя ей посидеть под этим шалашиком. Было ещё одно место в лесу - дом. Малый, старенький домик, который выглядел так, будто развалится от одного порыва ветра. И там кто-то жил. Или просто приходил туда, как и Оуллет. Не желая попадаться этому кому-то, девушка предпочитала отдыхать после охоты на соседствующей с домом сеновале. Интересно, кто тут вообще жил? Когда Клокворк добралась до постройки, было еще темно. Время, когда она обычно развлекается со своими жертвами. А сейчас это время она проводит в своём убежище. Сеновал стал ей почти родным. Солома казалась удобнее любой кровати. Натали повернулась к деревянной стене, на которой она изображала чудные рисунки. Отец ненавидел её, и он терпеть не мог «каракули» на стенах. А теперь Клоки могла рисовать сколько угодно. Она использовала и карандаш, и мел, и уголь, и кирпич, и даже кровь. Рисовала вдоволь, и это придавало чувству свободы ещё более яркий окрас. - А ты сегодня рано, - о, а вот один из обитателей того домишки. Оуллет уже привыкла к нему. В первое время она только настороженно сжимала в руке нож, зная, что вокруг да около сеновала ходит некто. Позже по возвращению с охоты Клокворк находила «сюрпризы»: бинты, аптечки, воду... А потом уж застала этого некто у самой постройки. Юноша был едва ли старше её. Ну, быть может, года на два-три. Первое, что запомнилось девушке - это два топорика, которые сразу оповестили её о возможной угрозе. А второе - это характер незнакомца. При первой встрече, когда Натали рассчитала дружелюбное приветствие как ту самую угрозу и чуть ли не довела знакомство до драки, она подумала об этом человеке: «Идиот». Но, как оказалось, характер юноши был просто как у наивного ребёнка. - Знаешь, ты вызываешь беспокойство у Слендера, - опять он упоминает некоего Слендера. Из многословных, но малопонятных описаний Клокворк поняла только две вещи: силен и опасен. Поэтому для себя она решила с этим Слендером по возможности не связываться. - Почему у тебя так много ран? - юноша с удивлением осматривает тело Оуллет, развалившейся на соломе. - Ты знаешь, что если кровь не остановить, будет очень плохо? «Заткнись...» - подумала Натали, прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу. Она устала. Она расстроена. Ночь коту по хвост... - Давай помогу тебе что ли, - она чувствует прикосновение к руке, отчего по телу проходит дрожь. - Не трогай меня! - Клоки резко приподнимается и отползает от юноши. Рука напряглась. Рефлексы требовали схватиться за нож. Человек с топорами смотрел на неё с недоумением, словно дитя, который не понимает, почему ему нельзя много сладкого. - А, прости, - юноша сделал выразительный жест руками, напоминающий «Вы шо, я вообще не при делах!» - Наверное, ощущения от перчаток неприятны. Нынче холодно на улице. Оуллет даже об этом не думала. Если уж от перчаток хотелось дернуться, как эпилептик, что уж о коже говорить. Она могла трогать других людей - своих жертв. Вырывать им ребра или ломать конечности. Но никому она не позволяет к себе прикасаться. С тех пор, как стала убийцей, а не девочкой, ищущей спасения в объятиях плюшевого жирафа. Никто не притронется... Никто... Ни отец, ни брат... Никто... Никто больше не причинит вреда... Никто больше не тронет... - Так лучше? - опять прикосновение. Теплое, но пугающее. Юноша уже перебинтовывает ей руку, а Клоки просто замерла. Страшно, но чем-то приятно. Это не то наслаждение от боли, это просто... хорошо. С братом у неё было тоже самое: сначала приятно, а потом сильная, отвратительная боль. Сейчас не те чувства, но Натали все равно дрожит в ожидании боли. «Почему мне так страшно? Почему я просто не воспользуюсь ножами для защиты? Почему я ничего не делаю?! Почему я боюсь?!» - слишком много свалилось в этот вечер. Подсознательно она и не хотела дать отпор, потому что угрозы просто не было. Но был страх. Ведь однажды коснувшись кипятка, уже знаешь, что он горячий. Даже если от воды просто идет тепло, ты не можешь знать, что это не кипяток. - Ты дрожишь. Тебе холодно? - юноша, уже неумело разобравшись с руками, взглянул на лицо девушки. - Что с тобой? Ты чего-то боишься? «Ничего я не боюсь!» - с раздражением подумала убийца, сжимая кулаки. - Знаешь, когда я был маленький, я очень боялся уколов. Мне не было больно, но было страшно. И тогда моя старшая сестра всегда обнимала меня. Тогда мне казалось, что я нахожусь под каменной защитой, - он всегда говорил. Обычно Клоки молчала, иногда даже игнорируя его. А он все говорил обо всём, что только можно. Он считал Оуллет своим другом, даже не зная, что она о нём думает. Девушка почувствовала прилив паники, когда юноша прижал её к себе, думая, что этот метод избавляет от страха любого. Казалось, он не замечал, как Клокворк пыталась отстраниться. Хватка у этого человека была просто железная. «Пусти! Пусти! Не трогай меня!» - в голове Натали все бушевало от эмоций. Паника... Она недолго сопротивлялась и уже через несколько секунд перестала двигаться. Тело было напряженно, дыхание затаилось. Она все ждала боли. Ведь так всегда: если тебе приятно, то будет и больно... А боли всё нет. Дыхание успокаивается. Напряжение и паника отступает. Боли нет. Осталось тепло. Защита. Как там он сказал? Каменная защита? Да, это было так. Живая надежная защита. По крайней мере, иллюзия защиты. - Ну вот, я же говорил, - юноша отпускает её и отстраняется. Только через некоторое время Клоки понимает, что порез на её боку обработан и заклеен огромным пластырем. - Я так и не понял, страх это был или холод, но всё вроде бы хорошо, - обладатель топоров облегчённо улыбнулся. - Кстати, ты почти постоянно молчишь. Я даже не знаю, как тебя зовут. Может мне звать тебя Часиками за твой чудной глаз? Хотя невежливо как-то получается... Так тебя как зовут? - А тебя? - голос Оуллет был непривычно холоден. Раньше она только безумно смеялась во время охоты. А сейчас не охота. Обычный разговор, которого у Натали не был очень давно. - Тикки-Тоби. Странно, я же вроде бы говорил тебе... - юноша почесал затылок. Да, он говорил. Клокворк даже могла вспомнить его имя. Но что заставило спросить? Будто хотелось узнать так, как если бы это нужно было именно ей. - Клокворк... Но Клоки звучит удобнее, - девушка попыталась смягчить голос. - Забавное имечко. «Пф... А кто хотел назвать меня Часиками?» Уже светало. Неужели время такое быстрое? Да, оно нас убивает. С каждым днём, с каждой минутой, с каждой секундой. И оно самое дорогое, что у нас есть. Время - то что мы ненавидим, но то, в чём мы нуждаемся. Время - это все. Время - это смерть. Время - это лекарство. Оуллет посмотрела в сторону открытых дверей. Задержалась на этом моменте и, не отрывая взгляда, поднялась на ноги. Она вышла из постройки и посмотрела на небо. Шёл снег. Мелкий, легкий. Он покалывал щеки. Он таял на выставленных ладонях. - Холода наступа-ают, - протянул Тоби, подходя к своему, как он считает, другу. - Нелегко будет тебе. Может, разводить костёр на сеновале? Хотя нет, будет много дыма. А если открыть окошко, будет ветер. А в дом переехать не хочешь? Там камин ес... - он прервался, почувствовав, как девушка дернула его за плечо. Она протянула ему свои руки. - А ладони тебе сестра грела? - Клокворк слабо улыбнулась. Этот Тоби... Таких людей она ещё не встречала. Он не жертва. Но он не причиняет ей боль. Только спокойствие... Только теплое дыхание на руках и заботливые прикосновения к коже...