***
- Мэйбл. М.э.й.б.л. Мэ-э-э-эйбл. Повторяла она снова и снова, вглядываясь в огромное овальное зеркало, что на вид древнее греческих богов. Веяло от него не менее древней жутью. На его поверхности везде, на каждом кусочке, на каждом краешке проглядывали потертости и шероховатости, словно рубцы и царапины, выступившие на некогда нежной и гладкой коже. Отражение в нем было расплывчато, как в тумане, но все же разглядеть себя не составляло большого труда. Затейливая, некогда богатая серебряная рама почернела, облупилась, став призраком самой себя. Толстенный слой пыли растерли маленькие ладони, оставившие кое-где сальные отпечатки. - Мэйбл Пайнс. Её лицо – пустой бумажный лист. Она пыталась на нем рисовать: дергать пальцами уголки рта, чтобы улыбнуться, сдвигать брови в попытках хмуриться и приподнимать их, чтобы удивиться. Но получалось криво, косо, неестественно. Неправдоподобно. Как кукла из мяса, костей и кожи. Живая телом - полая душой. В пещере, спрятанной в густых зарослях зачарованного леса Гравити Фолс, разбросаны побитые, треснувшие, брошенные хозяевами вещи: мусор и обломки, искореженный годами антиквариат, куклы без ног и рук, разбитые часы. Некоторые уж поросли мхом, травой, а на деревянном столике со сломанными ножками вырос цветок с белыми лепестками. Валялись колбочки, точно в сказке: «познай», «повзрослей», «забудь» -одни закупоренные, другие треснутые, с вытекшими на волю внутренностями. Веяло кладбищенским холодком, хотя снаружи стояла легкая духота теплых летних ночей. Но зеркало, красивое и жуткое, богатое и убогое, стояло посередине небольшой пещеры и притягивало взгляд. - Меня зовут Мэйбл, - говорила она отражению ровным, вялым голосом. Оно ей не отвечало. Девочка стряхнула пыль с синего свитера, на котором был вышит розовый единорог с радужной гривой. Руки ее были почти чисты. Взгляд безразличных глаз намертво приковался к отражению, словно лицо, смотрящее оттуда, было незнакомым. И интересным. Лежащий вертикально холодильник спрятан в углу пещеры. Мох, набросанный сверху, скрывал его блеклую грязно-кремовую облупившуюся эмаль. Холодильник обмотан цепью. На цепи – замок. А пальцы девочки крепко сжимали лежащий в кармане ключ.***
Небо смотрело, звезды на небе – тоже, разглядывали сверху, пытаясь разглядеть её мысли. Девочка вышла на открытую местность, ощущая себя голой. В пещере, в тени деревьев было намного уютнее, а теперь эти штуки наблюдали, она наблюдала за ними в ответ, но их это не смущало и не тревожило. В отличие от неё. Звезды тяжелые и взгляд их тяжелый. Девочка тянула руки к ним, пытаясь то ли сорвать их, то ли заслонить. - Мэйбл? Мэйбл! – услышала она усталый, но громкий оклик. К ней подбежал мальчик, напуганный, но счастливый. Да, он радовался. Определенно. Но чему? - Ты нашлась, наконец-то нашлась… - Он обнял её, крепко стиснув. – Мы нашли Вадлза, он чуть не стал женой гномов, но… Мэйбл. Где ты была? Что-то случилось? Почему ты молчишь? Он смотрел на неё не так как небо и звезды. Не хотелось спрятаться. Его лицо так похоже на её лицо, голос знакомый, в груди тепло. Девочке становилось даже смешно, мальчик такой смешной, с его приоткрытым ртом и нахмурившимися от беспокойства бровями, с синей кепкой, с ломающимся голосом. Девочка вспоминала. Образы плыли, прокручивалась кинопленка длинною в жизнь за долю секунды, крючок цеплял картинку на бешенной скорости. - Диппер… Братик. Диппер. Ниже на миллиметр. Заботится. У него есть потертый дневник, полный тайн. Кажется, она любит Диппера. Девочка несмело приобняла его, уже не думая о том, как тяжелы звезды. - С тобой… все хорошо? – спрашивал он, ища что-то в её глазах. - Да, Дип, - она улыбнулась. Впервые – по-настоящему. Он тоже улыбнулся, нервно, но радостно и за руку потащил её сквозь ночь в сумрак леса, но с ним не страшно идти, бежать, нестись на край света рядом с ним так легко и свободно, хочется петь, кричать, смеяться, и Мейбл смеялась, и уже не он вел её, а она его. Неважно, что Диппер искал в её глазах. Важно, что он это нашел.***
Дядя Стэн в феске и очках, он много ругается, много лжет, но внутри – добрый, любит племянников, Хижину Тайн, мороженое и когда страдает тот, кто ему не нравится. Мэйбл принесла с кухни пакетик чипсов, когда он сидел на диване перед телевизором, смотря бои роботов, и он добродушно потрепал её по волосам. Хрюкнул поросенок, ткнувшись пяточком в ногу. Сначала с ним было тяжело. Она долго смотрела на Вадлза, приподнимая ему копытца, несильно дергая уши, но, спустя много безмолвных свиночасов вспомнила. Семь килограммов, сломанное время, Диппер жертвует ради нее, он всегда так делает. Обняла Вадлза бетонной хваткой, тот аж завизжал, бедный. Мэйбл нравилось обнимать, делать другим приятно, нравились куклы и абордажный крюк. Мэйбл нравилось быть Мэйбл.***
Диппер что-то подозревал, но не спрашивал, только смотрел, слушал, листал дневник, который, впрочем, всегда листает. Его взгляд обдавал Мэйбл то любовью, то подозрением, то страхом. Девочка боялась, что догадается. Что она – не она, а другая. И улыбалась ему, криво, как отражению в пещере. Ключик в кармане сжимала так крепко, что белели пальцы. - Ты странно ведешь себя с тех пор, как… - начал было он, столкнувшись с ней в проходе в комнату, некуда отступать. "Он все знает. Он уже догадался. Он меня ненавидит". Братик, любимый братик. - Я… всегда себя странно веду. Я странная. - Мэйбл, это не смешно. - И ты тоже странный. - Справедливо, - выдохнул он, понимая, что беседует со стеной. - Но мы еще об этом поговорим. - Я сшила Вадлзу платье с рюшками. Хочешь, тебе тоже сошью. Диппер ушел, не услышав, как сердце девочки от страха пылью осело в пятки. Она больше не может скрывать. Терпеть. Сдерживать страх трудно, ужасно, до дрожи трудно, но грызущую изнутри совесть сдержать невозможно – маленького монстра с тысячью зубов. Дипперу будет больно. Очень. Но если он узнает потом, да еще и сам, не от неё, то возненавидит точно. И больно будет ей, жить будет незачем. Горькая правда лучше сладкой лжи. Тайное всегда становится явным. Это Мэйбл тоже вспомнила.***
Диппер смотрел на пещеру, пыльную, но светлую посреди ночи: горели свечи, запертые в вырубленных каменных выступах, негаснущие проклятые свечи. Мир будет рушиться, треща напополам, а нетающий воск продолжит сковывать фитиль с вечным огнем. Груды хлама выглядели зловеще, но ему по-ребячески хотелось искать, искать среди мусора сокровища, забыв, что найденное в подобных местах в легендах, сказках, байках у костра и даже по их жизненному опыту приносит одни несчастья. Дышать становится легче, а понимать происходящее до сих пор не получается. Дип в замешательстве. Он смотрит на сестру, но она молчит, за нее говорят стыдливый потупленный взгляд, дрожащие поджатые губы и льющиеся ручейками слезы. Но Диппер не понимает языка слез. На Мэйбл синий свитер, тот, в котором он нашел её. Синий с радужным единорогом. - Ты не простишь меня, - говорит она, вынимая из кармана ключ. Ключ, сжимаемый мертвой хваткой. Снаружи резко, злобно каркнул ворон, и Диппер вздрогнул всем телом. - Что ты делаешь? Что ты уже сделала, Мэйбл? Разговаривать со стеной. Мэйбл бежит куда-то в угол, под её ботинками хрустят осколки разбитого флакона, она сшибает стул, и тот разваливается, теряя уже вторую ножку. Дип не спешит, спешить некуда: вот Мэйбл, она стряхивает мох со старого холодильника, небось, ровесника дяди Стэна, вот она трясущимися руками пытается вставить ключ первый раз, второй, третий, четвертый, попадает в скважину, поворачивает, сбрасывает цепи… Он затаил дыхание. Повеяло холодком, пробежались волной мурашки. Дурное предчувствие. Диппер подходит к сестре. Мэйбл заливается слезами. Распахивает крышку, но сама – не смотрит. Боится. - Она была счастлива, я знаю… Но это не я, честно не я, я только нашла… Я бы не… - Мэйбл? - Я многое делаю лучше. Ты же любишь меня, Диппер! И Вадлз, и Стэн, и остальные… Любишь же! - Мэйбл, послушай ме… - Прости, пожалуйста, прости! – закричала она, обнимая свои колени, пряча в них голову. - Там пусто, Мэйбл. Молчание. - Как пусто? Пусто. В холодильнике пусто. Только пыль, паутинка и паучок. - Что ты хотела показать мне? Мэйбл? - Мэйбл, - подтвердила она, вытирая рукавом свитера слезы. Но Диппер её не понял. Древнее жуткое зеркало смотрит на них тусклыми слепыми глазами. Они уходят, а оно остается навсегда. Просто зеркало. - Тебе лучше? – спрашивает Диппер, обнимая Мэйбл за плечи. - Лучше, - неуверенно отвечает она, слабо улыбнувшись. В её глазах горел огонек, особенный огонек, огонек Мэйбл, и пока он горит, все не так уж плохо, все могло быть хуже. Диппер ничего не понял, но сестре полегчало, да и ночь не так страшна, когда не бежишь и есть, чем дышать. Мэйбл испугала его, сильно-сильно. Будто покойника увидеть ожидала.