Не знаю

Туманный багряный мир качался, носилки упруго провисали подо мной, где-то на периферии сознания слышались голоса. Полудетский — уговаривал жить, будто бы от меня что-то зависело. Мужские — негромко переговаривались между собой. Мне было всё равно: носилки будут раскачиваться, кровавый туман не отступит, Майк останется лежать, обложенный камнями в неглубокой яме с наскоро нацарапанным именем. Мне даже казалось — да что там, я был почти уверен, что слышал и его голос: Майк стонал подранком, просил пить... Я проваливался в забытьё, и звуки пропадали. Я не знаю, сколько времени длился этот поход. Я выныривал в реальность, слышал голоса, но почти не понимал слов, потом опять отключался. Умереть тогда было бы разумно. Если бы Майк не отправился вырубать чёртов реактор, если бы послушался друзей — или кто они ему, если бы. Если бы я его не встретил, не взял под неуклюжую опеку, не потащился с ним ради ерундового вознаграждения... Если бы — и Майк был бы жив, а я бы не пытался выблевать свои внутренности и стереть кожу до мяса о шершавую кору деревьев во время остановок. Рвало меня желчью. Горький привкус надолго поселился во рту, слабость накатывала волнами, пальцы дрожали... Девочка со знакомым голосом гладила меня по плечу, приговаривала что-то, потом я валился на носилки, а она пропадала. Не то чтобы она уходила далеко, просто глаза с трудом фокусировались на расстоянии около метра, а дальше был красный туман, неясные голоса и жалобные стоны. Кажется, я просил пристрелить меня, а не волочь с собой в их чёртову деревню. Кажется, девочка плакала. Я блевал, мне было почти всё равно. Майку, наверное, тоже было всё равно там, под камнями. Я не знаю. На одной из стоянок белый свет прорезал туман. Это было так неожиданно, что я замер, тряся головой и ощущая ледяной озноб. Свет лился мягко, туман бледнел, меня рвало насухую. Мерзкое ощущение, если честно. — Скоро придём, потерпи, дракон... Куда придём? Если бы рядом был Принц, он вырвал бы мужчинам глотки, а девочку отогнал бы подальше. Хотелось верить, что перегрызть шею мне Принц смог бы быстро: в этом он был мастер. Я слышал вой Принца, я слышал стоны Майка — пусть бы эти самаритяне несли меня в Ад или ещё куда... Лишь бы встретить своих. — Скоро, скоро... Кажется, эта мелкая гладила меня по волосам и протирала лоб мокрой тряпкой. Глаза открываться не желали, после того луча я ничего и не видел, а темнота под веками обрела цвет и стала тем же багровым туманом. Где-то тоненько ныл Майк и выл Принц. Убей меня, девочка, ты же добрая, ты же другая, ты не такая, как я. Убей меня, будь милосердна, убей. Язык ворочался во рту, как кусок трухлявого пня, вместо слов получались тихие стоны, девочка гладила меня по лицу. Убей, не гладь! Убей! Спазмы скручивали тело, я тёрся лицом о ткань под щекой, кажется, обдирая куски кожи. *** Губ коснулось что-то холодное, пересохший рот наполнился горьким напитком. Меня вырвало себе же на грудь, и я открыл глаза. На меня смотрела старуха, грязная и старая, как вечность. Красные волосёнки торчали над её головой, как перья мокрой птицы. Глаза были внимательными и очень живыми. Я был уверен, что Она — Смерть. — Постарайся, дракон, надо пить, — скрипела старуха, поднося кружку к моим губам. Я отворачивался, понимая, насколько жалко выглядят мои попытки увернуться, старуха ворчала и заставляла пить красную воду. С третьей попытки два глотка попали в пищевод, старуха улыбнулась, обнажая редкие мелкие зубки. Я провалился в сон, понимая, что туман не отступил: старуха была седой, а её зелье белым. И ещё меня больше не качало: мы прибыли на место. Девчонка и её спутники дотащили свою бесполезную ношу. *** Сознание возвращалось на короткие минуты, и я пил зелье из рук Смерти. Иногда взгляд выхватывал девчонку и окно, занавешенное шторой. Девчонка была зарёванной, а штора — красной. Тогда всё было красным. Майк стонал где-то рядом. Меня несли чёрт знает сколько времени, может, полдня, может, две недели, а Майк стонал где-то рядом. Слабо, на самой грани слышимости, тонко-тонко, как комар. Только хотелось не прихлопнуть ненавистное насекомое, а ползти, опять оставляя за собой клочья кожи, к источнику звука. Долго же пришлось бы ползти. Камни мне в этом состоянии не поднять даже по одному, а девчонка не потащится смотреть на могилу с полутрупом на руках. Кажется, я метался и этим злил старуху. Она верещала и ругалась, насильно укладывая на койку и угрожая привязать меня покрепче. Майк, — хотелось сказать мне, — где-то тут стонет Майк, разве ты не слышишь? Смерть поила меня зельем, от которого я спал. Но во сне Майк плакал ещё жалобнее, его когда-то чистое лицо было покрыто вонючими волдырями, они лопались, и гной стекал на серые камни. — Майк, — говорил я ему, — Майк... Он замолкал, глядя бесцветными глазами на меня. По-моему, он ничего не видел. Вокруг радужки полопались сосуды, это выглядело ужасно: бесцветная радужка на красном яблоке. — Майк, Майк... Прости меня, Майки, не остановил тебя, — говорил я. — Тебя разве остановишь, Майки?.. Майки, Майки, Майки... Я никогда его так не звал: щенок или Майк — это было правильно, это было привычно. Не знаю, откуда взялся этот «Майки», но во сне ведь можно? Да к чёрту всех! Дракону можно всё! Я свалился с койки. Ярость придала сил, и я свалился, на большее меня не хватило. Под щекой оказался дощатый пол, в ушах стоял гул, перед глазами сквозь красную пелену я видел носки старинных начищенных ботинок. Мужских. Я не знаю, какую обувь носит моя Смерть, не помню, что было на ногах у девчонки, но эти ботинки были инородными, чужими, опасными. В моей голове тоскливо завыл Принц, будто учуяв покойника, я потерял сознание. *** Майк сидел на моей койке и кончиками пальцев водил по зудящим щекам. Он был точно такой же, как перед бункером, только совсем красный в моём тумане. Зачем ты туда полез, Майк, — думал я. — Кроме глупых самонадеянных мальчишек больше некому спасать мир? Ваше правительство не смогло подготовить нормальный отряд из тех, кому нечего терять? Зачем, Майк? Зачем ты встретил меня, зачем я пошёл за тобой, пошёл с тобой, пошёл за твоей мечтой? Зачем, Майки? — Майки... — шептал я, понимая, что мёртвые не снятся просто так. Они приходят сказать что-то важное, что ты и так понимаешь, но что не хочешь признавать и во что отказываешься верить. — Майки... Майки не возражал против нового имени. Холодные пальцы двигались по моему лицу, кажется, я плакал и не хотел его отпускать. Сил не было: руки не шевелились, и я не мог схватить его, сжать в кулаке ткань комбинезона, почувствовать реальность или нереальность происходящего. Он улыбался, я плакал, и где-то выл мёртвый Принц. *** Зелье Смерти с каждым разом горчило всё сильнее, я выблёвывал его после трёх глотков и привычно отрубался. Мне снился Майк. Рассказывал что-то, улыбался, трогал пальцами сползающую кожу на моих щеках. — Они выкопали меня, Драго. Ты закопал, а эти местные выкопали и принесли сюда. Я пришёл в себя довольно быстро, представляешь? Мы не знаем, почему, просто вот так: я живой и почти здоровый. Я не верил ему. Хотел поверить, но не получалось: после той дозы, что хапнул он, ни одно живое существо не выживет, ни дракон, ни пёс, ни человек. Крохотная доза спровоцирует выкидыши и мутации у новых поколений, дети будут умирать в первые же дни своей жизни. Никто не выдержит, все вымрут лет за пять. Я не верил своему сну, не верил своему туманно-красному Майку. Майки приходил не всегда, иногда багровый туман длился и длился, сухой ветер носил обрывки бумаги и листья, выл мёртвый Принц, и плакала девочка. Мне казалось, что это именно девочка, та самая, что общалась с Принцем. Та самая, с которой Принц больше не встретится. Слёзы текли по лицу, кожу щипало от соли, а сон тянулся, и Майка в нём не было. Когда Майк приходил и усаживался на краешке койки, он начинал рассказывать сказки о новом мире, где люди смогут не бояться радиации, где фильтры для воздуха станут не нужны, где вода будет безопасной, где всё станет чуть-чуть иначе. — Знаешь, — болтал Майк, — у меня есть одна идея. Но это очень-очень опасно! Я прикрывал глаза, рассматривая туман под веками, и вспоминал бункер. Что могло быть опаснее бункера? Русские со своими ракетами? Что ещё ты придумал, мёртвый мальчик, хватанувший смертельную дозу и умерший на моих руках? Рядом с тобой любая опасность будет малой. Незначительной. Лишь бы ты жил, щенок. — Они пришли из Центра, — шептал мне в самое ухо Майк. — Я не понимаю, как они нас нашли, но надо кое-что попробовать и уходить, Драго. Слышишь? Я бы рассмеялся, я бы хохотал громко, до икоты, я бы напугал своим смехом Смерть, если бы мог. Во рту привычно ворочалась сухая труха, тело меня не слушалось. Я нежизнеспособный мутант этого мира, я вымру раньше, чем то несчастное поколение детей. Меня не останется. Как ты уйдёшь, Майк? Я скоро стану гноем и смердящей гнилью, и ты пропадёшь, Майк, тебе некому будет сниться. Я заберу тебя с собой в лучший мир, где не будет радиации, там, скорее всего, вообще ничего не будет — но это ведь неважно: ты щекочешь жарким шёпотом моё ухо. Ты плачешь, я слышу. — Надо попробовать, Драго. Ты можешь умереть, но ты и так... — Майки смолк. Вот чего я не мог ожидать от щенка, так это поцелуев. Жадных, ласковых, судорожных — он целовал мои щёки, касался ледяными пальцами век. От его слёз жгло кожу, она никак не хотела затягивать язвы. Я ничего не понимал: прерывистое дыхание обжигало лицо, не касалось губ, но очень мешало думать. А ведь щенок что-то придумал! Завыл мёртвый Принц, а мёртвый щенок жёг мне лицо и предлагал какое-то спасение. Я ничего не понимал: просто повернул лицо к нему, чтобы было удобнее, и позорно вырубился. *** Смерть ворчала на девчонку. Где-то далеко был слышен мужской голос, я был уверен: он принадлежал хозяину старинных начищенных ботинок. Девчонка, как всегда, ревела, старуха ворчала, Майк не снился мне две ночи подряд. Только Принц по-прежнему выл где-то среди камней около бункера. — Помирает, твои слёзы не помогут! — верещала старуха. — Отмучается, себя пожалей! — Сколько времени, вы говорите, он в таком состоянии? — спросил мужчина. Я прислушался: самому было интересно. — Две недели как... Помрёт. И так задержался порядочно... Смерть вздохнула, уводя девчонку с собой, мужчина постоял немного рядом с моей койкой и тоже вышел. А потом появился Майк. Щенок оглядывался на окно, подпирая дверь стулом, звенел какими-то шприцами, разматывал провода. «Система для переливания крови» всплыла в усталом мозгу строчка из старой книги, учебника или брошюры, не помню... Он собрался переливать кровь? Мёртвый мальчик, щенок, бред воспалённого сознания перельёт кровь, и я стану ничем, уйду навсегда. Мне стало легко и весело: если я вижу такое, если галлюцинации ведут себя настолько странно, конец близок. Отмучился, это точно, осталось немного. Игла проколола вену на сгибе локтя — когда он успел наложить жгут, я не заметил — и это было неожиданно неприятно. Это было ощутимо, это было неправильно, но я смотрел, как Майк закусил губу, побледнел и вколол иглу в свою вену. Пот выступил на его лбу, но прошибло и меня. Майки, ты умер, но не мучай меня: я видел твою смерть, я засыпал тебя камнями, я выблёвывал свои внутренности, но я не хочу, не хочу, не хочу видеть твою боль! Не надо, Майки! — Не надо, Майки! — прохрипел я, и он посмотрел мне в глаза сквозь багряный туман, а по прозрачной гибкой трубке уже двигалась его кровь. Двигалась ко мне — он стряхнул пару алых капель на пол и присоединил трубку к катетеру в моей вене. Туман загудел, вой Принца оглушал, и я потерял сознание. *** — Потерпи немного, Драго, пожалуйста! Ты сильный, выкарабкивайся, живи!.. — злой шёпот Майка меня веселил. Командует щенок, показывает зубки. Хотелось напугать его, двинуться резко, изобразить нападение и увидеть страх в его глазах. А потом я всё вспомнил. Вот Майк возвращается из бункера с оранжевой сумкой через плечо. Вот мы говорим. Его голова лежит на моих коленях, а губы шепчут что-то почти неслышно. Вот я выкладываю яму камнями и царапаю короткое имя сверху. Слёзы уже начинают разъедать кожу: появились язвы, радиация действует независимо от того, человек ты или дракон. Вот меня несут на носилках, Майки стонет на соседних. Девчонка умывает меня, потом его. Мужчины вполголоса обсуждают, кто из нас хватанул больше. По их подсчётам, победитель тут я. Вот старуха поит меня горьком отваром, я блюю, мужчина в старинных ботинках смотрит внимательно от двери. Майк где-то недалеко, но он выздоравливает — если можно так сказать о радиации и лучевой болезни — это девчонка перешёптывается со Смертью. Вот Майки торопливо говорит о переливании крови, поглядывая на дверь. Вот он целует меня. Вот он целует меня. Целует. По-настоящему, прямо сейчас. Я обхватываю его за шею слабой рукой, пальцы не способны сжать его волосы в горсти, но мне плевать. Я целую его в ответ, я шлю к чертям, к драконам, к русским запахи гноя и смерти, я целую Майки. Я не знаю что он придумал, я не понимаю пока, как это действует, я не хочу знать, умер я или Майки оказался жив — я целую его губы, мокрое от слёз лицо, он держится за мои плечи и, кажется, неверяще улыбается. Мне срать, как это работает, пока мы вместе. В каком из миров, в каком состоянии, живыми или мёртвыми: пока мы вместе, я убью любого, кто посягнёт на собственность Драго-дракона.