Последняя сказка Ба Синг Се

Вопреки всем разумным ожиданиям, стол был накрыт не в главном обеденном зале дворца и даже не в одной из малых гостиных, а прямо в саду, в беседке, в тени раскидистых яблонь и благоухающих сандаловых деревьев. Раззолоченная резная крыша и решетчатые ограждения павильона все сплошь были увиты цветущими лозами, на окнах колыхались от невесомого ветерка легкие темно-зеленые занавеси, а вдоль дорожки, ведущей к входу, и под невысоким сводчатым потолком приглушенным изумрудным светом мерцали невиданные кристаллы, очень похожие на настоящие драгоценности. Это было странно. Такая картина несомненного благоденствия должна была вызывать в душе принцессы разве что уважение к основательности архитектуры Ба Синг Се, новый прилив восхищения обеспеченностью Неуязвимого Города и, может быть, жажду завоевания, однако, кроме всех этих очевидных чувств, было и что-то еще; и это неясное «что-то» казалось куда сильнее желания и восторга. К несчастью, и увитая лозами золоченая беседка, и огромный пышный богатый сад — все это не было просто практично и благоустроено. Это было так... так... — Так красиво... — в простодушном умилении прошептала Тай Ли, и Азула поняла, что «красиво» было именно тем самым словом, которое ей упрямо не давалось. Царь нервно заерзал в своем плетеном кресле. Было заметно, что ему польстила похвала, но как на нее отвечать — он не знает и сейчас мучительно пытается решить, следует ли ему принять комплимент или, сообразуясь с законами вежливости, в негодовании отвергнуть всю его очевидную справедливость. Пока его величество решал сложную моральную дилемму, Азула окинула быстрым взглядом собравшихся за столом. Их было немного, всего пять человек, не считая самого царя, и все сплошь армейские чины — не меньше, чем генералы, судя по виду. Надеть мундиры, правда, соблаговолили только двое, прочие же были в штатском, поэтому наверняка судить о званиях было бы опрометчиво, но сама принадлежность к высшему воинскому сословию угадывалась во властных непреклонных взглядах гостей и в резких чертах их суровых лиц. Эти взгляды, устремленные из-под напряженно сдвинутых бровей, принцесса ощутила на себе сразу же, как только вошла в павильон. На какое-то мгновение ей даже показалось, что настороженные мрачные глаза генералов глядели так и раньше, еще до того, как она ступила на порог. Что-то странное было в лицах и позах этих людей, ожидавших ее за столом в резной раззолоченной беседке; что-то опасливое и недоверчивое, но в недоверии этом ощущался настоящий испуг, а за опаской скрывалась искренняя и нелепая полудетская зависть. Внезапно Азула почувствовала, как немыслимое напряжение, долгое время сковывавшее все ее тело и ум, разом покинуло ее, и в то же мгновение словно стало легче дышать. Она даже улыбнулась, ласково и приветливо, хмурым генералам, мрачно глядевшим на нее исподлобья. Их темный страх ее развеселил. От осознания собственного превосходства она вздрогнула и затрепетала, ей вдруг невыносимо захотелось поджечь тут все вокруг: и этот пышный стол, ломящийся от обилия изысканных блюд, и зеленые занавеси, и решетчатые окна, и саму золоченую резную беседку, и весь этот огромный цветущий и благоухающий сад. В Ба Синг Се нет войны. Ба Синг Се не сражается. Неуязвимый Город самоустранился, чтобы сохранить автономию и нейтралитет. Долгие годы люди жили здесь так, как жил весь мир до Кометы Созина: каменщики строили, ткачи ткали, мясники продавали мясо, крестьяне растили и собирали урожай... Но что делали тут генералы? Разумеется, наслаждались своим исключительным положением. Пожалуй, им даже было выгодно не признавать факт наличия войны за стенами Ба Синг Се — если, конечно, они хоть что-нибудь об этом знали. Занимать едва ли не самый ответственный пост в государстве и не делать при этом ничего — разве это не удача? И вот теперь, когда открылось истинное положение вещей, когда стало известно о кровопролитных сражениях, идущих за границей Неуязвимого Города, когда царь собирается отправить свою армию на поддержку к союзным войскам — теперь прежде самоуверенные генералы растерялись настолько, что и понятия не имели, как им поступить. Они должны подготовить армию к войне — но они не способны сделать ничего подобного. Они скоро отправятся командовать войсками — но они не командовали ими никогда. Они обязаны будут сражаться — но сражались ли они вообще хоть раз в жизни? Они пытаются решить, что им сейчас делать, они всеми силами стремятся избежать позора и риска, и именно в этот момент в город едва ли не с передовой прибывают воины Киоши... Воины. Уже одно это слово наверняка пугает тех, кто при своем генеральском чине еще ни разу не воевал. Паника, подозрение и растерянность людей, которые должны были защитить от нее столицу Царства Земли, так сильно вдохновили принцессу Огня, что она впервые за все минувшее время ощутила себя по-настоящему живой. Захотелось дышать, смотреть, говорить, даже есть — в последний раз она ужинала перед отъездом в Ба Синг Се, уже прошли едва ли не сутки, однако аппетит вернулся к ней только сейчас. Азула с удивлением заметила, как была голодна: у нее даже дрожали руки, когда она накладывала себе жареную утку. Царь, все время неотрывно глядевший на нее, заметил эту маленькую слабость. — У вас что-то случилось? — обеспокоенным шепотом спросил он. Они сидели друг рядом с другом, совсем близко, но, чтоб никто больше их не услышал, царю пришлось наклониться к ней так, что их плечи почти что соприкоснулись. Азула не без удовольствия заметила, как вздрогнули и насторожились при этом генералы. — Скажите, почему ваши люди так странно смотрят на меня? — произнесла она, намеренно уклоняясь от ответа на заданный вопрос. — Мне кажется, они видят во мне врага. — Что? Нет! — Куэй торопливо поправил очки на носу, словно намереваясь сквозь круглые маленькие стеклышки разглядеть нелепые подозрения генералов. Принцесса покорно кивнула и более не стала продолжать разговор. Царь отвернулся от нее, несколько раз рассеянно ткнул палочкой в филе рыбы Си Ту и впал в глубокую мрачную задумчивость. Утка оказалась невкусной. При дворе царя Земли ее готовили как-то странно: слишком мало пряностей и почти без соли — должно быть, очаровательно для пресных жителей Царства, но абсолютно несъедобно для народа Страны Огня. Из необходимости казаться вежливой Азула сделала комплимент придворным поварам, но царь лишь кивнул в ответ — потерянно и вяло, словно забыл что-то и теперь все никак не мог припомнить, что. К середине обеда подозрительных генералов отвлекла Тай Ли. Ее неотразимое природное обаяние, поначалу рьяно отвергаемое осторожными солдатами, наконец возымело действие, и все пятеро потянулись к ней, словно на зов. Какая-то таинственная, поистине колдовская сила опутала их и очаровала; всего минута — и они уже не принадлежали самим себе, их мысли были целиком сосредоточены на маленькой циркачке, и даже когда его величество поднялся из-за стола, чтобы уйти, никто не счел нужным обратить на это внимание. — Ваши генералы, кажется, всерьез увлечены, — заметила Азула, когда они вместе с царем медленно шли по узким садовым аллеям. Куэй взглянул на нее и потер лоб. — Разве у меня есть генералы? — спросил он с таким искренним удивлением, что принцесса даже не сразу нашла, что сказать. Так, значит, он все-таки видит, что происходит? Но почему же, в таком случае, он не попытается ничего изменить? Унаследовать трон — еще не значит по-настоящему править, власть дается только тому, кто может принять ее. Если самодержец не хочет воспользоваться своим правом, если он не способен указывать и подчинять, — рано или поздно найдется человек, который будет готов это сделать. Прежде в Ба Синг Се правил Лонг Фенг. Сейчас Лонг Фенга нет, но кто-то должен будет заменить его. Неуязвимый город неуязвим извне, и все же ничто не спасет его от самоуничтожения, когда ослабнет власть — то единственное, что регулирует жизнедеятельность такой огромной сложной системы. Азула думала, что Куэй попросту этого не понимал. В конце концов, он был только образованным теоретиком. Но если он знал, к чему приведет его невмешательство, к чему оно уже привело и что еще может произойти, — как он мог быть так бездеятельно уныл, как он мог оплакивать свое личное горе, когда гибли и он сам, и его город, и вся его огромная, объятая войной страна? Принцесса неслышно вздохнула и на миг опустила веки. Нет, все же не время заговаривать о Лонг Фенге сейчас. Она обязательно скажет что-нибудь не то — слишком уж много эмоций. А между тем, так или иначе надо было о чем-нибудь говорить. Они с Куэем шли по узкой песчаной дорожке, окаймленной россыпью изумрудных камней. Было уже поздно, солнце клонилось к закату, на сад опускались теплые летние сумерки, и в неверном свете угасающего дня казалось, что изумруды мерцают тем ярче, чем быстрее тают на небе солнечные лучи. — Какие необычные камни, — сказала принцесса, легким кивком указывая на драгоценную сияющую россыпь, вокруг которой, привлеченные мягким светом, сейчас плясали невесомые белые мотыльки. — А, я знал, что они вам понравятся! — возбужденно воскликнул царь. Его глаза вспыхнули от удовольствия, а в его прежде омраченном лице появилась жизнь. — Это люминесцентные кристаллы. Гордость Ба Синг Се. Редчайший природный материал: во всем мире существуют еще две пещеры, в которых можно найти такие камни, но только Ба Синг Се не испытывает в них недостатка. — Очень красиво, — сказала принцесса. — Они драгоценные? — Вряд ли, — Куэй задумчиво почесал кончик носа. — Нет; я думаю, что нет. Впрочем, разве это имеет значение? Кристаллы — историческая ценность. — Да, да... Азула вдруг ощутила прилив необоримо сильной апатии. После лихорадочного возбуждения, вызванного знакомством с пятью генералами, эта сонливая вялость была для нее страшнее, чем смертельный удар. Ей не полагалось испытывать таких будоражащих эмоций, перепады настроения были губительны для нее: молния, сдерживаемая только несокрушимой волей и стальным самоконтролем, в период такого надлома легко могла бы ее убить; и все же полностью отказаться от чувств не представлялось возможным, а сейчас наступил именно тот момент, когда не почувствовать ничего было нельзя. Только теперь принцесса со всей очевидной ясностью поняла. Ненастоящее. Все вокруг здесь ненастоящее: царь на самом деле не царь, генералы не очень-то похожи на генералов, и даже то, что кажется изумрудами, на самом деле только люминесцентные кристаллы, историческая ценность Ба Синг Се — да, очень мило, разумеется, но что это меняет? Вероятно, именно так ощущала себя ее мать, принцесса Урса, в те ужасные времена до замужества, когда играла в захудалом третьеразрядном театре, существовавшем на скудные пожертвования где-то на задворках Страны Огня. Балаган. Бутафория. В окружении этих фальшивых декораций Азула ощущала, как и из нее ускользает нечто живое и истинное, как она медленно и неотвратимо превращается в блеклое подобие самой себя. Ей вдруг нестерпимо захотелось назад, в свой дворец, в свою Страну Огня, домой — она никогда прежде не называла это домом, но именно сейчас ей необходимо было знать, что в целом огромном мире существует место, где царь — это царь, генерал — это генерал, а придворные повара правильно готовят утку. — ...вы меня слушаете? С вами все в порядке? — донесся до нее встревоженный голос Куэя. Сосредоточенные внимательные глаза царя смотрели прямо на нее — не гневно и не сердито, как смотрела бы сама Азула, пойми она, что собеседник пропустил ее речь мимо ушей — нет, взгляд его был пытлив, взволнован и сострадателен, и травянисто-зеленая радужка с темными агатовыми вкраплениями в глубине беспокойно поблескивала, точно грань дивного изумруда. То есть, люминесцентного кристалла. — Конечно, я слушаю, — ласково пропела Азула и мягко улыбнулась в ответ. — Просто я... настолько... поражена, что не нахожу слов. — Вы считаете, я поступил жестоко, не правда ли? — в совершенном отчаянии пробормотал царь; он опустил голову, безотчетно сорвал с длинного носа очки, и его тонкие белые пальцы нервно заплясали по дужке. — Я понимаю, разумеется, не следовало отправлять Лонг Фенга в тюрьму. Я не имел права. Он мой бывший регент, практически мой второй отец. Конечно, все это ужасно. — Ужасно? — повторила принцесса, в изумлении высоко подняв точеную бровь. Последняя реплика Куэя дала ей возможность восстановить ход разговора; впрочем, об этом можно было легко догадаться и раньше, едва взглянув на беспокойное несчастное лицо царя. Однако даже теперь, хорошо зная суть прошедшего диалога, Азула не могла придумать достойного ответа на вопрос. Ужасно... Что именно он хотел этим сказать? Генерал был лжецом и узурпатором. В течение почти тридцати лет он управлял Ба Синг Се — уникальным городом, «последним оплотом свободы» — а законный правитель даже не подозревал о том, какая власть ему могла быть дана. Во всей этой истории ужасно было лишь то, что Лонг Фенга еще не колесовали, и все же принцесса смутно предполагала, что Куэй не совсем это имеет в виду. — Я не считаю, что вы были неправы, — мягко, но очень настойчиво сказала Азула. — Я думаю, вы были... м... м-милосердны, — это слово далось ей не без труда, и скулы почти свело от омерзения, но в голосе звучал лишь самый искренний восторг. — Скажите, — осторожно добавила принцесса, — кто занял пост Лонг Фенга? Вы уже назначили кого-нибудь? Куэй в отчаянии хлопнул себя ладонью по лбу: — Я знал, что что-то забыл! Азула до крови закусила щеку изнутри, чтобы не расхохотаться в лицо этому болвану. — Как это мудро! — воскликнула она, когда минул приступ смеха. Царь изумленно воззрился на нее. — Но я всегда думал... — невнятно залепетал он. — Разве у армии не должен быть... как это называется... главнокомандующий?.. Принцесса мягко и решительно сжала своими тонкими холодными пальцами его безвольную ладонь. От этого невесомого, но все же отчетливо ощутимого прикосновения царь вздрогнул и поднял на нее взволнованный взгляд. В его глазах были и сомнение, и недоверие, и робкая, еще пока боязливая надежда, но Азула уже ничего этого не видела: весь мир для нее поблек, окутался пеленой, туманной дымчатой пеленой ее вдохновения. — Вы теперь главнокомандующий, — страстно зашептала она, и хотя голос ее был очень тих, в нем оглушительно звучала необоримая сила убеждения. — Не нужно никого. Лишние люди преграждают путь к власти. Это ваша армия. Командуйте ими. Прикажите им. Они умрут за вас. — Но я не хочу, чтобы за меня умирали!.. — испуганно начал было царь. — Они умрут, — твердо оборвала она, и он сейчас же подчинился. — Они солдаты, и они на войне. Многие не выживут. Но вы — останетесь. Вы должны. Вы правитель. Будьте сильны. Будьте решительны и жестоки. Не жалейте. Казните. Убивайте. Пусть они вас боятся. Пусть они узнают, кому принадлежит власть. Куэй замер, потерянно глядя перед собой, комично хлопая остекленевшими глазами. Его ладонь все еще лежала в ее руке, и принцесса ясно чувствовала, как дрожат его нервные пальцы. Вдохновение медленно и неотвратимо иссякало. Все необходимое уже было сказано, в других словах больше не было нужды, и неземная сила одухотворения бесследно растворялась, таяла жемчужная дымчатая пелена, а сквозь редеющий туман Азула видела знакомый сад, тенистые сумрачные узкие аллеи и россыпь драгоценных смарагдов вдоль дорог, в сгущающемся мраке зеленеющих все ярче. Весь этот чарующий вид, так восторгавший ее еще минуту назад, вдруг показался ей теперь невзрачным и нелепым. Она и не понимала, как прежде могла восхищать ее такая чепуха. Впрочем, все было чепухой. Ничто не могло сравниться с тем, что она сейчас испытала. К ней наконец вернулось то, без чего она не мыслила себя. Сила. Право повелевать. В ее власти теперь были и царь, и все его царство. Она могла обрушить стену Ба Синг Се. Она могла сравнять с землей Неуязвимый Город. Сейчас она была так сильна, что по одному ее слову эти глупые люминесцентные камни превратились бы в настоящие изумруды. Однако все это было немного не то, что требовалось теперь. — Завтра мы устроим смотр солдатам Лонг Фенга, — заговорила принцесса. — Думаю, это не следует откладывать надолго. Может быть, после полудня? Вполне подходящее время. Царь послушно кивал. Он был подавлен и уныл, и на худом побелевшем лице его отражалась глубокая печаль. Они шли вдвоем узкими тропами аллей, и временами Куэй взглядывал на нее украдкой. В такие минуты в его глазах словно вспыхивал свет, призрачный отблеск мерцания изумрудов. Однако Азула точно знала, что это за свет. Никакая драгоценность не могла сиять так ярко. Она чувствовала в себе силу, столько силы, что нельзя было удержать, и, упоенная этой властью, она ощущала, как блистает она сама — сверкает, словно огонь, затмевая своим светом ослепительные россыпи смарагдов.