Выпускной.

- Потанцуешь со мной? - Вейлон не мог не пригласить на танец одну из самых красивых девушек школы в такой день. Смущенно улыбнувшись, Лиза всё же приняла приглашение. Она улыбалась, смотря на сосредоточенное лицо Вейлона, а он лишь краснел и шептал извинения, когда нечаянно наступал на носки её туфель. Треки сменялись один за другим, а они всё также кружили в центре зала, пока не заиграла какая-то особенно резвая и весёлая мелодия. Парк отступил на шаг назад. - Если хочешь, то можем прогуляться сегодня, - а она снова улыбнулась, от этого внутри становилось тепло, а в животе начинали, как было модно говорить, летать бабочки. - Конечно, - короткий кивок, а бабочки в животе начали летать с утроенной силой, всё время увеличиваясь в своём количестве. - Значит, сегодня. Я запомнил, - он щелкнул пальцами и снова улыбнулся, заливаясь красной краской. - Дорогой, я думал, что сегодня весь вечер ты посвятишь мне, - хриплый шёпот раздался у самого уха, а потом практически невесомый поцелуй за ним. Глаза Лизы только расширялись то ли от ужаса, то ли от удивления, сама же она молчала. А Глускин уже обвил руками талию парня, прижимаясь вновь и вновь губами за ушком. Горячее дыхание опаляло кончик уха, дезориентируя Парка, заставляя ещё больше пылать алым щеки. На короткий миг Парк выпал из реальности, а вернула его обратно пощечина. Ему показалось, что музыка совсем исчезла и все смотрели только на них. - Катись к черту, Парк! - столько злости и ненависти появилось в некогда улыбающемся и милом лице. Парк испугался. - Плевать на неё, - жарко прошептал в самое ухо Эдди, проводя ладонью по горящей щеке. Еще одно короткое замыкание в голове и до Вейлона доходит, что произошло. Он вырывается из нежных объятий парня, в голове тяжелым гонгом пульсирует боль и злость. Щека до сих пор саднит, Лиза достаточно сильная. "Сильная и красивая", - проносится с тоской в его голове. - Больной ублюдок! Пошел ты! - вместо того, чтобы огреть его хорошенько по лицу, Вейлон просто показал средний палец, поджав губы, и пошел прочь. Он так готовился к этому выпускному, ему так хотелось сделать этот вечер таким волшебным для Лизы. Наконец он готов был признаться ей в чувствах, которые в нём жили вот уже несколько лет. Но, вместо этого, он получил пощечину при всех и полный злости и ненависти взгляд. "Теперь мне о ней можно забыть навсегда",- снова пронеслось в его голове. Этот позор теперь все будут помнить и напоминать очень долго. И без того его постоянно унижали, теперь же никто за него заступаться даже не подумает. Медленно его мысли свернули к Эдди Глускину. Эдди... Вейлон видел в школе его всего пару раз, но даже после этих нескольких встреч он запомнил парня достаточно хорошо. Не часто в школе гуляют почти двухметровые парни со шрамом на пол-лица и выбритыми висками. Но, даже несмотря на свою внешность, Эдди был весьма популярной личностью. Мало того, что он частенько мелькал среди отличников школы, он был капитаном школьной футбольной команды. Вейлона передернуло, этот ублюдок не заслуживал такого внимания. Вздохнув, он снова сделал несколько глотков, горло неприятно обожгло. Вдалеке появилась шумная компания. Не надо быть обладателем стопроцентного зрения, чтобы понять, кто там идет. Блер всегда умело выбирал места для своих "посиделок". Под ложечкой неприятно засосало, ведь он со своей компанией направлялся именно к Парку. Вейлон мысленно досчитал до десяти и выдохнул. - Смотрите-ка тут Парк, герой-любовник, - воскликнул Джереми, отчего вся компания захохотала. - неужели тебя твой футболист бросил? Снова не угодил? - заканючил он, заставляя толпу взрываться смехом вновь и вновь. - Блер, пошел ты... - начал было Парк, вскидывая свою голову вверх, пока его взгляд не наткнулся на лицо Лизы. - Лиза... - Естественно. Парк, она же не глупая, она знает, где на самом деле хорошие парни, - наклонившись к нему, едко выдавил Джереми. - а не нюнчики, наподобие тебя. Злость снова заклокотала в парне. Она была даже в разы сильней, чем тогда, когда Глускин перечеркнул всю его жизнь. Джереми Блер - звезда локального масштаба. Даже за Глускиным не бегало столько девчонок, сколько бегало за Джереми. От этой рожи Вейлона воротило, от его голоса ему становилось плохо. Раньше у него тряслись поджилки, ведь, если Джереми рядом, значит, Парк сейчас будет страдать. Но теперь все изменилось, Парку захотелось лишь ударить это красивое лицо, чтобы в зеленых глазах была боль и мольба. - Тварь, - неуклюже замахнувшись, Вейлон всё же ударил склонившего к нему парня, отчего тот, не удержавшись, плюхнулся на газон. Но Джереми было уже не остановить. Вскочив, тот сначала поставил парня на ноги, а потом начал бить по лицу, в живот, под ребра - куда могли дотянуться его руки. Одобрительные возгласы слышались с разных сторон, а Лиза лишь молча стояла в стороне, едва сдерживая слезы. Последний удар пришелся снова в живот, Вейлон упал на газон, свернувшись. Дикая боль разливалась по телу, но больнее становилось ещё и от предательства любимого человека. - Не нарывайся, Парк. Мне ничего не стоит избавиться от тебя... Пойдем, ребят, здесь уже нечего ловить. Весело шумя, толпа во главе с Блэром начала удаляться. Их крики и веселый смех давно стихли, а Парк все так же лежал на газоне, свернувшись в клубок и тихо поскуливая. На губах был привкус крови, но ведь это ничего, это всё может зажить. Раны и синяки, которые после себя оставил Блер не сравнятся с теми рубцами, которые оставила после себя Лиза. Теперь Вейлон потерял её навсегда. Тихо застонав, он потянулся к бутылке, виски снова обожгло горло. Стало легче. Вейлон не помнит, сколько он так пролежал на холодной и сырой траве, но тысячи мыслей успели проскочить в его голове; а самая последняя никак не желала уходить. Как дальше ему жить? А из этого вопроса появляется множество других. Слишком много вопросов и ни одного ответа.Снова заболело в груди, в очередной раз глотнув алкоголь, Вейлон попытался встать. Морщась от боли и едва постанывая, он все же смог встать. А потом Парк ковылял обратно до здания школы. Именно ковылял, ведь Блер каким-то образом смог повредить и ногу. Хотелось плакать от обиды и унижения, а вместо этого, просто больно щемило где-то в районе груди и пережимало глотку, причем так, что порой воздуха просто не хватало. В зале, где он танцевал с Лизой, больше никого не было. Все разошлись, кроме Эдди. Тот, напевая неизвестный парню мотив, танцевал в центре с воображаемой девушкой. А может, и с воображаемым Парком. Еще один шаг и теперь Глускин видел Вейлона в проходе. Он перестал напевать песню, а в покрасневших глазах мелькали недоверие, радость и печаль. Нет, печаль там засела настолько глубоко, что все остальные эмоции просто призраком мелькали на её фоне. Вейлону было впервые жаль кого-то. Нет, это был не кто-то, это был Эдвард Глускин. Вейлон вытер рукавом грязного пиджака застывшую кровь с подбородка. - Дорогой, - это Парк понял, скорее, по движениеям губ Эдди, чем по голосу. А потом Эдди оказался совсем рядом, непозволительно близко. Его горячее дыхание снова опаляло кожу парня. В любой другой раз, в прошлом, Вейлон бы просто ему врезал, а сейчас он смотрел на обезображенные шрамами губы. В нем зарождалось лишь желание попробовать эти сухие и горячие губы. Парк был пьян. А еще он был избит как духовно, так и физически. Ему теперь даже не казалось, что это Эдвард Глускин первопричина всех его бед и перечеркнутой счастливой жизни. Осторожно, словно боясь спугнуть, парень прижался к этим изуродованным губам. Сухие. Сердце Глускина пропустило несколько ударов. - Это был Крис? - вопрос в самые губы. - Нет. - Это был Блер? - сильные руки обвиваются вокруг талии, Эдди снова его обнимал. - Да. - Он больше не посмеет тебя тронуть. Вейлону снова хочется разрыдаться, только теперь рыдания не душат его глотку, они вполне могут пролиться слезами из глаз. Он не чувствует боли под ребрами, его не беспокоит сломанная нога. Вейлон тихо всхлипывает, сильнее прижимаясь к Эдди. Что там говорили насчёт жилетки, в которую можно поплакаться? Эдди был как раз вовремя, а Парк своими слезами прочно укрепил за собой звание пожизненного неудачника и слабака. Глускин размеренно гладил парня по спине и волосам, шепча успокаивающие слова в самое ухо. Он не хотел, чтобы дорогой ему человек страдал. Эдди хотелось, чтобы дорогой ему человек был самым счастливым на этой планете, чтобы он мог сказать это. А на самом деле получилось наоборот. Хотел как лучше, а получилось как всегда. - Потанцуешь со мной? Теперь глаза Эдди были не такие красные, и печали в них больше не было. Парк увидел там только тепло и нежность. То же самое он увидел в глазах Лизы, когда пригласил её на танец, в груди снова кольнуло. Но Вейлон лишь согласно кивнул головой. Теперь он был в полной власти Глускина. Медленно они прошли в центр зала, нога так и не давала ему покоя. Едва прихрамывая Парк начал танцевать с Эдди. Это было странное ощущение: оказаться на месте девушки, когда одна твоя рука лежит на широком плече, а другая покоится в сухой и сильной ладони. Глускин снова напевал тихую мелодию, которая была больше похожа на колыбельную. От этого голоса Вейлону становилось не по себе. Хриплый и низкий он пробирался внутрь него, в его душу, но вместо того, чтобы вновь разносить там все, он замазывал те рубцы, которые появились совсем недавно. Парк рискнул посмотреть в глаза парня; Эдди так и не сводил с него взгляда. Всё это время он смотрел на Вейлона, как преданный пес смотрит на своего хозяина. Парк чувствовал почти фанатичную любовь, нежность, преданность, да ещё много чего. И только сейчас в его голове промелькнула мысль о том, что Лиза вряд ли смогла бы дать ему то же самое. Глускин продолжал кружить его в танце по всему залу. Боль в ноге теперь не отдавала пульсацией в голову. Вейлон мог снова насладиться этими тягучими и плавными движениями. Танец с Лизой мерк на фоне этого, он был пуст, тот танец был фальшивкой, ровно как и сама Лиза. Вейлон улыбнулся. - Ты будешь самым красивым на нашей свадьбе, - вновь прошептал Глускин в самое ухо, отчего вдоль позвоночника прошлись мурашки. Теперь Вейлон улыбался шире. Нет. Улыбка просто не сходила с его лица. Может, Блер слишком сильно ударил его по голове, и теперь у него пошел сдвиг? Где-то на задворках своего сознания Вейлон понимал, что это неверно, что так не должно быть, но именно с Эдди ему становилось спокойно. Спокойно и тепло.