***
Как жаль, что ей случилось встретить Анжольраса снова. Встретить... И полюбить. Женщины часто влюбляются в раненых. Но любить-то следует других... Такие, как Анжольрас, не способны на ответное чувство. Однако вот он, перед ней, с дрожащими белесыми ресницами и глубокими потускневшими глазами, прекрасный, неприступный Анжольрас, мужественный и гордый Анжольрас!... Она не знает ни-че-го о нём, но этот человек априори требует какого-то возвеличивания. Будь она чуть ближе к его психологии, непременно бы обращалась с ним почтительно. Но Анжольрас этого не требует. Он вообще ничего не требует. Идея революции умерла вместе со всеми жертвами восстания, захватив с собой на тот свет и душу Анжольраса. Осталась только равнодушная оболочка, которая, впрочем, является всё же им самим - не меньше, не больше. Он читает книги и задумчиво вглядывается в пустоту, видимо, находясь в поисках нового смысла для себя. В такие моменты она понимает, что можно посидеть рядом с ним - он не обращает на неё ровно никакого внимания. Положение "экономки" в собственном доме - незавидное, но в конце концов, чего она ожидала? Это человек-одиночество, человек-мысль, человек-глухая-кирпичная-стена. За ним нужно банально ухаживать, иначе Великий Анжольрас погибнет не на поле брани, а в рутине бытовой жизни. Всё так и происходит: он создает новый мир в своей голове, она укладывает его в кровать и поправляет одеяло. Ему, должно быть, одиноко... Она догадывается, что все его друзья мертвы. Иначе он не задержался бы здесь и лишнего часа. Анжольрас тоже бывает одинок. Ему тоже нужно иногда быть слабее, чем от него того ожидают. Мысль больше человека, но человек всё же не каменный исполин. Призраки встают перед глазами, непобеждённая боль в подреберье требует ответа: зачем он пошёл на смерть - и что важнее, почему он не умер вместе с ними?! Анжольрас ранен, он лечится. Ему кажется, что всё проходит само. В череде дней он не замечает, как его рану обрабатывают, а плечо перевязывают. Он не замечает, что руки у новоиспеченной сестры милосердия трясутся, как осинка на ветру, потому что она впервые имеет дело с кровью, гноем и прочими прелестями боевых увечий. Иногда он засыпает прямо у неё на руках, и тогда она целует хмурого мальчишку из своего детства в горячий лоб. Кажется, это было совсем недавно...***
Потом теория снова рождается, а Анжольрас снова живёт, он снова летает по Парижу, забыв про осторожность, гоняясь невесть за чем. Будто он справился наконец с воспоминанием о "друзьях азбуки" и входит в новую колею, где нет места старым ошибкам, старой боли и одинокой гризетке с площади Камбре. Однажды Анжольрас просто не возвращается. Он едва ли помнит, где находился последние несколько месяцев и едва ли помнит её лицо, потому что ни разу не смотрел на неё по своей воле. Что ж, пора забыть о случайном госте и начать, наконец, оправдывать своё милое прозвание - "гризетка". Она нарочно посещает все возможные вечера, занимает лучшие ложи в Опере и усиленно кокетничает со всеми подряд. Есть в этом особое веселье - наряжаться в идеальные туалеты и маскировать слегка опухшие глаза изящной вуалью. Сколько ей там... Девятнадцать, кажется? Напускная развязность делает из неё четырнадцатилетнюю озлобленную девчонку. Эта девчонка возвращается домой, чтобы задернуть шторы и углубиться в непонятные и ненужные ей трактаты, страниц которых ещё недавно касались его пальцы. Ей хочется понять его душу, душу бунтующего против реальности человека. Это тяжело. И самое страшное - это безнадёжно.***
Хлещет безжалостный дождь, и однажды она возвращается домой, чтобы увидеть Анжольраса снова. Он сидит почему-то на ступеньке её крыльца, продрогший, бледный и совершенно мокрый. Хочется чинно и гордо выйти из экипажа под зонтиком, но она, плюя на гордость, тут же оказывается рядом. Платье... К чертям платье. Она тоже зачем-то усаживается на крыльцо и обеими руками сжимает его горячую ладонь. Его плечи дрожат: не от холода - от боли. Белёсые ресницы звенят с нависшими на них маленькими каплями влаги. Бедный, несчастный, разочарованный, растерзанный Анжольрас. Имеет ли она право оставлять его одного? Он сбит с толку, и это, пожалуй, наиболее точно характеризует его жизнь. Снова ничего не выходит, всё валится из рук, всё проигрывается. Но ему тепло. Впервые - за прошедший день. - Впустите? - хрипло спрашивает он, жмурясь и вытирая щёки рукавом. - Заходи.