Не в моем вкусе

      Дёма опаздывал!       Как обычно — проспал! На ходу оделся-умылся-почистил зубы-«где, сука, чистые носки»-пригладил, еще больше взъерошив, упрямые волосы. Глоток обжигающего кофе, завтрак — не до него, прокрутился на месте вокруг своей оси в поисках увесистой сумки с учебниками и конспектами, натянул кеды.       Пулей вылетел из квартиры, потоптался у застрявшего непонятно где лифта, бросился вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки.       Когда же он приучит себя вставать по звонку будильника, а не по принципу: «Еще пять минут с закрытыми глазами и подъем»? Нет, к числу примерных студентов его отнести сложно, но сегодня… Именно сегодня опаздывать нельзя: прошелся слушок, что все, кто будет присутствовать на последней паре профессора Воробьева и усердно изображать активную деятельность во время семинара, получат «автоматы». Прогульщиков ждет экзамен, который сдать ни с первого, ни со второго раза невозможно. Потому что Валентин Сергеевич слыл большим, мать его, оригиналом: он считал, что сам знает вышмат на «четыре», а студенты, даже лучшие из них — на «троечку» с натяжкой.       Дёма в число лучших студентов не входил, болтался периодами между «средней успеваемостью» и «Марьясов, ты нарываешься на отчисление!». Конечно, если бы Дёма задался целью, то, наверное, мог бы похвастать «отличной» зачеткой, так как котелок у него варил что надо, и, как ни странно, учеба на факультете прикладной математики давалась легко. Но… Если бы хотел! Реалии же таковы, что время вне учебы искрило множеством увлекательных возможностей: однокурсники-приятели-знакомые, тусовки-вечеринки-тупо пьянки-выезды на природу, музыка-сериалы-социальные сети, диван… Поспать!       Секс.       И хотя ему, как представителю не совсем традиционной ориентации, обламывалось не так часто, как хотелось бы, потому что хотелось всегда — возраст инициативный, в целом он не жаловался. Места знать надо, где можно познакомиться с бесшабашными и не замороченными на «люблю-не могу-мой навеки» симпатичными ребятками, как и сам Дёма.       Для себя решил, что те знания, которые ему потребуются в будущем, он получит и без красного диплома — на его цвет всё равно никто давно не смотрит, а в том, что сможет себя проявить на благодатной ниве программирования, не сомневался. Даже сейчас в минуты редкого затишья в своей бурной общественной жизни Дёма на раз-два клепал простенькие компьютерные игрушки и приложения для смартфонов. А пока молодой, красивый, не обремененный проблемами (есть множество разных подработок, родители помогают, квартира имеется своя, в наследство от бабушки доставшаяся) — надо гулять!       В своей привлекательности Дёма был уверен на тысячу и один процент, просто потому, что сам себе нравился. Очень простая логика. А кто его таковым не находил — не его проблемы. Комплексы — не по Дёминому адресу: природа одарила его стройным, пропорционально развитым телом с наличием всех полагающихся рельефов, средним ростом, приятным, располагающим к себе лицом. Он знал, что у него очень красивый, сложный оттенок каштановых волос (стилист в салоне каждый раз охал от восторга), носил короткую стрижку — не любил возиться с укладкой, обладал темными, резко выделяющимися на лице глазами и привлекательной ямочкой-вмятинкой на подбородке. Этих деталей хватало, чтобы лишний раз глянуть на себя в зеркало с удовольствием. Нет, нарциссизмом Дёма не страдал, но себя любимого ценил.       И уважал. Потому как, если умеешь с достоинством относиться к себе, с таким же достоинством тебя воспринимают и посторонние.       В подробности своей личной жизни приятелей не посвящал, а действительно близкими друзьями не обзавелся. Присматривался. Присутствовала в его характере черта — настороженность и некоторая недоверчивость. Несмотря на всю свою поверхностную открытость. Но так проще: держишь дистанцию — всегда уйдешь от удара. А слабость к лицам одного с ним пола во многом делала Дёму уязвимым перед обществом. Зачем лишние проблемы?       Обычно в теплые весенние дни Дёма добирался до универа пешком: можно крутить головой по сторонам, улыбаться встречным девчонкам, заглядываться на симпатичных парней, слушать бодренькую, под настроение, музыку в наушниках и гонять в голове приятно-размазанные мысли о планах на вечер. Но в этот раз сорокаминутная прогулка по центральному проспекту отменялась — он направился к пешеходному переходу на автобусную остановку.       Перед светофором затрезвонил мобильный, Дёма полез за ним в сумку и не глядя шагнул на проезжую часть. Раздался резкий визг тормозов…       Дёма вскинул испуганно голову, заметил красный свет и почувствовал чуть толкнувший его в бедро капот машины.       — Ты цел? — раздался встревоженный голос: из автомобиля, скромного темно-синего «гольфика», выскочил парень, на пару-тройку лет его старше, и с искренним беспокойством и отчаянным раскаянием на лице принялся ощупывать Дёму. — Как же так, а? Как же я недоглядел? Голова не кружится? Сильно ударил? Ох, наверное, в травмпункт надо? Или «скорую» вызвать? ГИБДД? Боже, я чуть не сбил человека! — причитал водила, то хватаясь за Дёмин подбородок и внимательно вглядываясь в его глаза, то снова исследуя руками его тело на предмет возможных повреждений.       — Эй, чувак! Угомонись! — чуть не расхохотался в голос Дёма. — И хватит меня уже лапать! Я в порядке!       Водитель «гольфа» отдернул руки и снова уточнил:       — Точно в порядке? Ох, что-то я с утра такой рассеянный… Как же так, а?       — Блин, чел, ты чего? Успокойся. Это я виноват — на красный выскочил. Отвлекся на телефон. Всё в порядке: МЧС и Капитана Америку вызывать не нужно, — Дёме, конечно, жалко было упускать шанс постебаться над незадачливым водителем — с его восприятием реальности и чувством гиперответственности можно было и шекспировскую драму разыграть: в обморок грохнуться, надсадно издать предсмертные стоны и вытребовать компенсацию за едва не покалеченную жизнь. Вот и бабки на вечерний загул! Но, во-первых, ему было некогда, во-вторых — этого переживальщика того гляди кондратий хватит! К числу бессердечных людей Дёма не относился.       — Может, я тебя подвезу? — предложил водитель «гольфика».       — А вот это тема! — согласился Дёма, мгновенно усаживаясь на переднее сиденье.       — Шура! — представился парень, плюхаясь за руль и протягивая руку.       — Дёма! — по-голливудски белозубо улыбнулся в ответ Марьясов.       — Дёма? — удивленно переспросил Шура. — А какое полное имя?       — Демид, — буркнул Дёма.       — Редкое имя, красивое, — заметил с искренним восхищением в голосе новый знакомый.       — Да уж, родители постарались… Наверное, справочник древнерусских имен изучали, — передернул плечами Дёма. — Спасибо, что хоть Акакием не назвали.       Шура рассмеялся, качнув головой, покосился на «пострадавшего» и спросил:       — Куда ехать?       — Тут недалеко. Универ на Малом переулке знаешь? Вот туда.       — Знаю, — кивнул Шура. — Значит, студент. А на каком факультете грызешь гранит науки?       — На прикладной математике. Будущий программист, — отозвался Дёма. — Только я не грызу, скорее так, время от времени подгрызаю.       — А ты забавный, — бросил Шура, снова глянув на него. Завел машину и вырулил в плотный поток центрального проспекта города. — Я, кстати, там же учился, — сообщил он. — Профессор Воробьев у вас преподает?       — Ага. К нему-то я на семинар и опаздываю.       — Мм-м, экзамен «автоматом»? Знакомо, — хмыкнул Шура. — Ладно, тогда попробуем дворами проехать.       — А ты чем занимаешься? — поинтересовался Дёма. Не то чтобы ему действительно любопытно было, но надо же поддержать беседу.       — Я? Сейчас сам на себя работаю: у меня ИП свое, оказываю что-то вроде скорой компьютерной помощи.       — Ну и как? Денежно?       — Нормально, — пожал плечами Шура. — Пока устраивает. В офис каким-нибудь сисадмином при случае я всегда сесть успею.       — Тоже верно, — согласился Дёма, без застенчивости разглядывая примечательную внешность нового знакомого. Он был канонически некрасивым… Пожалуй, излишне худой, остроплечий, невысокий, сутулый: обычная белая футболка, явно на размер больше положенного, откровенно висела на нем, джинсы тоже не радовали хоть каким-нибудь намеком на форму ягодиц и ног — слишком бесформенные и широкие. Светло-русые волосы, густые и вьющиеся на концах, обрамляли лицо, как в старых русских сказках лик Иванушки-дурачка. Картинно выделялся длинный нос. Невидимые, в тон шевелюре, брови и ресницы почти никак не обозначались, отчего ясно-голубые глаза казались круглыми, огромными и незащищенными, а взгляд — наивным. Детские ямочки на щеках усиливали ощущение этой наивности, большой рот был также непропорционально велик, как и нос.       «Вот же лошок!» — подумал про себя Дёма, но глаз отвести от парня не получалось. Он продолжал смотреть на его носатый профиль, удивляясь тому, насколько человек может быть несуразным в каждом нюансе внешности.       Шура же, не обращая внимания на изучающий взгляд студента, что-то рассказывал, спрашивал, иногда потешно жестикулировал, забываясь и бросая руль. И Дёма незаметно втянулся в беседу с ним, охотно отвечал на его вопросы и дивился тому, насколько легко с ним общаться. Даже не так: Дёма со всеми находил общий язык, но сейчас впервые он ощутил именно легкость, когда хотелось забыть про недоверчивость и внутреннюю самозащиту и просто говорить, не боясь сболтнуть лишнего. Шура отличался подвижной мимикой лица, постоянно улыбался и от него исходила позитивная, теплая энергетика.       И Дёма с болезненным недовольством признал, что Шура был неуловимо привлекательным. Он вглядывался в этого чудаковатого улыбчивого парня, понимал, что это категорически не его тип, он априори не мог ему понравиться, но нравился.       К университету подъехали стремительно быстро, и Дёма ощутил острое разочарование оттого, что сейчас придется расстаться, что этот «чужой-свой» человек отправится по своим делам, и вряд ли они еще раз увидятся.       — Ты занят вечером? — неожиданно для самого себя спросил Дёма.       — Нет, вроде нет, — Шура качнул головой, чуть нахмурившись, видимо, перебирая в уме планы на день.       — Эм… Может, по пивку? Типа, выпьем за такое внезапное знакомство? — предложил Дёма.       — Давай, — обрадовался Шура. — Вот моя визитка — там все контакты. Звони, как освободишься.       — Договорились, — кивнул Дёма, принимая клочок картона. — Ну, до встречи.       — Да, до встречи, — Шура протянул руку на прощание. Горячая сухая ладонь, тонкие узловатые пальцы. Дёма крепко их сжал, не желая отпускать.       И вышел из машины в полной растерянности. Проводил задумчивым взглядом темно-синий ушатанный «гольфик», вспомнил про семинар и рванул на пару.       Встретиться договорились в среднего пошиба баре, где в основном собираются мужские компании — посмотреть спортивные трансляции, выпить пива и поговорить за жизнь без баб и их ценных комментариев.       Дёма, прикинув уровень заведения, оделся скромно: не то место, где стоит пестреть разноцветными футболочками в обтяжку и провокационными джинсиками. Влез в старые, прямого кроя «ливайсы» и надел темную рубашку, хорошо сидящую по фигуре. Подумав, подкатал рукава и оставил расстегнутыми несколько верхних пуговиц. Поймал себя на мысли, что реально сейчас чересчур заморачивается на внешнем виде, отправляясь на встречу с Шурой.       — Блин, да нахрен он тебе вообще сдался? — спросил у своего отражения Дёма и малодушно подумал о том, что может… Продинамить? Что ему вообще нужно от этого Шурика? Переспать — не вариант, даже если вдруг окажется, что новый знакомый склонен к такого рода экспериментам, да и вряд ли у него вообще встанет на это асексуальное носато-глазастое недоразумение, завести очередного приятеля — так у Дёмы их предостаточно. Друга? Хм, нет. Просто пообщаться разок, убедиться, что сегодня утром у него приключилось временное помутнение рассудка, и забыть о нем? Пожалуй, повод не бортануть.       Шура уже ждал его за угловым столиком, всё в той же ужасной футболке и джинсах — кажется, он из того типа людей, которые футболку с мешком из-под картошки перепутают, наденут и разницы не заметят. Дёма не циклился на брендах, но к одежде всё же относился щепетильно из принципа: «По одежке встречают».       «Господи, о чем мы разговаривать с ним будем?» — промелькнуло у Дёмы. Но он, скрыв раздражение за приветливой улыбкой, сел за столик.       И через пятнадцать минут забыл обо всех сомнениях — о предстоящей сессии, о людях вокруг, о времени и пространстве в целом.       Шура оказался потрясающим собеседником: живым, эмоциональным, умеющим поддержать любую тему отличным рассказчиком и внимательным слушателем. Он заразительно смеялся над студенческими байками Дёмы, делился своими воспоминаниями… Вообще, перебирать общих преподавателей и остроумно злословить на их счет можно было, казалось, бесконечно. Перескочили на музыку, потом на кино… Заговорили о работе. Спонтанно нарисовалась идея: а не подключиться ли Дёме к скромному бизнесу Шуры, ведь в этом случае можно расширить сферу деятельности, да и ему, как студенту, лишние деньги не помешают. Договорились, уже изрядно подшофе, что да, почему бы и нет, попробовать можно. Тем более, Дёме осталось пятый курс доучиться.       К полуночи сидели лоб в лоб, пьяно хихикая, как два идиота. Выходили из бара, подпирая друг друга плечами.       — Ох, и влетит мне, — вдруг со смешком заметил Шура, качнув головой.       — От кого? — спросил Дёма, безуспешно хлопая себя по карманам в поисках сигарет.       — От моей, — вздохнул Шурик.       — От твоей кого? — не понял студент.       — От моей девушки, — пояснил Шура. — Я ее вроде предупредил, что иду с приятелем в баре посидеть, но женщины… Ай! — он опять тяжело вздохнул.       — Девушка… — неожиданно захлебнулся воздухом Дёма, резко вернувшись в реальность. — И давно вы вместе?       — Два года, — ответил Шура, поежившись. — Ладно, пойду. Созвонимся, короче, завтра с утра. Насчет работы. Если не передумаешь.       — Ага, — кивнул Дёма, пожал Шурику руку и медленно побрел в сторону своего дома.       «Девушка… Два года вместе… Серьезный срок, — думал Дёма. — А, собственно, как иначе? Хотя он такой… Боже, что ж у него там за девушка? Впрочем, какая мне разница? Никакой. Меня вообще это не касается. Он просто нормальный парень. И полностью не в моем вкусе. Можно спокойно общаться. Да, и тема с работой кстати. Если объединить усилия…» — рассуждал он.       Дошел до дома, разделся, умылся, лег в кровать и провалился в похмельный сон.       Проснулся.       И с ужасом понял, что случилось то, что случиться не могло.       Дёма влюбился.       В неказистого-некрасивого-«не в его вкусе» Шуру.       И кажется, только что ему захотелось, чтобы было именно «люблю-не могу-мой навеки».       Влип!       Анализ произошедшего никаких результатов не дал: трезвая логическая цепочка размышлений сводилась к одному — не может быть!       Но было. И можно очень долго убеждать себя образумиться и выкинуть непутевый объект нежданной влюбленности из головы, факт оставался фактом: Дёма впервые в жизни проникся сильными чувствами к человеку, который очаровал его притягательностью своей личности, характера. И то, что он не вписывался ни в какие рамки Дёминых представлений об идеальном партнере, только усиливало желание стать к нему ближе, разгадать загадку, попытаться избавиться от навязчивого наваждения.       Поэтому они встретились на следующий день, но в этот раз решили прогуляться по парку. Потом еще раз повторили посиделки в баре. И еще раз. И еще раз…       Время полетело. И незаметно для самого себя Дёма свою жизнь и личное время выстроил вокруг Шурика, замкнувшись на нем всеми интересами. С каждой новой встречей наваждение усиливалось, любовь отвоевывала в свое ведомство сердце, душу и все, не совсем праведные, помыслы Дёмы.       Марьясов, утопая в безысходности положения, вынужден был признать, что теперь на других тело реагирует без особого желания, просто потому, что молодое и на всё чутко откликающееся. А от вскипавшего молоком перевозбуждения из-за мучительной и недоступной близости Шурика спасал только ежедневный ритуал под душем, который заканчивался раздраженным выдохом: «Шура…».       Дёма со смирением принял суровую реальность: он может изображать из себя сколь угодно по-прежнему независимого парня, но стоит Шурику ему позвонить… И Дёма бортанет любую тусовку, любую компанию, кинет прямо посреди процесса очередного случайного любовника и бросится к нему. Когда бы тот его ни позвал.       И при этом будет чувствовать себя абсолютно счастливым, потому что любовь к Шуре не унижала — таким он был человеком: особенным, чистым, уникальным.       Дёма честно выискивал в Шурике недостатки, которые охладили бы пыл, и находил их массу, но все они на проверку оказывались его достоинствами. Неуверенность и мнительность произрастали из критического отношения к себе, отсутствие деловой хватки — из спокойного, равнодушного отношения к деньгам, рассеянность — из свойственной ему мечтательности… Перечислять можно долго.       А еще Шура, которого язык не повернется назвать полным именем — до того оно с ним не вязалось, был очень добрым, безотказным и мягким человеком. Дёма убедился в этом сразу. Порой на него хотелось наорать и обвинить в том, что он тряпка и размазня, но это было бы несправедливо и неверно: Шура отличался прозрачными правильными ориентирами, твердыми убеждениями, среди которых первым значилось: «Не навреди». А еще: «Доброе дело вернется тебе сторицей». И… «Не осуждай, каждый волен жить, как хочет».       Только на практике… Тц!       Все, кому не лень, вытирали о Шурика ноги: беспардонная сестрица, множество разноплановых приятелей, клиенты. И в особенности его пресловутая вторая половина.       Дёма познакомился с девушкой Шуры — Светой — в ночном клубе, куда они однажды выбрались втроем. Властной, авторитарной девицей с яркой внешностью, которая явно держала его под каблуком. В общем, Дёме она не понравилась. Ему показалось, что она, скорее, пользуется Шуриком и его добротой. Эта модельного типа девица часто стреляла глазками по сторонам, без конца гоняла Шуру в бар за коктейлями и наслаждалась своей властью над ним.       — Да нахер она тебе нужна? — Дёму так и подмывало задать этот вопрос Шуре, когда спустя пару месяцев общения он убедился в том, что Светка — баба-дрянь: завистливая, жадная до денег, самовлюбленная, самоутверждающаяся за счет своего парня.       Но ответ очевиден: похоже, Шура ее любил. Поэтому терпел несносный характер, находил ей в оправдание множество нелепых для Дёмы аргументов, позволял с ее стороны в свой адрес нелестные эпитеты. У Шурика имелось уничижительное представление о том, что он, по сути, ничего из себя не представляет, а рядом с ним — такая красотка! И Светка с ним третий год — значит, за что-то ценит его, и ему стоит быть благодарным за это.       Дёма, когда услышал эти рассуждения, едва сдержался, чтобы не врезать Шурику. Ну надо же быть таким беспросветным, доверчивым тупицей! Да ведь на поверхности лежит, что баба шикарно пристроилась: работать не требуется, по дому делать ничего не нужно — Шура, как та Золушка, и убирается, и готовит, и трусы ей стирает. Шляйся себе по салонам-фитнесам и с подружками на мужиков заглядывайся. Дёма не удивился бы, узнав, что она ему еще и изменяет.       Причем зараза эта сразу почуяла негативное к ней отношение Дёмы, поэтому периодически отвадить его мечтала от их дома.       Только хрен ей! Дёма твердо решил: может, Шура ему и не будет принадлежать в том плане, котором хотелось бы, но в обиду он его не даст. Потому что такие, как ставший ему уже другом и близким человеком Шурик, сегодня встречаются один на миллион, и его задача — защитить, оградить, вовремя подставить плечо, поддержать.       Поэтому Дёма, пользуясь всё той же доверчивостью и безотказностью любимого человека, с ногами влез во все его дела: выстроил абсолютно иные коммерческие отношения с клиентами, одергивал — порой очень грубо — Светку, сестрицу, приятелей, причем в такой форме, что вскоре его уже начали побаиваться. И к Шуре не лезли. Ну, кроме Светланы — та, сообразив, что этак вообще своего благоверного лишится, потому что тот, по непонятной ей причине, в этом плане проявлял упертость и всегда принимал сторону Дёмы, предпочла сохранить дружеский нейтралитет и при нахальном друге вела себя, как шелковая.       Собственно, так прошло два года.       В течение которых Дёма жил в двух пограничных состояниях, противоречащих друг другу по настрою: с одной стороны, он был счастлив, потому что чувствовал искреннюю, крепкую привязанность к себе Шуры, знал, что он для него истина в последней инстанции и его слово перекроет все чужие слова в сознании друга, но с другой… Впадал в отчаяние оттого, что дружба так и останется дружбой, какой бы тесной она ни была.       Дёма верил, что рано или поздно его безнадежная влюбленность ослабнет — нельзя же всю жизнь потратить на человека, с которым никогда не будешь жить вместе, засыпать и просыпаться в одной постели, не услышишь его сладострастных стонов и не увидишь горящих от желания глаз. Но когда это произойдет? Не в ближайшие пару-тройку лет.       Пока же Дёма умело держал дистанцию, чтобы ненароком не выдать своих чувств. Копившееся сексуальное напряжение снимал излюбленным способом, правда, ограничил круг партнеров на ночь тремя приятелями из заветного гей-клуба, и весь свой пыл и энтузиазм пускал на расширение совместного с Шурой бизнеса, который постепенно вышел за рамки «скорой компьютерной помощи». Они уже обзавелись надежными компаниями, которым на аутсорсинге оказывали IT-услуги, занялись привозом запчастей для ремонта оргтехники… Жизнь не стояла на месте.       Будущее развернулось на 180 градусов молниеносно и в ту сторону, о которой Дёма даже мечтать не мог.       Но началось всё с его личной трагедии.       Однажды апрельским утром, по дороге в офис, Шура объявил, что в июле у них со Светкой свадьба, и спросил, станет ли Дёма его свидетелем.       Новость жахнула обухом по голове. Конечно, Дёма предполагал, что рано или поздно Шурик женится, но почему-то очень надеялся, что не на этой шлюховатой заразе. Она четыре года водила его за нос, и Марьясов подозревал, что Светка просто ждет подходящую кандидатуру, чтобы наконец отцепиться от Шурика. Но, видимо, прелестей Светланы было недостаточно, чтобы поймать в свои сети кого-то посолиднее имеющегося бойфренда, а все подружки уже замужем, и ей недавно двадцать девять исполнилось — не девочка… Да, Светка еще была и старше Шуры на три года.       Вечером Дёма по-своему отпраздновал «радостное» событие — нажрался. В гордом одиночестве, бутылкой дешевого коньяка. А наутро признал свое поражение, потому что, может, Шура и подустал от Светки, но никогда в жизни ее не бросит после четырех лет совместной жизни, потому что порядочный, потому что… Потому что.       И согласился выступить в роли свидетеля.       Отгуляли пышную свадьбу, которую Дёма плохо помнил — с утра шампанским заливал персональное горе под неодобрительный взгляд без пяти минут жены его, блять, любимого человека! Он не сомневался, что Светка сейчас по-скоренькому забеременеет, чем привяжет к себе Шурика окончательно, и будет из него в полном праве веревки вить, а ему ничего не останется, как отойти в сторону. Против любви отца к ребенку Дёма никогда в жизни не пойдет. Это святое.       На своих чувствах, которые за это время привык тщательно скрывать, поставил крест. Жалел об одном: ну почему его славному, дорогому Шуре, который больше остальных был достоин простого семейного счастья, досталась эта дрянь?       А получив звание жены, Светка доказала, что не все еще прелести ее характера им известны. Она изводила Шурика скандалами, оскорбляла его на людях, называя никчемным и бесхребетными, ничего не умеющим добиться в жизни, потому что, видите ли, квартира принадлежит ей, машина новая тоже (ничего, что тачку ей Шура подарил, а сам так и ездил на старом «гольфике»), без конца где-то шлялась.       Дёму игнорировала, и когда однажды, в отсутствии Шуры, он пригрозил приложить ее личиком об стенку, потому что нет у него Шуркиного благородства, если будет продолжать блядовать, ответила:       — Слышь ты, гребаный педик, только посмей — засужу! И мужа моего никогда больше не увидишь — уж постараюсь. И не думай, что я не знаю, как ты на него смотришь и облизываешься, пока никто не видит.       Дёма тогда опешил от ее наглых слов и ничего не ответил. Может, Светка и сгоряча это, наобум выдала, но попала в точку. Ушел, хлопнув дверью, и про себя решил, что раз уж допустил такой промах, позволив Шурке жениться на ней, то ему же его и исправлять.       Светка, оборзев и почувствовав вседозволенность — Дёма благоразумно скрылся с горизонта и затаился, пустилась во все тяжкие. И, в общем, знакомому фотографу — Костику, Дёмкиному старому приятелю — не стоило особого труда тайком наделать множество убедительных снимков сомнительного времяпрепровождения Светланы.       Дёма представил компромат другу у себя дома. Шура без эмоций глянул на фото, откинул их в сторону и запустил руки в волосы, пробормотав:       — Я и так это знаю.       — Тогда какого хрена? — взвился Дёма. — Какого хрена, а?       — А кому я еще нужен? — с какой-то безнадежной тоской в голосе выдохнул Шурик. — Ну посмотри на меня! Лох и есть лох… Тряпка и слабак. А так… Может, появится ребенок — успокоится.       — Блять, да зачем? Зачем тебе это? Ты мазохист? Ты дебил? — орал Дёма. — Сколько можно уже так к себе относиться? Как вообще можно себя так не уважать? Кому он нужен… Да вокруг полно найдется нормальных, милых, хороших девушек, любая из которых, роняя тапки, побежит за тобой.       — Не побежит… До Светы были другие. И милые, и хорошие. Все бросали. Она одна вот… не бросила, — проговорил тихо Шура, глядя прямо перед собой.       — Арсеньев, я тебе сейчас врежу! — прошипел Дёмка. — Чтоб у тебя мозги на место встали! Так нельзя, понимаешь, нельзя?       — А как можно? Жить одному на съемной квартире, презираемым и родителями, и сестрой, и друзьями, потому что нет зубов, чтобы вгрызаться, потому что наивный, потому что всё еще верю, что люди добрее, чем кажутся… Как можно? — вскинул голову Шура. — Ты всё знаешь — расскажи!       — Я тебе сейчас расскажу! — разозлился Дёма. — Ты сегодня же соберешь свои манатки и переедешь ко мне. Тачкой пусть подавится. А завтра пойдешь и подашь на развод! С доказательством супружеской измены разведут по-быстрому. А нет — наймем адвоката. Где залезла — там и слезет. Твою чушь про то, что ты никому не нужен, слышать больше не желаю! Отойдешь — найдем тебе хорошую бабу, которая тебя любить будет. Тогда сам увидишь, что тебе просто нужен рядом правильный человек, и жизнь наладится. А цепляться за суку, которая тебя использует, лишь бы не остаться одному, глупо!       — Дём, тебе-то зачем весь этот геморрой? — устало спросил Шура, вглядываясь в лицо приятеля.       — Потому что ты мой друг, единственный, и ты мне дорог, — прямо ответил Дёма. — И мне надоело видеть, как ты мучаешься. И еще знаешь что: ты — как лакмусовая бумажка. По тебе можно определять, говно человек или нет. Так вот, все те, кто тебя презирает, говно, а не люди. Ясно? И насрать на них и их поганое мнение! Запомни это и заруби себе на носу.       Шура сглотнул и, поджав губы, прошептал:       — Спасибо. Спасибо, что ты есть.       Дёма на секунду отвернулся, сжав кулаки — до того сильно ему хотелось обнять в этот момент Шурика, крепко, до хруста костей, и объяснить, что он ему не просто дорог, что во всем мире кроме него вообще никого нет, и что за три года дружбы, благодаря именно ему, Дёма научился различать в людях наносное и подлинное. И что теперь даже самые красивые люди ему порой кажутся невыносимо уродливыми, потому что душа у них паршивая. И что в Шуре он любит всё, особенно обожает его длинный нос, и прекраснее для него человека нет.       Но вместо этого буркнул:       — Поехали — заберем твои вещи.       Светлана, конечно, нервы потрепала изрядно — такой подставы от послушного терпилы-мужа не ожидала. И угрожала, и рыдала, и снова угрожала, и крыла матом, и кидалась с кулаками. Да только вхолостую. Дёма, пропуская мимо ушей проклятья в свой адрес, создавал непреодолимый барьер между Светкой и Шурой, сухо командовал, уточняя у друга, что еще ему нужно забрать.       По факту, вещей у Шурика набралось до смехотворного мало — одна большая спортивная сумка да ноутбук в придачу. Всё остальное он решил оставить Светке, не собираясь заниматься дележкой имущества. Поддерживаемый Дёминой верой в него, он переступил порог бывшего дома и неожиданно с облегчением выдохнул.       Шурик заселился у него, и Дёма только на утро, когда они проснулись в обнимку на диване после знатной попойки — грех было не отпраздновать, понял, какую сотворил глупость. Всё тело скрутило от спазма, в ушах звенело, а разум застилала пелена — рядом, мирно уткнувшись лицом в подушку, сопел самый желанный человек, от которого несло сигаретным дымом и перегаром, но сквозь него Дёма, как хищник на охоте, чуял неповторимый, родной Шуркин запах.       Он подорвался, как ужаленный, и скрылся в ванной, чтобы, не дай бог, друг не заметил его приподнятого настроения. До такой степени приподнятого, что аж скулы сводило.       Самое ужасное, что, увидев в пространстве собственной квартиры Шуру, который так уютно смотрелся вчера вечером за столом на кухне, так уверенно хозяйничал, готовя ужин, так тепло на него смотрел и улыбался знакомой рассеянной улыбкой... Отпустить его Дёма уже был не в силах.       Так и зажили. И чем дальше — тем всё острее Дёма осознавал: Шура даже лучше, чем он себе его представлял. Арсеньев был по характеру исключительно домашним человеком: любил готовить, возиться с инструментами, что-то без конца ремонтируя в квартире, наводить порядок, как ни странно получая от этого удовольствие.       Дёма, прожив в привычных спартанских условиях семь лет — с момента поступления в универ, неожиданно окунулся в чудесный мирок, где о тебе постоянно заботятся, интересуются твоим настроением с утра, греют теплом положительной энергии, где улыбаются и ничего не требуют взамен, хотя теперь Дёма готов был убить любого, кто посмеет презрительно посмотреть на его Шурку.       Да, он эгоистично его присвоил себе, похоронив свое обещание найти другу верную спутницу жизни.       Фиг! Не отдаст. Никому не отдаст.       А охранять Шуру при таком раскладе от постороннего внимания, проводя с ним двадцать четыре часа в сутки вместе (еще же общий бизнес), было просто. К тому же друг, кажется, и сам не особенно стремился к обустройству личной жизни.       Теперь вечерами Дёма никуда не рвался — у него был свой маленький рай дома, в котором можно было без конца болтать с никогда не надоедающим собеседником, устраивать киномарафоны, смотреть футбол или гонки «Формулы-1» под пиво-чипсы, рубиться в компьютерные игрушки (ну… случалось, да), курить перед сном на балконе и строить планы. В выходные тоже находилась масса занятий. Да даже просто молча валяться на диване с ноутбуками в руках — и то имело свой смысл.       Всё было идеально. Кроме одного.       От случайных Шуркиных прикосновений Дёма пламенел ярче факела, тем более, что теперь он уже знал все подробности его тела. Шурка часто ходил в одних спортивных штанах по квартире или того хуже — в обтягивающих боксерах.       Дёма жадно ощупывал его взглядом, когда Шура этого не мог видеть. И опять возвращался к мыслям о том, как причудливы бывают выверты судьбы… Вот стоит перед ним лохматый носатый индивид, худой и нескладный, который являлся полной противоположностью тем парням, на коих обычно западал Дёма, а он сходил с ума от его родинки на правом боку, от выпирающих позвонков, от плоского живота со светлой дорожкой волос, от выступающих тазобедренных косточек, от легкой сутулости, от на проверку оказавшихся стройными ног… Но больше всего — от манящей прозрачности голубых ясных глаз, которые умели так ласково на него смотреть.       И однажды Дёма не выдержал!       Они сидели на диване и смотрели скучноватую комедию, за окном накрапывал дождь, тихо барабаня по подоконнику, день выдался насыщенным в плане работы. Шура, после сытного ужина, задремал, откинув голову на спинку дивана. Медленно сполз набок и устроился в сонном забытье на Дёминых коленях, обняв их, словно подушку.       Дёма минут пять не мог спокойно вдохнуть и выдохнуть. Сложил руки на груди, закинул на спинку дивана. Потянулся к Шурке и осторожно погладил его по голове. Мягкие волосы… Накрутил один из завитков на палец. Осмелев, пробежался подушечками по Шуркиной щеке, дотронулся до нижней губы. Провел ладонью по его руке.       — М-м-м… — услышал он тихий выдох. И шепот:       — Так хорошо… С тобой.       — Шура… — теряя самообладание, произнес Дёма. — Мне надо тебе кое-что сказать.       — Ну?       — Я… я гей.       — Я знаю, — отозвался спокойным голосом Шура, не открывая глаз, лишь крепче сжал Дёмины бедра, на которых покоилась его голова.       — Откуда? Как? — изумился Дёма.       — Видел тебя. С каким-то красивым парнем. Ну, не таким красивым, как ты, конечно, — добавил зачем-то Шура.       — Где ты меня видел? — хлопнул растерянно глазами Дёма. Ничего себе поворот!       — В твоем подъезде. Я уже не помню… Мне, кажется, жесткий диск у тебя нужно было одолжить. И по дороге домой я заскочил к тебе. Поднялся по лестнице, а ты целовался. С парнем. Ну… Я развернулся и тихонько ушел.       — И давно это было?       — Давно, почти сразу, как мы подружились, — пожал плечами Шура. Он перевернулся на спину и посмотрел на смутившегося Дёмку.       — И… тебя… это не напугало? — уточнил, сглотнув, Дёма.       — А должно? — улыбнулся Шура. — Это твоя личная жизнь. И она куда честнее моей, — он вздохнул.       — Я бы этого не утверждал с такой уверенностью, — пробормотал Марьясов.       — Дём, ну чего в этом такого? Ты мой лучший друг, без тебя бы я пропал, наверное. Тебя я в этом плане не привлекаю… И это понятно. Я, наверное, вообще никого не могу привлечь… Впрочем, неважно. Поэтому всё в порядке.       — Нет, не в порядке, идиот! — внезапно разозлился Дёма. — Лучший друг, да? А ты знаешь, что я все эти три года дрочу каждое утро в ванной, думая о тебе? Не догадывался? — он поймал удивленный взгляд расширившихся и без того огромных глаз Шуры. — Не веришь? А ты голову поверни и убедись, что у меня на тебя встает при одном прикосновении! — бесился он. — Вот такой я лучший друг, который мечтает тебя трахнуть!       Шура вздрогнул и резко сел.       — О, испугался? — ерничал Дёма. — Теперь пересмотришь наши с тобой взаимоотношения?       — Да, — прошептал Шурик и решительно подался вперед, прижавшись к его губам.       — Ты, блять, что делаешь? — оторопел Дёма, отстраняясь. — Я же тебя… Я же тебя реально сейчас трахну! Я не железный. Я… — он беспомощно взмахнул руками, поморщился. — Шура, я пиздец как тебя люблю!       — Я тоже тебя люблю, — спокойно произнес Арсеньев. — Мне и любить-то некого, кроме тебя. Всё лучшее, что у меня есть в этой жизни... Всё связано только с тобой.       — Ты соображаешь, что сейчас говоришь? — Дёма потянулся к Шуре и сдернул с него футболку. — Я не шучу!       — Я тоже, — пробормотал Шурик, прикрывая глаза и подставляя шею под кусачие, несдержанные, агрессивные поцелуи Дёмы, у которого одномоментно снесло планку. Остатками разума он понимал, что сейчас, получив свое, может разом всё испортить, потому что у Шуры не имелось подобного интимного опыта. И вряд ли этот новый опыт доставит ему удовольствие. Даже если сейчас он вдруг почему-то решился, то некоторое время спустя наверняка пожалеет об этом. Но три года тягучего, выматывающего ожидания сделали свое дело: Дёма трясущимися руками уже рывками сдергивал с Шуры штаны вместе с нижним бельем.       Превозмогая сумасшедшее желание овладеть с ходу, он, смаргивая от безумных всполохов в глазах, усадил Шурку на диване, грубо раздвинул его ноги и торопливо погладил отчего-то полностью уже возбужденное Шуркино достоинство. Анализировать, с чего вдруг натуральный натурал Арсеньев практически полыхал под напором его пальцев и языка, сил не имелось.       Дёма жадно ласкал пульсирующую плоть, сосредоточившись только на Шуркиных и своих ощущениях. И чуть не прокусил зубами заветное место от удивления, когда услышал протяжное:       — Боже… Дёма… Еще!       — Ты… Ты не должен так стонать! — поднял голову Дёма и замер, залюбовавшись раскрасневшимся лицом Шуры, его доверчиво-открытой позой, его откровенным наслаждением происходящим.       — Почему? — тяжело дыша, спросил Шура. — Это потрясающе приятно.       — Приятно? Приятно? — опять разозлился Дёма, не понимая, чего он так бесится. Хотя нет, знал: его недоступно-неприступный Шура сейчас сгорает от не меньшего возбуждения, чем он. Какого хрена происходит? Так не должно быть!       — Я тебе сейчас покажу «приятно»! — еще больше взбеленился Дёма, стягивая с дивана Шуру и заставляя его встать на четвереньки, уперевшись лбом в диван. — Щас ты поймешь, что я долбанный извращенец, которому нравится вставлять мужикам в…       — Дёма, — Шура обернулся к нему, — у меня такое в первый раз, но я очень хочу попробовать с тобой.       — На эксперименты потянуло? Потому что с бабами не ладится, да? — и Дёма больно шлепнул Шурку по ягодице, оставив отпечаток пятерни. — Только для меня это всё всерьез, понимаешь? Поэтому… — он всхлипнул, сообразив, что сейчас в корне неверно действует, откатился в сторону, выдохнул и, качнув головой, тихо бросил:       — Уходи!       — Почему ты меня гонишь? — Шура сел рядом и, поймав пальцами его подбородок, заглянул в глаза.       — Потому что это неправильно. Я не должен так поступать с тобой. Потому что потом ты меня возненавидишь, а я этого не хочу… Я люблю тебя, и это не блажь. С первой нашей встречи люблю, слишком долго люблю, чтобы потерять из-за того, что не могу член в штанах удержать, — болезненной скороговоркой проговорил Дёма.       — Никуда я не уйду — некуда мне идти, — упрямо произнес Шура. — Я за те пару месяцев, что мы живем вместе, наконец-то себя настоящим почувствовал, нужным. И как ты видишь, — он многозначительно глянул вниз, — ничего против еще более тесных отношений с тобой не имею.       — Это пиздец! — только и смог выдохнуть Дёма, следом утопая в горячем поцелуе.       Он смутно помнил происходящее… Эмоций — через край, восторга — еще больше. Шура… Ох, Шура… У Дёмы слов не находилось описать то, что последовало за признаниями.       Переключившись лишь на желание доставить долгожданному любовнику максимум удовольствия, Дёма ласкал и зацеловывал каждый сантиметр Шуркиного тела, а тот откровенно наслаждался, стонал, не стесняясь, в голос и извивался под ним.       Дёма нервничал, всё еще боясь переступить грань, но Шура не оставил ему выхода. И он рискнул аккуратно, деликатно, нежно взять его. В итоге...       «Мать вашу, мать вашу!» — крутилось в голове у ошалевшего Дёмы, который уже не понимал, кто кого берет. Шура бесстыдно наслаждался, подаваясь навстречу, выгибался, откидываясь ему на грудь, кусал за шею, искал губы и впивался безудержными поцелуями.       — Ты чокнутый псих! — выругался Дёма, обваливаясь сверху на расслабленного Шуру и сжимая его в своих объятиях. — Знал бы — давно к тебе подкатил, — со смешком добавил он. — Ты в курсе, что ты это… Вообще не натурал.       — Тебе понравилось? — своим мягким голосом спросил Шура, укладываясь рядом с Дёмой так, чтобы с удобством легонько касаться губами кончика его носа, подбородка, бровей, лба.       — Понравилось? Я бы сказал, что это было охуенно! Но вообще это я тебя должен спрашивать. Ты у нас только что девственности лишился!       — А по мне незаметно? — улыбнулся Шура. — Может, так и должно быть?       — Что именно? — Дёма подпер щеку рукой.       — Ты и я. То столкновение на светофоре…       — Понятия не имею, но то, что я тебя лучше сам в ЗАГС отведу, чем кому-нибудь отдам, это точно, — заметил Дёма, снова наваливаясь на Шуру. — Черт… Что-то я не распробовал. Повторим?       — Дём…       — Мм-м-м?       — Кто завтра на склады за оргтехникой поедет?       — Давай я сгоняю.       — Тогда я в нотариальную контору поеду — у них там какие-то проблемы с сервером.       — Угу.       — Ты на завтрак что хочешь?       — Тебя.       — Дём…       — Мм-м-м?       — Я ведь не в твоем вкусе…       — Не в моем, но у меня паршивый вкус. Хорошо, что я это вовремя понял.