Тик-Так.

Стайлз бежит уже третий час. Бежит, не глядя на номера домов, названия улиц, проспектов… Бежит дальше, бездумно водя расфокусированным взглядом по зданиям. Стайлз устал. У него болят ноги и низ живота. Стайлз бежит уже три часа и двадцать восемь минут. Он не считает секунды, нет. Он просто видит перед глазами циферблат и слышит рядом вкрадчивый шепот грубого, но все такого же прекрасного и родного голоса: “У тебя четыре часа, Стайлз. Подумай хорошо над тем, что скажешь”. Стайлз думает. Думает о том, что ему нельзя останавливаться. “Так он не найдет меня”, – думает Стайлз. “Так я смогу спрятаться от него”, – думает он. “Так он сможет забрать тебя вовремя”, – добавляет собственный, не подчиняющийся более разум. Стайлз чувствует. Задумчивый долгий взгляд, будто прожигающий дыру между лопатками; холодное дыхание на затылке; прикосновения грубых подушечек пальцев к щеке. И страх. Он как паразит: пробирается все глубже под кожу, к мышцам, сухожилиям, до самых костей, заставляя мурашки бегать по спине. И дальше. К мозгу, подчиняя разум, заставляя бежать все дальше, все глубже, в самую чащу заповедника – вау, уже так далеко? – не останавливаясь ни на минуту, изматывая неподготовленный к таким нагрузкам организм. К сердцу, заставляя биться чаще, гонять кровь по венам быстрее, пульсируя в висках нарастающей болью. И глубже. Закрадываясь в самую глубину истерзанной переживаниями и болью души, только начавшей заживлять свои гниющие от времени и глубины раны. Стайлз моргает и снова видит циферблат. Короткая стрелка подходит все ближе к началу четвертого деления, а длинная – к концу восьмого. Стайлз слышит тиканье часов. И голос. Голос в его голове говорит в промежутках между мерным тик-так. Шепчет так, что уши закладывает от слепой паники и страха. Страха, продолжающего разъедать мысли и душу. Тик-Так… Я чувствую тебя. Тик-Так… Чувствую твой запах. Ты пахнешь страхом, Стайлз. Тик-Так… Я уже близко. Осталось девятнадцать минут. Стайлз продолжает бежать, хотя ноги уже немеют и начинают заплетаться. Он цепляется носками кед за выступающие, как вены на его руках во время тренировок, корни деревьев и уже почти падает, но… Рука хватается за ствол одного из деревьев и Стайлз бежит дальше. Он почти врезается в фонарный столб, поставленный невесть зачем в такой дали от ближайшей дорожки, но за несколько секунд до столкновения успевает увернуться. И бежит дальше, потому что нельзя останавливаться. Потому что он сказал бежать, пока отец не изгонит это из Дерека. Отец сказал, что это продлится максимум четыре часа. Наверное, отец уже мертв. Стайлз останавливается, когда тик-так вдруг перестает бить в голове. Стайлз понимает, что его четыре деления на черном циферблате с белыми цифрами и золотыми стрелками закончились. Стайлз чувствует дыхание на своем затылке и прикосновение грубых подушечек пальцев к щеке. Стайлз видит перед собой его. То, что носит последние три с половиной часа (Стайлз уверен, что его отец продержался дольше двадцати девяти минут, спасая своего сына, но не больше тридцати) Дерека, как маскарадный костюм, растягивает губы в сочувствующей улыбке. - Ты… - подул сильный холодный ветер, от которого красная худи Стайлза уже не спасает. Он упал на колени, потому как ноги были уже не в силах держать продрогшее от ставшего ощутимым холода ночного воздуха тело. Стилински-младший обнял себя руками и опустил голову, всем своим видом показывая, что он готов. Стайлз сдается. - Ты пришел забрать мою душу? Оно сделало шаг назад, давая немного личного пространства юноше и любуясь на такого покорного телом, но все еще сопротивляющегося истерзанной душой парня. Да, этот нефилим* определенно станет хорошим солдатом. О, как радовалась бы его мать такому сильному нраву своего сына! - Здравствуй, Мечислав, - подало оно голос. Существо присело на корточки и протянуло руку к лицу молодого человека, двумя пальцами приподнимая за подбородок и взглядом как бы говоря смотреть в глаза. А через мгновение лицо принимает обеспокоенный вид и это обманчиво взволнованным голосом произносит, – расскажи мне. Это ведь я, почему ты не хочешь рассказать все? Юноша дернул головой, уходя от прикосновения, но продолжая смотреть, всматриваться, в зеленую радужку любимых глаз. “Не Дерек, Стайлз, это больше не Дерек. Помни, это не Дерек. Помни, это не он”, – повторял про себя Стилински. Мужчина резко опустил руку и подался вперед, зашептав на ухо, едва касаясь его губами: - Расскажи мне, как ты умрешь, Стайлз, – прошептало жестким голосом оно, заставляя страх ожить в глубине подсознания и продолжить выжигать на душе печать. Знак, гласящий о том, что через несколько минут Стайлз отойдет в руки Братства** приклонится перед Советом**. – Расскажи, что ты будешь чувствовать. - Зачем ты выбрал его?! – Стайлз с болью в прекрасных карих глазах всматривался в зеленые напротив, не находя более ничего родного там. - Почему не отца или Скотта? Почему именно Дерека? - Потому что он помогал тебе прятаться от меня, – существо покачало головой и улыбнулось. Если не дать мальчишке ответов, он не произнесет того, что должен. А если он не расскажет все ему, Орден никогда не получит такого хорошего бойца. – Он лечил твою душу, Стайлз, он был бальзамом для нее. Он был всем для тебя. Разве не разумно использовать именно него для ритуала? Тем более, вы так и не научили Дерека защищаться от Ангелов с того дня, как узнали, кем была Клаудия. Он был более простым вариантом. А что на счет твоего отца… Я дал сестре слово, что ты не умрешь от рук Джона, пусть и ведомых мной, – оно вдохнуло поглубже и отсело немного дальше от парня. – Хорошо, что я не давал обещаний не убивать шерифа, правда? А теперь, милый, расскажи мне. - Я остался один теперь, верно? – Стайлз сделал глубокий вдох и уселся на голую сырую землю в позе лотоса, опуская при этом локти на колени и зарываясь пальцами в волосы на затылке. – Мама умерла, когда мне было восемь, Скотт, мой лучший и единственный друг, оставил меня еще в средней школе ради своей замечательной Эллисон, потом Айзека, Киры, стаи и Лиама. А ты убил отца. Руками Дерека, черт подери! – по щекам покатились непрошенные слезы, то ли от обиды, то ли от боли, разрывающей многострадальную душу, представляющую из себя невесть что. - Продолжай, – мягко произнес Ангел голосом Дерека. Такого родного, любимого и самого близкого после отца человека, который заперт в собственном теле из-за того, что поверил этому засранцу с крыльями и нимбом над головой. И, ах да, точно, из-за Стайлза, – мы внимательно слушаем тебя. - Вы слушаете?! – Стайлз резко поднял голову, в упор смотря на Хейла. – Дерек, вернись. Вернись ко мне. Вернись со всеми своими волчьими штучками, хмурыми бровями и властным тоном. Просто вернись, Хмуроволк. Пожалуйста, – Стайлз уронил лицо в ладони и начал чуть ли не скулить от желания вернуть все назад на шесть часов в прошлое. Отмотайте время на шесть делений гребанного черного циферблата с белыми цифрами и золотыми стрелками, и дайте ему все исправить. Всего лишь шесть часов, чего им, Ангелам, это стоит?! Тогда Стайлз не станет ругаться со своим Волком из-за того, что не рассказал о свой новообретенной сущности, которую оборотень не может почуять, сразу, и объяснит правила игры. Тогда он не забудет сказать Дереку, что ни в коем случае нельзя говорить Ангелам «да», чтобы они там не обещали, чтобы этот глупый оборотень не позволил этому превратить свое тело в простую оболочку для "Слуги Господа Бога нашего". – Я люблю тебя, Дерек. И мне очень больно от того, что ты сейчас не можешь ответить мне. Мне больно от того, что это я виноват в том, что происходит сейчас. Поэтому просто ответь мне, Хмурый. Просто… Отпусти его хотя бы на минуту, черт тебя дери! Дай мне поговорить с ним… Пожалуйста. Мне так нужно поговорить с тобой, Хейл. Мне нужно слышать тебя, а не это. Вернись ко мне… - Что ты чувствуешь, Стайлз? – Ангел поднялся на ноги и подошел к парню, нависая над ним. – Боль? Отчаянье, чувство потери, потерянности? А может все вместе? Ответь мне, сын Клаудии. - Одиночество, – Стилински-младший поднял опухшие, заплаканные глаза на существо и повторил: - Только одиночество… Кто ты? Я хочу знать имя того, кто отправит меня к Совету. - Это будет твое последнее желание, Стайлз? – Приторно мягким голосом произнес Ангел, протягивая ладонь к лицу мальчишки и оглаживая остро проявившееся за последние дни (к слову, довольно напряженные и изнурительные из-за беготни от этого) скулы. - Ты все равно не дашь мне того, чего я действительно хочу сейчас, – горько усмехнувшись, ответил юноша, никак не реагируя на знакомое прикосновение, – так что хотя бы просто ответь на этот вопрос. - Разиэль, – ответил Ангел, медленно переводя пальцы к правому виску нефилима. Туда, где медленно билась жилка, начиная снова воспроизводить в голове мерное тиканье часов. Тик-Так. Стайлз чувствует прикосновение холодных пальцев. Тик-Так. На затылок ложится чужая ладонь. Тик-Так. Стайлз чувствует тепло, разливающееся в теле, подготавливающее к разряду, который должен остановить его сердце. Так-Так. Стайлз не был бы собой, если бы не сказал на последок: - Ну надо же, – парень усмехается одним уголком губ, - пополнить ряды Сумеречных Охотников*** меня отправляет сам основатель ордена. Какая честь для сына Клаудии, а? Тик-Так. Разиэль пускает по телу молодого нефилима волну света, выжигающую в мальчишке способность жить, убивая его в этом мире и заставляя воскреснуть в другом. В мире, где нет места чувствам. В мире, где нет места любви. Тик-Та… Стайлз безвольной куклой падает наземь с раскрытым в немом крике губами и пустыми, смотрящими в никуда глазами. Основатель великого ордена думает от том, что когда-нибудь отправит мальчишку убить этого глупого оборотня, бьющегося сейчас внутри о стены клетки, видящего смерть своего уже-не-человека, тщетно пытающегося вернуть назад контроль над собственным телом. Нефилим, конечно, будет упираться – куда без этого, он ведь сын Клаудии, ушедшей в свое время с человеком и зачавшей от него в себе это дитя, - но ведь сломается в конце концов. Они все ломаются. Всегда. Ангел стоял над мертвым телом и смотрел бездумным взглядом сквозь деревья на поднимающееся солнце, будящее лес и его обитателей. Через несколько часов на заправке у границы города найдут мертвое тело шерифа. Еще через час – умершего от внезапной остановки сердца (молодой неподготовленный организм не смог справиться с четырехчасовым непрерывным кроссом по непересеченной местности) его сына. - Отвечая на твой вопрос, Стайлз. Я пришел освободить ее.

If you see it Why can you do it? I am so alone tonight And it's heartbreaking Only choosing God would've saved you Love is a battle oh oh oh Everybody cries (Kodaline - All Comes Down)