You Almost Want To Be Insane

Ты почти что хочешь быть безумным.

Подвал был в своем роде порталом в ад. Должен был им быть, во всяком случае. Дом ошибочно был построен над входом в Аид. И сейчас, взбешенные демоны пришли для того, чтобы пытать каждого, кто попадется под руку. Этим каждым был я. Никто не мог видеть, как я. Никто не испытывал того чувства, когда твое тело проходит сквозь временную воронку, не имел глаз, способных видеть моменты, затерянные в прошлом. Я еще не знал, кем был тот мальчик. Я вообще ничего не знал об этом месте и совершенно не хотел узнавать, если честно. Я не хотел оправдывать существование Джоны, потому что это сделало бы существование призраков и зла реальным. Любой бы на моем месте предпочел бы оставить эту идею режиссерам фильмов ужасов. Но вместо того, чтобы просто позволить лекарствам и химиотерапии уничтожить себя, как следовало бы, я боролся с собственным безумием. Я боролся с этими видениями с таким извращенным упрямством, что нихера не понимал, откуда на это берутся силы. У меня были довольно яркие галлюцинации. Если бы я сказал о них своему врачу или даже маме, они бы все извратили. «Ты болен, Мэтт… агрессивная терапия причина тому, что ты видишь мальчика-подростка и разлагающиеся трупы». — Я уже могу слышать, что они ответят. «Так что не переживай, ты всего лишь стал абсолютным инвалидом». И я бы даже пошел на это. Наверное, я настолько отчаянный. Лежать здесь в тихой комнате, в одиночестве, ожидая чего-то сверхъестественного… это обостряет все мои нервные окончания. Во всяком случае, я должен хотя бы попробовать лежать. Не двигайся, Мэтт. Чтобы сейчас не появилось, оно не убьет не тебя. То, что тебя действительно прикончит — это рак, сожрет тебя, пока ты будешь ждать призрачного мальчика. Или у тебя просто окончательно поедет крыша, потому что мысль о жизни в этом доме просто выжрет твой мозг без возможности на восстановление. Может ли кто-то осознавать, что он сумасшедший? Тронутые на башку верят в собственный бред, который они несут? Потому что если ты чувствуешь себя нормально, то значит, ты реально в норме. Ты просто должен повторять себе снова и снова, что ты будешь в порядке. Мои ногти с такой силой впиваются в ладони, что я продираю кожу до крови. Я шиплю и перекатываюсь так, чтобы моя спина смотрела в стену. Моя кровать по ощущениям жесткая как доска. Кажется, моей семье спокойнее, когда я здесь. Они сидят в столовой, едят что-то… Я мог бы попробовать присоединиться, но меня, скорее всего, стошнит. Здесь и там… в этой комнате находилось что-то, что я был просто не в состоянии принять. Что-то более опасное, чем химикаты внутри меня. Хуже, чем тошнотворное чувство, которое я испытываю хотя бы подумав об этом. И я бы не подошел к этому «чему-то», даже если бы мог помочь. Джона тоже не любил эту комнату. Я знал это, потому что наблюдал за ним, видел его страх перед ней. Что бы здесь не случилось ранее, он еще не показывал этого мне. Ну вот опять. Снова признаю его существование. По непонятной причине, признание его — самая большая проблема. Думаю, мой тип безумия игнорирует смерть и кровь. Оно — сущность призрачного… парня? Моего возраста или около того. Очевидно, он умер уже давно, но всё не покидает этот криповое шоу. Из того, что он уже показал мне, кажется, что он мог иметь дело с тем злом, что прицепилось ко мне. Джона злом не был, во всяком случае, я надеялся, что нет. И если любая из моих галлюцинаций оказалась бы правдой, я хотел бы быть на верной стороне. Двери маленького крематория заходили в петлях. Этот скрипучий шум раздавался с тех пор, как они заржавели. Скрип стал громче. Настолько громче, что я зажал незащищенное ухо рукой и впечатал лицо в подушку. Как остальные не слышат его? Это лишь еще раз подтверждало мою теорию о том, что я все-таки больной сумасшедший инвалид. Я только собирался заорать, чтобы все прекратилось, но как раз в этот момент двери перестали громыхать. Мое левое веко отказалось подниматься, слипшись ресницами верхнего с нижним, и это мешало моргать. «Мэтью?», — позвал меня голос. Но здесь никого не было. Это не была мама. Это был мужской голос, и он звучал смущенно. Как будто меня искали. Мое сердце замерло на мгновение. Кто бы это ни был, он звучал так, словно стоял в паре шагов от моей кровати. — Уходи. Ос-ставь меня в покое, — я начал заикаться, и окинул взглядом подвал. Ничего. Никакого пугающего лязга, ни болтающихся дверей, ни бассейнов необъяснимой крови. «Мэтт». Я вскочил и принял сидячее положение. Подушка слетела с кровати и упала на пол. Слух настолько обострился, что я мог услышать малейший шорох вокруг меня, расслышать каждую стонущую трубу и каждый скрип, доносящийся сверху. Сердце громко стучало в грудной клетке. Я медленно подтянул колени к груди, хотя и знал, что выглядел сейчас, наверное, слабым и жалким. Дыхание сбилось. — Пожалуйста, уходи, — попросил я голос. Тишина. Снова. Может, в этот раз он услышал. Я не собирался помогать призрачному голосу, который мог или не мог существовать. Любой из вариантов означал целое множество проблем, открывавшихся для меня в любом случае. Если голоса не существовало, значит, я был сумасшедшим. А если же он существовал, то я видел те вещи, которые никому не стоило бы видеть. Очень хотелось закрыть глаза от страха, но я нарочно держал их открытыми. Если очередное видение гниющей плоти собиралось показать снова, то я предпочел бы узнать об этом как можно скорее. Флуоресцентные лампы над головой заморгали. Я сглотнул. Внезапно, левая сторона моей постели примялась. Словно там сидел кто-то. Там даже образовалась вмятина в месте, где должен был сидеть человек. Но никого не было. У меня участилось дыхание. Кровь стучала в венах. «Мэтью», — прошептало нечто. Затем вмятина поползла навстречу ко мне, к тому месту, где я сидел, свернувшись в позе эмбриона. «Нет! Убирайся!» — вскрикнул я. Под потолком замигал свет. Нечто пробиралось ко мне, словно запутавшись в простынях, а потом все движения прекратились. Я затрясся — на мне были только спортивные штаны. Я не одел футболку или еще что-либо наверх, и когда в подвале разом похолодало, я ощутил это всем телом. У меня застучали зубы, отдаваясь болью в челюсти… а затем щеки коснулось теплое дыхание. Кажется, у меня остановилось сердце. Это был один из тех трупов, точно. Должен был им быть. Он вполз на мою кровать. Чувство, сродни ярости охватило меня — настолько я был напуган. И я мучительно хотел от него избавиться. Но ты ведь не можешь спихнуть призрака на пол, не так ли? Но я все равно выставил свои руки вперед, вслепую, и надавил. Ногти прочесали ткань. Простыни? Нет, слишком грубо. Шерсть, должно быть. И что-то хлопковое… футболка? Футболка была надета на что-то, что дышало. Я все еще мог чувствовать легкое дыхание на собственной щеке. Но мой мозг решил, что бы это ни было, ему следовало убраться от меня подальше и прямо сейчас. Ногами и руками я спихнул существо на пол. Я вскрикнул и спрыгнул с кровати следом. Лампы мигнули на секунду светом, но сразу же выровняли освещение. Джона. Он лежал на спине, опираясь на локти. Я еще никогда не видел его так ясно до этого момента, по крайней мере, когда оставался один. На секунду мне показалось, что я снова провалился в собственное сознание и вижу очередное видение… но, я мог слышать как мама наверху что-то говорит о счетах за электричество. Так что, Джона не должен был выглядеть так. Как… живой человек. Но он выглядел. Совершенно материальный и без всяких видимых повреждений. Вообще-то, Джона выглядел так, словно мой толчок причинил ему боль. Но он не поднимался. Просто сидел там и наблюдал за мной. Возможно, он был не уверен, оттолкну ли я его снова или нет. Поэтому я сделал то, что сделал бы любой здоровый человек со своей галлюцинацией. Я предложил ему свою помощь. Он принял мою ладонь и я схватил его за руку. За материальную руку. Джона отряхнул свою темную рубашку и подтяжки, которые были на нем, и расправил штаны. Затем он уставился снова. И я внезапно смутился. Химиотерапия и все прочее дерьмо сделали меня бледнее, чем настоящее привидение. Я выглядел больным. Некоторые больные не выглядит больными, ну, вы знаете. Так вот, я — выглядел. Я даже тяжело закашлялся. И вовсе не для того, чтобы отвлечь внимание Джоны, я просто чувствовал себя стрёмно. — П-почему ты выглядишь…так? — прохрипел я, а после сплюнул на пол. Джона посмотрел на харчу без всякого выражения. — Как? — Не знаю. Вовсе не… мёртвым, — закончил я вежливо. Его лицо оставалось нейтральным. — О, ну, я точно не уверен. Джона принялся рассматривать подвал, но он так и не оборачивался к дверям, ведущим в морг. — Ну… почему ты здесь, внизу? — тупо спросил я. У меня было миллион вопросов к нему и парочка жалоб, но ничего из этого не могло вырваться изо рта. Джона пожал плечами. — Всякий раз, как я нахожу тебя, я стараюсь быть хотя бы видимым. Я прошу прощения. — Прощения? — Тебе не нравится, когда я показываю тебе… что случилось. Да иногда я и сам не хотел бы показывать. Я всего лишь стараюсь… так сильно стараюсь… Но ты нужен мне, чтобы расставить все на свои места. — Печально произнес Джона. — А просто рассказать ты мне не можешь? — вздохнул я. Во всяком случае, так было бы проще. Джона покачал головой. Его темные волосы не двигались. — Не могу. — Подожди, ты призрак? — тупо. Снова. Галлюцинация могла быть чем угодно, не так ли? Он выглядел удивленным. Он даже перестал мерить шагами комнату, чтобы уставиться на меня. — Нет. Я моргнул. — Ну… что же ты тогда такое? — Я не знаю. — Почему я могу видеть тебя, слышать, а моя семья не может? Джона снова пожал плечами и странно взглянул на меня. — Я просто ухватился за тебя. Наверное, это из-за твоей болезни. Я потянулся почесать шрам на рёбрах. — Так ты в курсе? Он кивнул. — Я знаю, что должен показать тебе. Ты должен сделать то, чего я не смог. — Почему я? — Как я уже заметил, я просто зацепился за тебя, Мэтью, — просто ответил Джона и снова принялся расхаживать по подвалу. Я вздохнул. — Но ты же не живой, верно? — Я покойник. — Ты галлюцинация? Джона фыркнул, будто старался не рассмеяться мне в лицо. Теплый румянец забрался под мою кожу. — Нет. — Тогда что ты за хуйня? — рявкнул я. Я ненавидел, когда надо мной смеялись. Неужели он не понимал, насколько странно все это было? — Я не знаю. Я простонал и направился к кровати, присаживаясь на край. Это было уже слишком. В животе завязывался узел, а Джоне хотелось играть в игры. Игнорировать его казалось проще простого, но что, если мне никогда больше не удастся поговорить с ним? Я потер лоб и продолжил. — Чего ты не сделал? Джона замер. А затем медленно развернулся ко мне. Я и не заметил, как его руки начали трястись. Мне стало страшно, и я влез на кровать целиком, прижимая конечности к груди так, словно готовился к чему-то. Но он просто ожил и прошелся к моей кровати, присаживаясь. Рядом со мной. Его нога казалась теплой и вполне себе человеческой, когда коснулась моей. — Я-я… Не могу вспомнить. Я знаю, что случилось что-то плохое… Что-то, что просто не позволяет мне вспомнить. Его глаза казались огромными и стеклянными. — Я хотел бы, чтобы ты просто рассказал мне, — сказал я мягко, наблюдая, как его кисти сжимаются в кулаки вдоль его бедер. — Мне жаль… Мэт, я… я очень хотел бы объяснить, я просто… Я знаю, что все происходящее плохо влияет на твое здоровье, ведь правда? То, что я показывал тебе. То, что этот дом сделал с тобой… — сказал Джона. Его голос звучал так низко и надрывно, словно он старался не разреветься. Его… тело, думаю, вы можете называть это так, дрожало под какой-то немыслимой тяжестью. Его пальцы сжали колени и стиснули с такой силой, что на руках ярко побелели костяшки. Может быть, он так сильно старался вспомнить, а может то, что поддерживало его живым на протяжении такого незначительного времени, разрушилось. Неважно. В любом случае, я взял его запястья и оттянул от коленей. Джона сопротивлялся с минуту, перед тем как я ощутил, что его руки обмякли в моих. Я был поражен, насколько теплым и живым он казался. Я потрогал его запястья, но пульса не было. Какого хера такое вообще могло происходить в реальном мире? Не раздумывая, я потянулся к подтяжкам Джоны и положил свою ладонь на его грудь, рассчитывая почувствовать сердцебиение. Но, разумеется, никакого сердцебиения не было. Я уронил свою руку вместе с рукой Джоны, которую все еще держал своей. Джона посмотрел на меня. И снова странно. — Я же говорил тебе, что я покойник. — И как тогда ты можешь вот так вот выглядеть?! — я закричал на него, тыча в его вспыхнувшую краской кожу и теплые ладони. Он просто пожал плечами. — У тебя даже сердце не бьется. Но ты дышишь. Я схожу с ума… — пробормотал я в кулак и, поперхнувшись воздухом, хорошенько прокашлялся. — Ты совершенно вменяемый, Мэтью, — он поморщил нос. — Спасибо тебе, воображение, — я закатил глаза. — Я не в твоем воображении. Это происходит на самом деле. В реальной жизни, — произнес Джона, жестом головы обводя подвал. — И я настоящий. Даже если это мало похоже на правду. — Ты здесь постоянно находишься? — спросил я. Во всяком случае, звучал он убедительно. Джона кивнул: — Постоянно. — Но обычно я ведь тебя не вижу. — Знаю. Хотя я и остаюсь рядом с тобой. Так я узнал о твоем раке. Это было слегка странно. Невидимый парень, наблюдающий за тем, как я сплю, был лишь еще одной причиной не засыпать вовсе. И… не принимать душ. — Ты же не ходил со мной в ванну? — поинтересовался я застенчиво. Джона казался безэмоциональным, но на его скулах проступила легкая краска румянца. — Это имеет значение? — Пф-ф… Понятия не имею. — Я потер собственные руки, ощущая себя как-то… стремно. — И дом ты не покидаешь, да? — Пару раз покидал. Но я не могу делать этого самостоятельно. — Сообщил Джона, подцепляя выбившуюся из одеяла нитку пальцами. — Ох… — проворчал я, все еще думая о том, как мертвый пацан наблюдает за мной в душе. За тем, как я хожу в ванную. Глотаю таблетки. Блюю. И всякое такое. Джона покосился на меня, не оборачивая головы: — Мэтью, я не смотрел за тем, как ты себя моешь, — произнес он неловко. — Ясно. — Или пользовался туалетом. — Хорошо. Он издал странный звук. Я увидел, как уголки его рта приподнялись в незначительной улыбке. Джона снова надо мной смеялся. Я толкнул его в плечо, так, словно он был очередным закадычным корешем. — Прекрати надо мной смеяться. Ты же знаешь, преследовать меня — это как-то крипово, и именно поэтому ты уверил меня в том, что не смотрел. Джона лишь сильнее рассмеялся, и звук его смеха казался реальным и нереальным одновременно. Он вибрировал внутри него и звучал как китайский колокольчик. — Ты выглядишь потрясенным. — Я потрясен! — я почувствовал, что тоже начинаю смеяться. — Я не знаю. Я все еще думаю, что я все-таки безумен. Ты не можешь быть реальным. — Но ведь я реален, — его брови сошлись на переносице. Джона потянулся и схватил мою руку. Его рука была теплой, почти горячей. Я чувствовал кожу, ногти… человеческие. — Прости, я толкнул тебя тогда. Но ты вырубил свет. Джона ничего не ответил. Он уставился на меня, его яркие глаза рассматривали мое лицо, мою грудь, сплошь покрытую пятнами, мои чересчур широкие спортивные штаны. Вы бы подумали, что его уже должно было тошнить от глядения, если он все время находился поблизости. Наверное, я для него тоже казался более реальным. Возможно, до этого я был каким-то неясным в его глазах, в каком бы измерении он не жил. Рука Джоны соскользнула с моей и безвольно упала на мою ногу. Но его вторая рука наоборот поднялась выше, и его ногти задели мою щеку, как только он коснулся челюсти. Я не мог сказать ни слова. Если бы какой-то парень с улицы или даже друг взобрался на мою кровать, а затем полез бы трогать мое лицо, я бы давно уже выбил из него все дерьмо. Впрочем, Джона был совершенно особенным. Очередным явлением, которое я просто не мог объяснить. Мой пульс снова участился, прямо как в тот момент, когда он появился впервые. Я даже не оттолкнул его. Его взгляд остановился ниже, а рука лениво исследовала мое лицо. От челюсти он прошелся до скул, потом перешел на лоб, перечертил нос. Его ногти дали задний ход, чтобы достать до другой моей скулы, а после, и до губ. Джона необычно смотрел на меня. Наверное, гадал, что я думаю обо всем этом. Я особо не думал. Только о том, насколько странно теплым было его «тело». Подушечка его большого пальца ощущалось грубой и слишком нормальной. Он начал не спеша рисовать круги на моих губах, все еще пялясь на мою шею, вместо глаз. — Ты ничего не говоришь, — мягко сказал Джона и убрал руку. Теперь я начал ощущать нахлынувшую неловкость. Я неоднозначно пожал плечами. — Просто ты действительно тёплый. Джона уставился на меня, наблюдая за тем, как я напряженно то складываю попеременно руки на груди, то снова их опускаю. — Я еще никогда не чувствовал себя настолько живым. Наверное, я перевозбудился. Я мог принять это за своего рода извинения, хотя он и не особо жалел о том, что касался меня. Да и я не был против. Постоянное ожидание смерти изменило многие вещи и для меня в том числе. — Нет, все в порядке. — Правда? — Да. Он смотрел на меня с секунду, его пальцы лениво постукивали по его ноге. Затем его рука снова поднялась, и он накрыл ею мою щеку. Тепло казалось невыносимым. Он должен был быть каменно-холодным. Он не должен был прикасаться ко мне. Но, очевидно, он прикасался. Джона притянул мое лицо к своему. До этого я не замечал нашу разницу в росте, хотя она оказалась довольно значительной. А затем он надавил своими губами на мои. Все мое тело обмякло. Это было сродни тепловому переливанию. Вся его теплая, странная энергия ударила в мой рот и растеклась по лицу. Самой горячей частью меня стала скула, где все еще лежала рука Джоны. Я хотел прервать поцелуй, но одновременно хотел и продолжить. Его губы были мягкими и довольно женственными по сравнению с моими, искусанными и потрескавшимися. Наверное, у меня слишком долго не было девчонок… они казались мне чем-то неважным, с тех пор, как мне поставили диагноз. Кому нужен парень вроде меня в роли бойфренда? Фишка была в том, что Джона, мертвый мальчик, целовал меня, и я не останавливал его, и даже не возмущался, как должен был бы. Я просто сидел здесь. И самое страшное, что я начал целовать его в ответ. Джона не остановился в шоке от происходящего, хотя и почти что сделал это, резко дернув головой. Наверное, он думал, что если остановится, сам я не продолжу. А я толком не был уверен в том, что делал. У меня начали трястись руки, и я положил их на его бедра, чтобы хоть как-то успокоить. Джона прильнул ближе ко мне, обхватив свободной рукой мою шею. Он не касался меня слишком сильно. Я боялся прикосновений с тех пор, как началось мое лечение, никто не мог обнять меня или еще что-то такое сделать, не причинив при этом боли. Черт, наверное, Джона знал об этом. Он был моим призрачным сталкером, в конце — концов. Поцелуй углубился, и Джона скользнул языком по моей нижней губе. Я почти что шарахнулся в тот момент. Я не знал, почему не ожидал таких действий, но это все еще пугало меня. Во всяком случае, я не хотел, чтобы он прекращал, поэтому я немного приоткрыл рот, и его язык втиснулся между моими губами. На вкус он был как перечная мята. Он не казался чересчур сладким, так как был слишком острым для этого. Но было что-то еще, в чем я не мог разобраться. Это было не так уж и плохо — целовать его. До него я целовался только с двумя девчонками, так что у меня был весьма скудный опыт. Джона определенно вел, и не то, чтобы я особо возражал. Его язык был таким же теплым, как и его кожа, и ощущался по-особенному, когда он скользнул им по моим зубам, а после, сплелся с моим собственным. Вы же знаете, что в поцелуях бактерий намного больше, чем хотелось бы думать. Вся эта слюна и микробы… могли окончательно меня ослабить. Я приоткрыл левый глаз, чтобы посмотреть на Джону, который, в свою очередь, на меня не смотрел. Наши ресницы почти что сцепились вместе, настолько близко он был. Я убрал руки с его бедер и подтолкнул его в спину, так, что он упал между моих ног. Затем Джона все-таки сел на свои колени и обвил мои бока руками. Наши губы разорвали контакт, и он наконец посмотрел на меня. Он посмотрел на мои губы, которые, конечно же, были красными и припухшими, и на то, как я терся ладонями о его тазовые кости. Он даже взглянул на дверь, ведущую в подвал. Я мог услышать, как мама моет по суду, болтая по телефону с отцом. Кто-то пробежал в гостиной, другой по лестнице. Я понял, как Джона чувствовал себя. Как-то мы оказались на нашей собственной, личной планете. Все прочие, люди и духи, попросту не существовали. Он знал, что я хочу, чтобы он снова меня поцеловал, поэтому, так и сделал. Я бы хотел, чтобы он мог сидеть у меня на коленях, напротив меня, но это бы травмировало последние мускулы, которые у меня были. Он все-таки что-то весил для мертвого ребенка. Хм… Мертвого. Мне совершенно не хотелось думать о состоянии Джоны. Он никогда не мог бы принадлежать тому миру, где живу я. Вряд ли. Однажды он высвободится из этого дома и попадет неважно куда, где ему следовало бы быть на самом деле в его загробной жизни. А уже тогда… если рак возьмет то, что ему нужно… Но это же глупо, верно? Я опустился спиной на кровать и увлек Джону со мной. Он был в курсе, что не стоит просто сидеть на мне. Вместо этого его бедра практически зависли над моими. Наши губы сталкивались снова и снова, пока, я клянусь, он не выдавил каплю крови из моей верхней губы. Тогда Джона сменил темп. Он накрыл ртом мою ключицу и принялся покусывать на ней кожу. Не особенно сильно. Прикосновения даже не заставили меня съеживаться, как это бывало обычно. Он зализал языком блестящий укус, его иллюзорное дыхание касалось моей кожи, охлаждая ее, и это заставляло меня трепетать где-то внутри. Его ладони проехались по моей груди. Джона даже это сделал осторожно, касаясь только кончиками пальцев там, где находились свежие язвы от терапии. Пока он делал все это, я пялился на эту черную рубашку и подтяжки поверх нее. Это все вообще можно снять? Или одежда приклеена к нему, потому что он умер в ней? Звучит тупо. Знаю. Но как я мог знать о том, что случается после того, как сердце перестает биться? Был только один способ выяснить. Я обхватил Джону за плечи и потянул на себя. Я надавил на защелки на его подтяжках и они спали с его плечей на бока, шлепнув по его бедрам и заднице. Джона удивил меня тем, что начал расстегивать собственную рубашку, но я отстранил его руки и принялся за пуговицы сам. Хлопковая одежда упала на пол, и он внезапно стал выглядеть совершенно незащищенным. Он когда-нибудь занимался такими вещами до того, как умер? Я хотел спросить, но не стал. Может быть он тоже не помнил этого. Пацанская грудь никогда не казалась мне раньше чем то особенным… но кожа Джоны излучала тепло и свет; даже больше тепла, чем я мог поглотить. Мои руки заскользили по его торсу, а после обвились вокруг спины. Я снова сгреб его в охапку. Мне нужно было почувствовать, как мы соприкоснемся кожей. И это было тепло. Вряд ли я когда-нибудь почувствую что-то более приятное в своей жизни. Я не мог смотреть порнушку в интернете или листать плейбой, потому что возбуждение было болезненным. Да что там, я даже подрочить нормально не мог. Но того, как кожа Джона касалась моей, оказалось достаточно, чтобы я возбудился, и мне даже не нужно было трогать себя. Кажется, он был не против того, как сильно я притягивал его к себе, насколько мы были близки друг к другу. Он поцеловал меня в щеку и пристроил свою голову рядом с моей. — Ты заставляешь меня жалеть о том, что я уже мертв, Мэтт, — прошептал он мне на ухо. Я даже и не знал, что ответить на это. Но вроде бы, Джону подобное мало волновало. Он снова начал выцеловывать мое горло, на этот раз уже не кусаясь. Я почувствовал, как он сдвинулся так, чтобы зависнуть над моими бедрами и, скорее всего, ощутил это самое. Ну, насколько я был возбужден. Он уставился своими огромными, сияющими глазами на бугор, который был заметен даже сквозь толстую ткань моих тренировочных. На секунду мне показалось, что он сейчас слезет с меня. Возможно, даже уйдет. Я… запаниковал. По какой-то неизвестной причине я почувствовал себя остро нуждающимся в нем. Я и раньше нуждался, я знал это. Я просто не хотел, чтобы это было правдой. Но он не ушел. Джона сдвинулся ниже по моим ногам, съезжая с бедер, и принялся стягивать с меня треники. Он выглядел решительно. Думаю, они не носили такую свободную одежду в прошлом… сколько бы ебаных лет назад он не жил. Чувак, мне бы стоило провести исследование на эту тему. Но сейчас было не самое подходящее время. Если он действительно собирался прикоснуться ко мне, я не хотел бы, чтобы Джоне пришлось возиться со штанами и боксерами. Поэтому я стянул их, попутно высвобождая уже порядком стоящий член. Джона внимательно смотрел на меня, а его глаза все еще были такими же распахнутыми. Я молчал. Что бы там ни было, я ни за что не попросил бы Джону о чем-то. Я просто не знал, что сказать. Но, кажется, у Джоны уже был план. Он начал с основания, продвигаясь вверх по стволу, погладил уже подтекающий конец подушечкой большого пальца. Я старался не произнести и звука, но это было чертовски трудно. Тепло его тела, которое я чувствовал у себя в паху, грозило мне пожаром. Я попытался отпихнуть его руку, но вместо этого Джона начал дрочить быстрее, гоняя ладонь вверх и вниз по моему члену. Я издал задушенный стон и, черт, даю слово, он усмехнулся. Как-то уж слишком для мальчика, который в прошлом был таким вежливым, ходил в христианскую школу и делал еще всякую такого рода хренотень. Я знал, что картинки в учебниках истории были дерьмом собачьим, но не на столько же. Я почувствовал, что скоро кончу, и как раз в тот момент Джона отпустил. Мой член дернулся и прижался к животу. Я моргнул, не с первого раза замечая, как он расстегивает свой ремень. Мои глаза стали такими же, как и глаза Джоны до этого. Широко распахнутыми. Как это вообще возможно? Как кто-то вообще может быть возбужден, не имея даже пульса? Но как только Джона стащил с себя штаны и оставил их где-то на полу, вопрос был исчерпан. Его член, хоть и был меньше моего, уже был напряжен и истекал смазкой, которая должна была оставить значительное пятно на его одежде, независимо от того, какое белье он носил. Я взял его член в свою ладонь и потер головку. В другую руку я взял его яйца. Я понятия не имел, как именно он хочет, чтобы я прикасался к нему. И снова, мне нечего было сказать. Но Джона начал издавать тихие, вполне себе довольные звуки, которых я не ожидал услышать, но они были… милыми? Я улыбнулся собственным мыслям. Слишком уж то, что сейчас здесь происходило напоминало сон. Подвал был ужасен. Дом был… вообще чем-то странным. Но именно на протяжении последнего часа я ощущал себя по-настоящему живым. И даже более того, мой живот даже не скручивало от боли. — Мэтью, — голос Джоны был легким и шуршащим. Он оттолкнул мои руки и перелез через меня. Я сначала даже не понял, к чему он клонит. Он снова взял в ладонь мой член, и прежде чем я смог понять, что происходит, направил его между своих бедер. — Стой! Подожди… Разве это не…. Эм…, — сейчас я совершенно ничего не мог вспомнить из того, что когда-либо слышал об анальном сексе. Все, что я знал, так это то, что будет больно, даже если готовиться. — Больно не будет, — рассмеялся Джона, — я обещаю, — закончил он шепотом и толкнул меня в себя. Мне пришлось оторвать руки от его бедер, чтобы задавить ими собственный крик. Жар, давящая теснота сильно сжали мой член… это вообще возможно, взорваться? Я не был уверен. Джона навалился сверху, проталкивая всего меня в свое тело. Его голова запрокинулась назад. С этими его прикрытыми глазами, и, наоборот, полураскрытым ртом… я не мог перестать пялиться на него. Он был самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видел. Но я не мог трахнуть его так, как мне отчаянно хотелось на самом деле. Боль уже дала о себе знать. Спина болела. Брюшина отдавала болью. Но как-то Джона прознал и про это. Он приподнял собственное тело, а затем опустился, насаживая себя на меня снова и снова. Стоны пришли на смену тем девчачьи звукам, что он издавал ранее. Настоящие, стопроцентные стоны парня. Что-то подобное выскользнуло и из моего собственного рта. Могла ли моя мать услышать? Чтобы она увидела, если бы спустилась в подвал? Меня, нежно трахающего воздух? Боже, над этим еще будет время посмеяться. Мое тело покрылось потом. Тело Джоны было чистым, но все равно блестело без всякой влаги. Наверное, он действительно был мертв. Хотя, он совершенно не чувствовался таковым… особенно, когда он кончил, и белые теплые капли забрызгали мою грудь. Он позволил и мне кончить, продолжая движения. Я заполнил его изнутри, и он вздрогнул, когда я вышел. Джона рухнул напротив меня, принялся целовать шею, оплел руками талию. Мы остались лежать так. В тишине. У меня не было ничего, что я мог бы спросить или же сказать ему. Он не мог мне сказать о том, что случится дальше. Смогу ли я выжить среди монстров из моих кошмаров, из закрытых шкафов, с которыми мне пришлось иметь дело в реальности? Иногда они были страшнее рака, хоть другие люди и не знали о них. Но Джона знал. А еще он теперь знал меня, даже если когда-то он во мне сомневался. Однажды я освобожу его. Я просто обязан. Моя кожа все еще была очень теплой и совершенно не болела. Я зевнул, и мое дыхание растрепало темные волосы Джоны. Он улыбнулся мне. — Засыпай, Мэтью. — Я не могу. Ты тогда уйдешь, — возразил я, но мои веки казались чертовски тяжелыми. Последнее, что я помнил, перед тем как провалиться в сон, были жесткие, темно-синее глаза Джоны. Они очень сильно старались казаться счастливыми. Я проспал около двух часов, а когда проснулся, то был уже совершенно один. На секунду все произошедшее показалось мне чрезвычайно реалистичным сном. Я был почти разочарован. Но моя грудь была влажной. Моя одежда все еще была на полу. И хотя подвал был снова холодным и отталкивающим, странное тепло словно прилипло к моей кровати. Я встал и пересек комнату. Остановился, чтобы поднять спортивки и натянуть их на отдающие болью ноги. На стене позади лестницы висело старое, слегка треснувшее зеркало. Я улыбнулся отражению, заметив небольшой расцветающий синяк на ключице. Возможно, я все-таки не был сумасшедшим. Джона был мертвым, а еще привидением, вне зависимости от того, что он сам о себе думал. Но если он действительно был галлюцинацией, я хотел бы быть безумным. Ничего другого сейчас мне было не нужно. Я просто должен был помочь ему сейчас. Улыбка сползла с моего лица. Я знал, что это случится. Потому что я застрял со своими демонами. И если мне когда-нибудь еще удастся увидеть Джону как тогда, это случится только после смерти. Ну что ж. За такую возможность еще нужно побороться. The end.