Меня преследуют кошмары...

Это самое ужасное утро, что было с момента Его смерти. Хотя, если рассуждать здраво, то ни одно утро после Его ухода из этого мира, не было чудесным или даже хотя бы хорошим. Он оставил меня. Мне тяжело, страшно, больно... всё вместе. Меня терзают ночные кошмары. Каждую ночь я вижу их. Ужасные сны всегда одинаковы. Всего два сюжета. В одном Афганистан, а в другом... В другом Он убивает себя. Стреляет себе в рот. Падает и из его головы вытекает густая, багровая кровь, создавая достаточно обширную лужицу... Да... Он и Шерлок. На серой крыше больницы. Идет игра... даже не так... Идет самая важная Игра в жизни обоих гениев. Хотя Холмса я не считаю Великим Умом. Гений для меня один. И Он приснился мне в новом кошмаре. Прошел час с момента моего пробуждения. Смыв с себя холодный пот и первый страх после сна, смотрюсь в зеркало. Мда... от того лица, что Ему так нравилось, не осталось и следа. Кошмары высушили взгляд, наградили черными кругами под глазами и мелкими морщинками в их уголках. Я одеваю черный костюм от Armani, на покупке которого Он всегда так настаивал, того же цвета рубашку, хватаю ключи от новенького Крайслера и выхожу из своего дома в тихом пригороде Лондона. Серебристое скоростное авто приветливо мигает мне фарами, когда я отключаю сигнализацию и сажусь за руль. Заведя мотор, я выезжаю на дорогу и беру курс на Лондон. У меня есть цель, с недолгой остановкой по пути к ней. Короткая остановка - элитный цветочный магазин в центре города. Конечная цель - одна из могил на Хайгейтском кладбище. Я уже делал остановку. Теперь на переднем пассажирском сидении моей машины едет букет, а точнее сказать охапка, снежно белых фрезий. Я иногда нервно поглядываю на цветы, отрывая пристальный взгляд от дороги. Через 15 минут мой Крайслер останавливается на парковке у конечной цели. Забрав цветы и поставив авто на сигнализацию, я уверенно двигаюсь в сторону знакомой могилы, что находится в глубине кладбища, замечая знакомое мраморное надгробие еще издалека. Я подошел к могиле, заваленной цветами. Да... прошло уже 2 месяца с момента Его смерти, а цветы всё несут и несут. Я до сих пор ревную. Да, ревную даже то, что кто-то кроме меня чтит Его память. - Привет, Джимми... - тихо произношу, присаживаясь на одно колено укладывая цветы так, что они практически закрывают все остальные. Я нежно провожу рукой по черному мрамору, стирая тоненький слой пыли, - я скучал, малыш... - Я знаю, что ты не сможешь мне ответить, как раньше... - грустно улыбаюсь, - не скажешь мне, что я "дылда двухметровая", и, что это не дает мне права называть тебя "малышом"... Но я всегда назы- вал, а ты никогда не обижался на это. Только мягко улыбался и, постоянно парируя "двухметровой дылдой", нежно обнимал меня за талию, прижимаясь щекой к моей груди... При таких воспоминаниях на мои глаза наворачиваются слезы грусти и боли. Я сажусь на траву напротив Его могилы, вытираю скупые мужские слезы и снова начинаю говорить. Мой голос тихий и больше походит на чуть слышный шепот человека, что долго кричал от отчаянья где-то на крыше или в поле. Но я не кричал. Разве что внутри себя. Да... там я кричал громко. Оглушающе громко. Если бы кто-то услышал этот крик, то никогда бы не поверил, что человек может издавать подобные звуки. Так кричит раненый зверь. Раненый тигр... - Мне снова приснился кошмар... - продолжаю я свой монолог, обращенный к Его бренному, укрытому слоем земли телу, - но не такой, как обычно... Не бои в Афганистане... Не твоя Игра на крыше... сон такой странный и болезненный... Я сглатываю нервный ком в горле и снова смаргиваю слезы отчаяния. Вспоминать тяжело, а говорить об этом еще сложнее. Наконец-то, собравшись с силами, я продолжаю. - Такой странный сон... ты то держишь меня за руки... стоишь рядом... то отпускаешь меня и бесследно исчезаешь... так было всю ночь... а под утро, - кулаки нервно сжимаются до такой степени, что костяшки пальцев белеют от напряжения, - под утро ты попросил меня застрелиться... Я выдыхаю, озвучив это и крепко зажмуриваюсь от очередного приступа слез и грусти. - Я не верю... не верю, что ты можешь просить меня о таком, малыш... просто не верю... ты неисправимый эгоист... но... но попросить меня убить себя ты не можешь... я не верю в это, малыш Джими... - И не нужно... - раздаются мягкий теплый баритон за моей спиной, прохладные руки ложатся на шею, - не нужно в такое верить... я никогда не попрошу тебя о таком... дылда двухметровая... Я испуган, ошарашен, в голове что-то взрывается и разлетается на тысячи осколков. Я оборачиваюсь. Это Он. Кидается мне на шею и крепко обнимает, целуя каждый сантиметр лица. Я обнимаю в ответ, прижимая так крепко, как только можно, чтобы ничего ему не сломать и не поставить синяков. Не хочу отдавать. Он только мой. Мой. Теперь он рядом. - Я ждал тебя... малыш.. так долго ждал... - голос полон счастья, а глаза - слёз. - Я знаю... - шепчет Он мне на ухо, - я больше никуда не уйду...