Вовсе и не было

Если бы Джинни Уизли спросили, какое для нее самое лучшее время в году, она, не задумываясь, ответила бы:«Август». Этот месяц был для нее особенно важен, ведь именно тогда Гарри и Гермиона приезжали в «Нору», чтобы провести время со своими друзьями. Ребята прилетали на машине мистера Уизли, ровно в 12:30. Гарри, очки которого после поездки всегда нужно было чинить, обычно держал в правой руке потрепанный чемодан, а Гермиона, одетая в джинсы и какую-нибудь яркую маггловскую футболку, носила за спиной коричневый кожаный рюкзак, оный, по словам самой девушки, был очень удобным. В 12:36, после разгрузки автомобиля и крепких объятий со всем рыжим семейством, гости поднимались в свои комнаты, дабы разобрать вещи и отдохнуть с дороги. В час дня был обед, во время коего происходили расспросы о проведенном лете и восклицания о том, как же Гарри исхудал. Примерно в 14:00 Джордж или Фред звали парней поиграть в Квиддич, а девушки тем временем шли купаться. Там Джинни без зазрения совести рассматривала подругу, та отвечала ей взаимностью, а после нескольких минут упорного разглядывания девчонки резко начинали хохотать, так как им тогда, до войны, все казалось забавным. Это было чем-то вроде ритуала, который обозначал: Август начался. Единственная дочь Уизли прекрасно помнила, как Гермиона менялась, с каждым годом становясь все прекраснее, расцветая, словно тепличная роза. Еще на третьем курсе у Гермионы была абсолютно мальчишеская фигура, и вот, перед четвертым девушка выглядит так, словно украла тело у какой-нибудь модели из «Ведьмополитена». Джинни поглядывала на подругу с восхищением и некой долей зависти, ведь сама она в то время ничем подобным похвастаться не могла. Невольно Уизли стала наблюдать за отличницей Грейнджер, старалась понять, как её подруга умудряется выглядеть столь соблазнительно и невинно в одно и то же время. Уизли много любовалась Гермионой и изучила почти все её привычки, вплоть до того, какое она любит одеяло. Ей нравилось смотреть на спящую красавицу, слышать её тихое сопение, видеть легкое подергивание пушистых ресниц и упиваться тем, что Грейнджер никогда не узнает о странном пристрастии подруги. При походе в Косой Переулок за школьными принадлежностями Гермиона и Джинни всегда заходили в Кафе Флориана Фортескью, где рыжая девушка заказывала два шарика лимонного мороженого, а её спутница – один шоколадный. Дожидаясь заказа, девушки болтали о мальчишках или о предстоящем учебном году, забывая обо всем и приходя в себя лишь тогда, когда обнаруживали, что мороженое почти полностью растаяло. Они с неким расстройством ели его, понимая, что пора домой, а затем шли искать своих друзей, надеясь, что те не стали без них возвращаться. Лето 1999 года выдалось очень засушливым и жарким для Великобритании. Порой Джинни думала, что Гарри с Гермионой просто не захотят приехать в восстановленную «Нору», ведь этот дом полон общих воспоминаний, которые сейчас кажутся невозможно грустными. Не то чтобы Джинни сомневалась в Гарри, тот обязательно должен был приехать, а вот Гермиона вызывала сомнения. Но именно её присутствие так сильно нужно было юной рыжей ведьме, именно её спокойные карие глаза и пушистые волосы, её нежные руки с тонкими пальцами… Да, Джинни Уизли не любила врать себе, поэтому уже давно призналась, что окончательно и бесповоротно влюблена в свою лучшую подругу Гермиону Грейнджер. Именно поэтому радости девушки не было предела, когда на пороге её дома появились два человека, которые так много значили для нее. На этот раз они добрались сами, Гарри был без очков (он носил линзы по настоянию друзей), Гермиона была в черном вязаном свитере и брюках, из вещей у них с собой была лишь сумка, но Джинни прекрасно наслышана о заклинании невидимого расширения, поэтому не волновалась. Уизли почему-то стало не по себе, в школе она не замечала, что эти двое просто насквозь пропитаны войной, от них как будто источалась боль от потерь, боль от пережитого, боль от ранений. Сама она заставляла себя выглядеть свободной и веселой, потому что знала, что отцу нужна эмоциональная поддержка, ведь в битве за Хогвартс их семья потеряла Рона и Молли, что просто не могло не отразиться на состоянии остальных членов семьи. Как Джинни и Фред с Джорджем ни старались, они не смогли предугадать всего. Артур совершил попытку суицида, полгода был в депрессии, но Джордж вытянул своего отца из неё, и сейчас глава семейства усердно трудился в Министерстве. Джинни помогла друзьям расположиться, а также устроила праздничный ужин, за которым даже Гермиона и мистер Уизли не могли не улыбаться. У каждого гостя была своя спальня, поэтому Джинни очень удивилась, услышав, как кто-то стучит к ней в дверь. Потуже затянув пояс на халате, девушка открыла замок и увидела перед собой Гермиону Грейнджер в милой пижаме с какой-то известной маггловской черной мышью, её название вылетело у Джинни из головы. - Можно я войду? – тихо спросила Гермиона, смотря подруге прямо в глаза. Та послушно кивнула, пропуская девушку в комнату. Бывшая Староста Девочек осторожно села на кровать, жестом приглашая рыжеволосую сесть рядом. -Я скучаю по Рону, - сердце Джинни больно кольнуло ревностью, потом налилось отчаянной тоской по брату, - Почти так же, как и ты. И я глубоко сожалею, что все получилось именно так. Знаешь, Джинни, ты так похожа на него, всегда была похожа… Гермиона замолчала, будто забыла то, что хотела сказать. Джинни на несколько секунд задержала дыхание, для неё сравнение с Рональдом было чем-то вроде признания в любви. - Я любила его, но, мне кажется, что я сейчас нагло вру себе. Ведь я всегда смотрела на него лишь как на брата, не более того. Для Джинни эти слова были словно гром среди ясного неба. Она, было, хотела промолчать, но все же решилась задать вопрос, терзающий её. - Кого же ты тогда любила? – голос младшей Уизли слышался ей самой жутко хриплым, но она не стала за это извинятся, молча смотря на ту, за которую и жизнь отдать было совсем не жаль. Гермиона не отвечала, лишь с какой-то безумной тоской смотря на Джинни. Казалось, что этих нескольких секунд хватило для того, чтобы Уизли решилась. Не думая о прошлом, о том, что сейчас здесь происходит и о том, как дальше будут развиваться события, она придвинулась ближе к своей подруге и, обхватив руками её тонкую бледную шею, поцеловала в чуть приоткрытые, такие манящие, влажные и мягкие губы, о которых мечтала почти всю свою сознательную жизнь. Джинни была так одурманена своими чувствами и близостью горячего совершенного тела, что не сразу поняла, что Гермиона отвечала на её поцелуй со всей страстью, которую рыжая когда-либо видела в этой хрупкой девушке. Казалось, что прошла целая вечность, когда они смогли отстраниться друг от друга. - Я люблю тебя, - вот так вот просто, без задней мысли произнесла Джинни, прикладывая свои холодные ладони к горящим щекам подруги. Уизли почувствовала, что её руки становятся влажными от слез сидящей рядом девушки. Джинни без промедления приложила ладони к своему лицу, будто бы впитывая с соленой жидкостью часть Гермионы, забирая её страдания себе. Затем тихо начала что-то шептать, поглаживая Грейнджер по волосам. - Джинни, я не хочу тебя ничем обязывать, и желаю, чтобы у тебя была нормальная семья и много-много детишек, а еще… - Стоп, - Девушка накрыла своей рукой рот подруги, - Я не смогу полюбить никого другого, ты слишком дорога мне. Гермиона вскочила с кровати. - Джинни, прости, слышишь, прости! Я люблю тебя, но ничего не было, слышишь? Этого гребаного поцелуя не было, мы никогда не любили друг друга, ясно?! Я обвенчалась с Гарри! Джинни неверующе замотала головой, не в силах сдержать слезы. В знак своей правоты Гермиона схватила палочку Уизли, которая лежала на тумбочке, и произнесла пару заклинаний над своей левой рукой. На безымянном пальце действительно появилось кольцо… - Я люблю тебя, Джинни. Но не могу иначе, - прошептала Гермиона и вышла из комнаты, оставив растоптанную и униженную девушку наедине со своими мыслями. Проснувшись на следующий день, Джинни уже не смогла застать Гермиону и Гарри. Как сказал Джордж, они уехали рано утром, сославшись на какие-то дела. Сердце Джинни больно сжалось при мысли о том, что она, скорее всего, больше не увидит свою возлюбленную. А вот поцелуй, которого вовсе и не было, будет греть её душу всегда.