Говорят, боги получают свою силу из молитв смертных

«У тебя… сердце…» Казалось бы, ничего не значащая фраза, набор слов, констатация всем известного факта: у каждого есть сердце - орган, помогающий транспортировке кислорода по организму, без сердца нельзя жить. Клинт всегда был лишён всех этих «розовосопельных» понятий об этом органе и всегда отшучивался чем-то вроде «моё сердце занято, оно кровь по организму гоняет, ему не до вас». Но эта фраза, произнесённая богом, нет, Богом, именно с большой буквы, перевернула мир. Впервые что-то почувствовало именно сердце, когда жезл ткнулся в грудь. Мир перевернулся в один момент, теперь он был выстроен вокруг этого своенравного божества с кривой ухмылочкой и чёртиками в зелёных глазах. Стало наплевать на всех остальных, в миг разрушились все прошлые приоритеты и принципы, остался лишь его Бог, за которым он пойдёт куда угодно, лишь бы господин наградил его ещё одной своей улыбкой, от которой по всему телу разливалось странное тепло пополам со счастьем, ведь если счастлив Локи, то счастлив и его верный сокол. И Бартон пошёл, он равнодушно убивал своих бывших товарищей, ведь они теперь никто, пустышки, плоские одномерные существа по сравнению с его Богом. А Локи? Что Локи? Локи есть Локи, и тут ничего не подпишешь. Хотя это отнюдь не значит, что он моральный урод (физическим уродом его даже с бодуна не назовёшь), сволочь и вообще конкретная бяка, нет, он просто… непонятый, вот именно, непонятый. Что касается лучника, так что-то в его взгляде магу показалось знакомым, будто они были в чём-то похожими. А Лафейсон из тех экспериментаторов, которые не бросают заинтересовавшие их объекты, а тащат к себе, дабы потом внятно изучить. Тем более, что этот самый Бартон ещё больше заинтересовал тем, как он отреагировал на внушение. Обычно люди становились бездушными марионетками или же внутренне сопротивлялись, а Клинт… Да уж, такого обожания в глазах по отношению к себе сын Лафея никогда ещё ни у кого не видел, при том, что часть собственного сознания у Клинта осталась. Ну разве не занимательно? Весь путь до базы был в некотором тумане, Локи лишь отмечал, что взгляд у его сокола становится всё более обожающим, ну прямо как на своего Бога, как бы это тавтологично не звучало. Хотя какие тут тавтологии? Даже во время культа асов в Мидгарде Локи никто молитв не возносил, наоборот, всех собак вешали, обвиняли во всех возможных грехах, да сочиняли всякую ересь про коней. Так что такое поклонение было в некотором роде в новинку. И как же хотелось до конца понять его природу, так сказать, со всех сторон сразу! Наконец, с размещением «трофеев» всё закончено, наёмники и марионетки пристроены за работой, а сам Локи может всласть насладиться своей новой игрушкой. Они одни, бог рассматривает из-под опущенных ресниц стоящего в нескольких метрах Клинта. Бартон же в свою очередь с не меньшим энтузиазмом рассматривает самого асгардца. В какой-то момент ётуну даже стало неуютно под этим взглядом - уж слишком он был пристальным. Лафейсон устало потянулся, чувствуя, что всё это напряжение, связанное с читаури, разносом базы ЩИТа и прочим бедламом здорово вымотало его. А вот взгляд лучника стал ещё более пристальным, маг с удивлением заметил кое-что ещё промелькнувшее во взгляде его марионетки, кое-что обрисовывающие линии стройного тела, когда то потягивалось. «Понятно всё с тобою, лучник, - внутренне хмыкнул трикстер. – Может, именно по этому ты не выстрелил тогда в меня, хотя мог, а?». Впрочем, так уж против он и не был. Почему бы и не расслабиться? Работка у него нервная, надо уметь и отдыхать. То, что Клинт одного с ним пола Локи совершенно не волновало. В Асгарде с этим проще… Нравится кто? Ну и что, что тоже парень, какая разница? Если всю жизнь, тянущуюся тысячелетиями, думать об условностях, то свихнуться можно быстро. У Богов и понятия «ориентация» нет, хотя, ясное дело, кому то девушки нравятся больше, кому-то парни, а кому-то, вот как Локи, вообще до лампочки, об этом просто никто не спрашивает. А сей представитель рода мидгардского был весьма неплох… для смертного. - Подойди, - властно потребовал Бог обмана, отмечая про себя, как лучник не просто покорился, а чуть ли не с радостью бросился вперёд. «Интересно, а что, в случае чего, будет сильнее: подчинение или желание?» - отстранёно подумал трикстер, наблюдая за расширенными зрачками в обрамлении неестественной синевы. Локи ещё некоторое время просто наблюдал за своим «трофеем», а потом ухмыльнулся своим же мыслям и попросту поцеловал стоящего перед ним мужчину. Тот стоял неподвижно лишь пару секунд, когда внутри боролось осознание, что приказа или разрешения на ответ не было, и безумное желание, уносящее крышу как тот ураган в Техасе вместе с маленьким домиком в страну чудес. Бартон не понимал самого себя, он впервые испытывал подобное к мужчине, но он хотел, слишком хотел, чтобы воспринимать это как что-то неправильное. Перед ним не просто какой-то мужик, а сам Бог, Бог, который желает его, который обратил на него своё внимание, который дороже всех на свете. Едва слышно застонав, Хоукай сам впился в такие мягкие и нежные губы, чувствуя, как он весь горит даже от, казалось бы, таких невинных прикосновений вроде зарывшихся в его мягкий ёжик волос тонких пальцев или лёгкого поглаживания шеи где-то за ухом. Вслед за крышей улетели и последние намёки на самоконтроль, лучник уже не мог думать ни о чём, кроме этого совершенного тела, которое сейчас так доверчиво льнуло к нему, которое он обхватил руками как можно крепче, боясь потерять. Словно через вату донёсся серебристый смех божества, когда Клинт скользнул губами вниз к шее. Пальцы путались в бесконечных застёжках и ремешках, представляя собой мудрёную головоломку для несведущего, камзол явно не хотел сдаваться под напором простого смертного, а асгардский доспех был не из тех одёжек, что могли так легко разорваться, в конце концов, от него даже пули автоматные отскакивали. Локи рассмеялся ещё раз и оттолкнул от себя мужчину, после чего хватило всего лишь пары движений пальцами, чтобы вся одежда упала к ногам. Магия не только в бою удобна… Ётун оглядел своего сокола и повёл пальцами ещё раз, проделывая с мидгардскими тряпками ту же процедуру - возиться с ними совершенно не хотелось. Теперь похоть ядрёным коктейлем ударила в голову и богу, он провёл пальцами по крепким мышцам, перекатывающимся под загорелой кожей, и буквально вжал свою марионетку в стену. - Хочешь этого? – прошипел в ухо стрелку Локи, чувствуя, что и сам уже скоро не выдержит, и мягко пробежался пальцами по телу стрелка, касаясь самых чувствительных точек: провёл по ключицам, спустился ниже на живот, дразня, слегка коснулся напряжённой плоти и вновь поднялся к груди, теребил сжавшиеся в горошины соски, а потом снова пустился по порочному кругу издевательств, согревая дыханием кожу где-то под ухом и периодически слегка касаясь губами и языком напряжённой шеи. Ответ ему и не слишком нужен, исход будет один и тот же, но услышать… Услышать хотелось. - Хочу, - буквально простонал Бартон, выгибаясь как можно сильнее, чтобы сильнее прижаться к своему Богу и окончить эту сладостную пытку. - Тогда проси, умоляй, - маг куснул мочку уха своего человека, продолжая свои дразнящие прикосновения уже на грани настоящей пытки вожделением, где-то краем разума осознавая, что если бы не он сейчас прижимал Клинта, а наоборот, то сам Лафейсон уже был бы на грани мольбы. Как же давно он не чувствовал это пьянящее чувство обладания, слишком давно… Падение в бездну, плен, а потом хождение по лезвию у читаури, когда он смог выбить себе более менее сносные условия договора, всё это было слишком долго. И вот теперь он мог наконец-то отогреться, слыша уже даже не стоны, а всхлипы вперемешку с просьбами и мольбами, так ласкающими слух. Маг сквозь зубы отрывисто рыкнул несколько слов заклятия, и его пальцы покрылись скользким маслом, которое тут же пошло в ход. Бартон выгнулся словно от удара молнии, когда тонкий прохладный палец слегка огладил и надавил на небольшой бугорок у него внутри, и застонал уж совсем бесстыдно. Если бы у него была возможность сейчас посмотреть на себя со стороны, то лучник бы попросту застрелился от унижения: он никогда в жизни не смог бы признать, что может вот так извиваться, когда его прижимает к стене какой-то парень, да копается пальцами в заднице. Но, к счастью, возможности для такого просмотра у Хоукая не было, да и здравого рассудка со всякими там моральными принципами, так что он мог лишь беспомощно вскрикнуть, когда ноги оказались закинуты на талию божества, а пальцы заменило нечто гораздо большое по объёму и длине. А Локи лишь отстранёно порадовался тому, что выбрал для базы сооружение с толстыми стенами, вколачиваясь в такое податливое и раскрытое тело, уже не сдерживая и свои стоны. О, эта музыка вскриков, стонов и бессвязных слов, продолжающихся просьб и мольбы, звучащая как самая искренняя молитва, молитва ему, отверженному и презираемому Богу, только ему одному. - Локи… - последним аккордом прозвучал этот всхлип, полный обожания и страсти, когда тело стрелка выгнулось будто его лук. Больше не сдерживая себя, маг в одно движение догнал Клинта, чьи неестественно голубые глаза были поддёрнуты слепой сладостной пеленой. От одного этого слова, от этого имени, произнесённого ТАК, по коже пронеслась стая мурашек, хотелось заставить сейчас этого смертного ещё и ещё подходить к самой грани и проваливаться за неё, чтобы услышать ещё одну такую молитву. Лафейсон прислонился к холодному бетону лбом, выравнивая дыхание, всё ещё вжимая размякшего и ничего не понимающего человека в стену. - Ты мой, - прошептал бог, - Слышишь? Мой! - Да, - лишь смог выдавить из себя Бартон, всё ещё находясь в сладостной неге, впервые за долгое время будучи полностью расслабленным. Да и у самого Локи уже подкашиваются ноги, и в этом виноват не только «бурный отдых», но и многие месяцы практически бессонных ночей и дней, наполненных постоянным напряжением. - Пора спать, птенчик мой, силы нам ещё нужны… для новых великих свершений! – хихикнул маг и чуть ли не протащил всё ещё вяло передвигающего ногами Клинта в постель. По сути, это и есть личная комната Лафейсона, вот только до кровати они как-то добраться не успели… Хотя есть ли смысл сейчас об этом сокрушаться? Явно, что нет, и ётун наконец позволил себе погрузиться в мир грёз, ощущая тёплое кольцо рук на своём теле. А это всё же приятно… засыпать вот так. И пусть рядом просто ещё один смертный, марионетка, но иногда приятно опуститься в самообман и представить что-то большее, просто представить на миг, что он не один и что он в безопасности, ведь его сокол сделает всё для защиты, верно? Хотя что могут смертные?.. С этой мыслью бог обмана окончательно провалился в сон. Две недели пролетели практически незаметно за подготовкой к тем самым «великим свершениям». Учёные во главе с Сэлвигом собирали свою установку, наёмники находили для неё оборудование и ресурсы, работа шла полным ходом. Оставалось совсем немного, и будут захвачен Мидгард, выполнены обязательства перед читаури, да и признание от этих индюков из Асгарда не помешает, а то всё книжный червь да книжный червь… Остался лишь один элемент для установки, собственно, сегодняшнее представление было направлено именно на его получение. О, как любил Локи играть на публику, как он любил примерять бесконечное количество масок, за что и получил свой титул бога обмана. И сейчас он по праву блистал, привлекал внимание смертных, ухмылялся, отражая эту самую ухмылку двойниками, словом… маялся дурью, пока там лучник выкрадывал иридий. Ну право, кого будет интересовать небольшая лаборатория и вырванный глаз, когда тут сам Бог ставит на колени богемное общество Штутгарта? Соколу нужно время, чтобы забрать материалы, нужно время, чтобы успеть уйти незамеченным и передать металл учёному, а Локи готов продолжать исполнять роль супермегазлодея, которому приспичило, чтобы «вотпрямщас» эти самые люди попачкали свои коленочки о брусчатку перед оперой, ибо это идея фикс. И самое смешное: в это верят! Мда, люди-люди, как же легко ими манипулировать. Какой-то старик, решивший, что его жизнь в дряхлом и немощном теле ему уже не нужна. Одновременно восхищала и эта отвага: вот так взять и воспротивиться богу, но это же и злило. Подумать только! Какое-то дряхлое старичьё смеет препираться с Богом и считать себя выше! Такое с рук не спускают! Надо же! Одного старика спасает другой. Хотя этот сохранился чуть лучше… И кто там сомневается в целительной силе льда? Хотя вот мозги вряд ли сохранились, хм… Что там птенчик о нём говорил? Патриотическая груда мышц, прошибающая стены лбом? Ну прямо как братец. Блондинки от блондинок, как говорится… Ещё и какая-то груда металлолома прилетела… Ну всё, филиал местного дурдома в сборе. И что делать с этим безобразием? Локи, конечно, мог и надавать по шеям этим обнаглевшим смертным, будто пара пуль из этого костюма сможет навредить богу, мог и свалить, что уж там, никого лучше в побегах и ускальзываниях, чем покровителя Озорства и Хитрости найти просто невозможно, но… Клинт, конечно, приобретение ценное, но в ЩИТе он был лишь исполнителем, особой ценной информацией не обладал, а так можно и себя, такого красивого и хорошего показать, и на противников посмотреть. Почему бы и не прокатиться за чужой счёт? Осталось лишь поднять руки, мило улыбнуться, да превратить пафосный выходной доспех в доспех обыкновенный, да и куда более удобный. «Я говорил, что филиал дурдома уже в сборе? Забудьте!» - первая мысль, промелькнувшая, когда после молний нечто грузное и весьма торообразное решило прокатиться зайцем на самолёте, да ещё и за шкирку вытащило. «Да уж, братик, мог хотя бы поздороваться, прежде чем руки распускать. И это будущий король? Мда, видимо уроки царского воспитания ты прогулял… как и все остальные, в принципе». Вот только вместо разговоров о вежливости пошли эти занудные и такие скучные дебаты о братской любви, всепрощении и о том, какой Локи тут неблагодарный. «Раз так меня любишь, братишка, что же меня не нашёл? По чьей милости я полгода гнил у читаури в плену, пока не смог заключить сделку?» - эти слова так и хотелось выплюнуть в лицо, но бог обмана не позволил опуститься себе до такой степени, не будет он унижаться перед этим напыщенным индюком. Кстати, о напыщенности и индюках… Им здесь мёдом намазано, что ли? Нет, вы не подумайте, Локи был совершенно не против наконец прекратившимся слащавым речам, да и от боёв без правил в его честь тоже отказываться было грех. Хлеба и зрелищ, господа! И почему ему никто закуски не оставил, чтобы он приобщился к этой мидгардской традиции, а? И как жаль, что этот дедок в лосинах оборвал всё веселье! Хотя как-то странно обзывать дедулей того, кого ты тысячи эдак на две с половиной старше, но не он же тут смертный, верно? Ему можно. Локи вообще всё можно, а если нельзя, так тем более сделает. Когда сии добры молодцы перестали выяснять отношения, они наконец-то соизволили вспомнить, из-за чего, а точнее, из-за кого всё началось. Мда, разума у них явно маловато. А ведь Лафейсон мог бы уже десять раз свалить куда подальше, но нет же. Пришлось дожидаться. И что только не сделаешь ради того, чтобы самостоятельно поглядеть на ту летающую крепость, о которой говорил Клинт. Интересно же! Надо же знать о всяких интересностях мира, который ты собираешься захватывать. А база, кстати, и правда впечатляла, хотя эти зануды были крайне негостеприимны и экскурсии не провели. А если бедному и несчастному выходцу из Асгарда на самом деле было просто интересно посмотреть на всякие там летающие колымаги? Детскую мечту обломали, гады! Зато комнату личную выдели… хотя прозрачную… извращенцы, что тут сказать. А ещё эти самые нехорошие бяки решили, что бог магии тут музейный экспонат и толкутся тут, смотрят. Нет, их-то понять, в принципе, можно: он тут самый умный, красивый, прекрасный и бла-бла-бла. И раз уж тессаракта тута нема, то, естественно, наше скромное божество стало объектом всеобщего внимания, и хотелось бы, чтобы ещё и восхищения. Но ничего, ещё научатся. Но вот восторженные фанаты, как их окрестил про себя ётун, наконец отвалили, но покой был недолог. Что-то рыжее и всё в коже. Та самая Романова, о которой рассказывал Бартон? Надо сказать, что во вспышке ярости было примерно столько же искренности, сколько и игры. «Неужели ревную свою птичку к этой?» - пронеслось в голове. «А почему бы и нет? Ходют тут всякие, зарятся на мою собственность, имею полное право!». Локи вообще по своей сути был собственником. Другое дело, что этой собственности благодаря одной блондинке у него крайне мало - братец уж очень любил всё отбирать, будь то внимание или вещи, так что к имеющимся у него во владении игрушкам Лафейсон привязывался и отдавать ой как не любил. - Ты монстр, - такое жалобное, плачущее, что так и хочется выдать леденец и погладить по головке, если бы… ну да, смертная решила обмануть бога обмана. Тавтологично, не находите? Хотя нет, немного искренности и здесь было. Вот за это конфетку выдать и можно, ну так, как протеже. Самая эффективная ложь та, где есть крупицы истины, в такую легче верят, но стажа всё равно у шпионки не хватало… - Оу, монстр тут далеко не я, - осклабился трикстер. - Значит, Беннер? – а вот тут не надо, как раз удивление на лице бога было совсем не наигранным. Какой ещё Беннер? – Он хочет выпустить Халка… Рыжая куда-то унеслась, продолжая болтать в рацию. Да какие Халки? Ну вот… Только разговор стал интересным, как его опять покинули. Он уже говорил о вежливости? Кажется, придётся повториться. А так ведь хотелось объяснить этой девочке, что монстр тут не бедный и непонятый бог, а некоторые эксцентричные шпионки, зарящиеся на чужую собственность, да рассуждающие о чужих грехах, когда сами от крови отмыться не могут. И куда катится этот мир? Даже уже и захватывать не так хочется, нафига ему такая толпа невеж и психов? Ну да ладно, скоро должен прилететь лучник, устроить заварушку и вытащить его. Хотя это «вытащить» довольно относительно, так как уже с первым взрывом бог самостоятельно открыл клетку заклинанием, не желая больше играть зверушку в клетке. А дальше опять всё так предсказуемо. Братец, купившийся на самую банальную иллюзию, бравый агентик, считающий, что героической мордой лица и большой пушкой можно испугать бога. Ну и где тут достойные противники? Жезл опять в руке, можно теперь и… Удар под сердце. Резкий и неожиданно болезненный, будто у него разом что-то отрубили. Говорят, боги получают свою силу из молитв смертных, говорят, что чем их больше, тем сильнее божество. У Локи никогда не было своего культа, он научился быть сам по себе, он научился черпать свою силу из других источников, он был из тех, кто ничуть не ослаб с падением веры в Асгард у смертных, но сейчас… Такое ощущение, что у него перекрыли кислород, отняли большую часть сил, отобрали сердце. - Сокол… - сорвалось с губ против воли. Говорят, что боги получают свою силу из молитв смертных, но никто не говорил, что лишаться этого источника так больно, что это такой сильный наркотик… - А ну собрался, тряпка! Ещё сотню таких себе найдёшь! Подумаешь, смертного лишился, велика беда, победишь – успеешь его ещё раз заколдовать. А теперь собрался, кому сказал! Локи сейчас ненавидел всё и вся. Он, будто не замечая, разнёс несколько столов, чуть не расколошматил установку для портала, сорвался на ни в чём не провинившихся наёмниках. В груди что-то жгло, разрывалось, скрежетало. Никогда ещё такого не было, никогда! Потерю никакой другой вещи маг не воспринимал так, но это… Невозможность больше услышать эту срывающуюся страстным стоном молитву, вливающую такие сладкие силы… Маг проклинал себя и своё желание посмотреть на летающую базу таким способом, свои игры, приведшие к потери самого важного трофея. Зачем? Зачем он пошёл за этими придурками? Ну да, базу они покорёжили, но разве оно стоило того? «Я отомщу! Я разрушу до основания этот мир, поставлю его на колени! Я верну свою птичку, верну, я сказал!» Выныривать из пелены магии было больно, было противно. Магия не оставляла сомнений, с ней было легко и просто, не надо было думать о последствиях, о причинах, не надо было терзаться угрызениями совести, не нужны были никакие рамки. Это была и правда обещанная свобода… от себя. Свобода от общества и морали, от прошлого и будущего, свобода от всех этих мучений и нерешительностей. И возвращаться в этот жестокий мир было так больно. Что-то внутри цеплялось за крохи оставшегося внушения, но они ускользали и как самый мелкий песок проходили сквозь пальцы. И Клинт мог найти лишь одно спасение: возненавидеть. Возненавидеть это зеленоглазое божество, ворвавшееся в его жизнь, перевернувшее душу и сердце, показавшее, как бывает по-другому, заставившее страдать от разрывающихся желаний всадить стрелу в глаз и вновь упасть на колени, умоляя дать ему свободу. И он вонзит эту стрелу, вонзит, вырвав из своего сердца эту чёртову занозу соблазна, вернёт самого себя, того, кем он был. Главное продолжать ненавидеть, что бы не случилось, продолжать, иначе… Иначе вновь нахлынут те воспоминания, в которых он стонал Его имя, в которых он готов был отдать себя без остатка, лишь бы эти глаза продолжали смотреть благосклонно. Ибо иначе закрадутся сомнения… «Это была лишь магия, всего лишь магия. Он хотел сломить меня. Унизить, но я не позволю! Всего лишь магия! Всего лишь магия…» - когда никто не видел, губы продолжали шептать эти заветные слова, будто заклинание, держась за них, словно за соломинку, ибо он просто не имеет права перестать ненавидеть и начать сомневаться в том, что это всего лишь… Череда спасительных мыслей оборвалась. Бартон сжал зубы: всего через миг он увидит своего мучителя, поработителя, того изверга, который отнял свободу, который так его унизил. Да, только так, по другому его звать нельзя, ни в коем случае нельзя. Зелёное пятно, отблеск от золотых пластин и рогов. Этот бой двух братьев завораживал. Не от того разве, что ты видел одного из них в совершенно другой ипостаси? Не от того ли, что знаешь, как эта гибкость, ловкость и сила может использоваться ещё? Не от того ли, что каждое движение божества вновь окунает тебя с головой в жаркое марево воспоминаний, и ты вновь покорно проживаешь те моменты, когда держал это совершенное тело в своих руках? Молния, поразившая корабль, стала спасением. Ещё бы чуть-чуть, ещё бы минута, и стрелок бы не смог вновь вздохнуть, погрузившись в завораживающий танец… Бой отвлекал, спасал и затягивал. Монстры с небес, спасение детей и бесконечный звон тетивы. Клинт был солдатом и никогда этого не отрицал, а солдат в бою никогда не думает ни о чём постороннем. И у лучника сейчас был бой и ненависть, которые заполнили его без остатка. И этот самый миг, когда он видел развевающийся зелёный плащ, когда совсем рядом проносился тот, кого он хотел убить, чтобы навсегда избавиться от этой напасти… Рука не дрогнула, стрела отправилась в полёт, в тот самый глаз. Она пронзит его, пронзит чёртов зелёный глаз, который больше не будет смотреть с такой усмешкой и собственническими чувствами. И крик отчаяния в душе, не отразившийся на лице ничем, когда эти тонкие пальцы так легко, словно издеваясь, перехватили древко. И пусть был взрыв, и пусть улыбка всё же стёрлась с губ, но… Стрелок не смог достичь цели, не смог пригвоздить все свои проблемы и боль одним выстрелом, не сумел отстоять свою душу. И даже сейчас, когда он стоял над поверженным богом, когда держал его на прицеле, стоял рядом с друзьями, в голове билась лишь одна мысль: «не смог». Эта мысль преследовала и после того, как неудавшегося повелителя Мидгарда со всеми подобающими почестями определили в камеру. Через пару дней Локи отправят в Асгард, а эти чёртовы мысли, эти воспоминания так и останутся терзать разум стрелка. Клинт не мог спать - стоило закрыть глаза, и перед взором вновь вставали эти нахальные зелёные глаза, которые, казалось, прошивали тонны металла и смотрели прямо в душу каждый момент. Желания бились одно с другим, помогала держаться искусственно нагоняемая ненависть, но одно Хоукай решил для себя точно: он просто не позволит каким-то там блондинкам с отбойными молотками забрать бога обмана. Ну уж нет, он сам найдёт подход к этому засранцу и вырвет эту заразу из себя, что бы не пришлось сделать с самим Локи. Теперь, когда решение было принято, дело оставалось за малым. Ну право, разве проблема выкрасть скандинавского бога из сверхсекретной тюрьмы сверхсекретной организации? Вот именно: раз плюнуть! Ну ладно, не раз, а четыре-пять, но Соколиный Глаз не был бы самим собой, если бы не смог всё это провернуть. Не смотря на «перебежничество», никто в доступе его не порезал, сославшись на магию и явную ненависть к трикстеру, да и Бартон был и остался одним из лучших агентов ЩИТа. Осталось лишь закольцевать запись в камере, умыкнуть карточку доступа и… войти в клетку со львом. А лев этот будто ждал его. Усмешка на тонких губах, вопросительно выгнутая бровь, мол «ну и?» и эта зелёная бездна глаз… Захотелось прямо здесь упасть перед своим Богом на колени и одновременно вогнать пулю в лоб. Передёрнуть затвор и с самой суровой миной приставить дуло к виску. Пусть и бог, но без своей магии, блокированной особыми наручниками из Асгарда, получить свинца меж нахальных глаз будет ему крайне неприятно. - Ты идёшь со мной, - как можно суше, без эмоций, ибо не понятно, какая из эмоций вырвется в случае чего. А Локи действительно ждал, ждал с тех самых пор, когда он улетал с покорёженного небесного корабля, ждал как ребёнок, как последний дурак, что, не смотря на все эти «когнитивные рекалибровки», его сокол к нему вернётся. Лафейсон рвал и метал, ему хотелось бросить все затеи по захвату Мидгарда, пойти и забрать своё, плюнув на всё остальное, но вновь приходилось надевать маску и играть уже осточертевшую роль, выкидывать всяких зазнаек из окна (ладно, вот это всё-таки понравилось), вновь начинать бесполезную битву с братом... Приходилось носиться по каменному городу, одаривать всех безумной улыбкой, но взгляд всё ещё искал ту самую фигурку. А этот выстрел… стал ещё большим ударом, чем всё остальное. Нет, чего ещё можно было ожидать? Лучник больше не под магией, он обозлился за своё пленение, но какой же был контраст между теми молитвами и этим проявлением ненависти. Сила покидала тело толчками, казалось, что он становится слабее с каждой секундой. Всё же молитвы – это наркотик, если однажды позволишь себе получать из них силу, то без них больше жить не сможешь, а когда тебя отрицает тот, кто давал больше всех… И теперь даже не удалось ничего противопоставить этому зелёному чудовищу, хотя раньше хватило бы и щелчка пальцев. Никогда ещё Локи так просто не проигрывал груде мышц. Позорный проигрыш, не менее позорный плен и ненавидящий взгляд серых глаз, который лишал последних сил. И когда сокол пришёл… Пусть он всё ещё ненавидел, пусть, ётун всё равно бы пошёл за ним. Возвращаться в Асгард? Увольте! Ещё сил лишат, сволочи такие, а маг без магии это… даже не смешно, да и теперь появился шанс вернуть себе своего человека, а когда он вернёт его… станет непобедимым. А вот мешок на голову – это уже смешно. Не доверяем пленникам? И правильно, что им доверять-то? Хотя показывать своё превосходство таким способом… Эх, не хватает кому-то оригинальности. И новые «покои», явившееся после снятия того самого мешка, только подтверждали эту теорию. Хотя уже спасибо на том, что не стеклянная банка, а стандартная такая камера для заключённых в этом мире. Каменные голые стены, минимум мебели, вся железная и неприглядная, небось ещё и к полу привинченная. - Ну и? – терпеливо поинтересовался Локи, которого затянувшаяся игра в гляделки не устраивала. - Что и? – очнулся Бартон. - То и значит. Всё жду, когда ты обозначишь цель моего пребывания здесь, - маг рассуждал и держался с таким достоинством, будто не он здесь стоит со скованными за спиной руками рядом с вооружённым и недовольным человеком. – Меня вон уже собирались в Асгарде судить, так в чём проблема? - Ага, и в итоге благодаря братцу своему выкрутишься, оставшись без наказания. Ну уж нет, я тебя сам судить буду, засранец, - хмыкнул Клинт, стараясь вложить в этот хмык всё презрение, что мог наскрести внутри себя. - Фу, как грубо. Тебя не учили, что грубить старшим нехорошо? И раз уж зашёл разговор в это русло, то я прямо-таки в нетерпении. И какой же ваш вердикт, господин судья? – голос, полный насмешки, задорно блестящие глаза, лишь внутри всё разрывается и так хочется закричать, но только вот крик никто не поймёт. И следующая фраза, правдивая до боли, ложь лишь в беззаботной интонации, являющейся обёрткой для отчаянной мольбы – Скажи мне, Сокол, разве я плохо обращался с тобой? За что же ты меня так ненавидишь? Разве ты не был рад той свободе, что я подарил тебе? Я же помню как тебе нравилось, птичка моя. А ответом лишь стал резкий удар в челюсть, обжёгший словно калёным металлом. У бессмертных куда выше болевой порог, но больно было скорее от осознания, что вот он - ответ на мольбу, ответ на все терзания и надежды, больно от того, что удар наносится не только по телу, а куда-то внутрь, откуда выливается сила. Клинт дёрнул его за волосы, да ещё и к стенке припечатал носом, видимо считая, что наручники блокируют не только магию, но и физическую силу Бога и ледяного великана. Что ж, пусть дальше считает, Локи в любой момент мог бы свернуть этому наглому смертному шею, а потом спокойно заняться наручниками, но… Сколько бы ётун не уговаривал себя, что всё дело лишь в силе, которую он хочет вернуть, он просто не мог навредить своему соколу и не понимал сам себя, не мог и всё. - Нравилось, говоришь? – буквально шипел стрелок, оттаскивая брюнета от стены. – Тогда тебе тоже сейчас мно-о-о-огое понравится, оленёнок мой недобитый. Грамотно выполненная подсечка уронила бога огня на колени, его же вывернутые руки в наручниках не давали свободы для манёвра. Бартон был солдатом, был агентом, одним из лучших, и будь на месте Локи любой из смертных, у него не было и шанса, да и сам трикстер сейчас был не в лучшем положении. А Клинт решил не останавливаться на достигнутом и получить всё, так сказать, не отходя от кассы. Если чему эти недели, проведённые с Лафейсоном и научили, так это разбираться во всех этих хитроумных застёжках на доспехе, хотя сейчас доспех этот был достаточно покорёжен встречей с Халком и Ко, так что его удалось попросту сорвать, пластину за пластиной, лоскут за лоскутом, обнажая бледное поджарое тело. В какой-то момент две бушующие половины в сознании лучника пришли в равновесие: он удовлетворял и ненависть свою, и дикое желание ощутить вновь все эти изгибы. А Локи, казалось бы, отсутствовал, оставив здесь лишь оболочку, взгляд был пустой, покинутый. Вот только Хоукая это совершенно не устраивало, о чём свидетельствовали весьма ощутимые тычки и пинки, ему важно было унизить, сломить, растоптать своего угнетателя, увидеть, как слёзы и боль исказят эти идеальные черты лица, как крик вырвется из этих губ, и тогда, возможно тогда он станет свободным. Всё так же за волосы и заломанные руки Бартон приподнял своего пленника, а потом опрокинул грудью на стол, после чего окончательно избавил его от одежды и невольно залюбовался открывшимся видом. Уж в этом себе можно было признаться: задница у бога была именно божественная. - Ну что, принцесска, повеселимся, а? – рыкнул Сокол и, повинуясь сиюминутным желаниям, ещё раз впечатал лицо Локи в металлическую столешницу. Если раньше бог огня не вырывался из собственного желания, то теперь делать это было бесполезно. Из глаз Лафейсона всё же брызнули слёзы, когда звякнула пряжка чужих штанов, и в его тело практически без подготовки ворвалась плоть стрелка. Маг не знал, чего больше в них – боли, обиды или унижения. И дело было совершенно не в позиции, если уж на то пошло, то ни ему, ни Соколу никакой разницы в этом не было, как получалось, так и любили друг друга эти недели, не думая об условностях, порой меняясь по несколько раз за ночь. Но тот Клинт был другим… Тот Клинт пылал не яростью, а страстью, тот Клинт даже если не мог сдерживать свой напор, срываясь с нежности на безумную жажду обладать, не становился таким… Каким? Беспощадным, злым, желающим унизить и причинить как можно больше боли. Больнее всего было именно от этого контраста такого преданного и чуткого стрелка и этого человека, который каждым своим действием пытался доказать своё превосходство и силу. «А сила далеко не в этом, Сокол» - это Локи и сам понял совсем недавно. Хотя нет, ещё очень больно было от осознания своей слабости и беспомощности: неужели такие простые и слабые действия обычного человека могут приносить боль? Даже не смотря на кандалы и Халка... Слишком уж много сил потеряно, слишком. Бартон и не собирался сдерживаться, он лишь усмехался и продолжал размашисто двигаться, вколачивая тело под ним в стол. Он вспоминал о самых чувствительных точках ётуна, ласка которых заставляла мага буквально выгибаться дугой, забываясь в стоне, и касался их теперь не осторожно, а грубыми тычками, вырывая наконец долгожданные хрипы и вскрики. - Что случилось, лапушка? Ты же что-то там говорил о наслаждении, не так ли? Так что же не стонешь как тогда, а? – елейным голоском осведомился Хоукай и со всей силы вцепился в отставленную задницу, оставляя на ней красные полумесяцы от коротких ногтей и вызывая ещё один судорожный всхлип. Губы лучника изрезала самая ядовитая из возможных ухмылок, наслаждение начало подкатывать волнами, собираясь в тугой тёплый ком внизу живота. Ритм движений сбивался, но Клинт и не думал останавливаться, сегодня он хотел получить всё, так что продолжал терзать задницу своего врага, сознательно избегая того угла проникновения, который бы приносил Локи наслаждение, нет, он не позволит удовольствию заглушить боль, которую хотел причинить. Он уже бездумно шарил свободной рукой по такому желанному телу, другой всё ещё сжимая цепь от кандалов, иногда словно забывался и оглаживал спину и ягодицы с забытой нежностью, но потом вновь срывался на грубость. Казалось, он толкался в этом теле жаркую и тугую вечность, растягивающуюся, словно густой мёд, а потом словно через мокрую подушку услышал свой собственный вскрик, когда мир на миг взорвался яркими красками и громом в ушах. Всё ещё держа цепь в руке, Клинт сполз на пол, тем самым роняя и бога обмана за собой. Унизить он унизил, причинил и боль, но почему-то удовольствия так и не испытал. В память насмешливо врывались другие моменты близости, той, что была ранее, как было хорошо тогда, и как сейчас наступила лишь именно разрядка, облегчение после гонки, но не удовольствие. - Ты этого хотел? И что теперь? – услышал Бартон всё ещё чуть сдавленный голос и перевёл взгляд на лежавшего совсем рядом бога магии. В тот самый момент внутри поднималось что-то странное, неестественное, он сам стал себе противен, и сейчас, смотря в эти всё ещё такие яркие зелёные глаза, лучник подумал, что это его только что поимели, что это он, не смотря ни на что, проиграл вчистую. Свобода не приблизилась ни на шаг, лишь сильнее сжались внутренние цепи. – Чего же ты молчишь, сокол мой? Это всё? - И не надейся, - нашёл в себе силы рыкнуть лучник и рывком поднялся, всё же отпуская пленника. Освободившиеся руки снайпера тот час принялись приводить штаны в порядок. – Думаешь, ты так просто от меня отделаешься, божок? - И не надеялся, - всё же Клинт не мог понять, как будучи полностью обнажённым, избитым, изнасилованным и в цепях, Локи умудрялся сейчас смотреть свысока, будто пронзая своим взглядом, заглядывая в самую душу, тысячелетия опыта, что тут ещё можно сказать? – Вот, всё жду твоего приговора. Кстати, если так хочется с кем-нибудь переспать, мог бы просто попросить. - Зачем же просить? Ты мне таким больше нравишься. - Ой ли? – угольно-чёрная бровь поползла вверх. И вновь гад заглянул в душу, вновь проник в самое потаённое, вновь разгадал обман, прочёл, словно раскрытую книгу. Это неимоверно злило… И вновь ощущение, что это он в плену, но никак не нахальное божество, скованное и лежащее у его ног. - Да, именно так, оленёнок. - Как скажешь, сокол мой, как скажешь… - Не смей называть меня своим, ты, ётунхеймское отродье! – вспышка гнева вновь застелила взор красной пеленой. – Кончилась твоя магия, всё! Я не твой и не был никогда твоим! Я не мог сопротивляться тогда, но это не значит, что я твой! - Ты правда так считаешь, сокол? Позволь тебе напомнить, что все те слова я не приказывал тебе произносить. Не помнишь, что ты сам мне говорил, что обещал, в чём клялся? Вспомни и подумай, не сам ли ты отдал мне своё сердце? Лучник ничего не ответил, лишь громко хлопнула дверь, и раздался скрежещущий звук ключа в замке, Локи устало откинулся, вновь посмотрев пустыми глазами в потолок. Когда он остался один, маска сползла с лица, болезненно обнажая суть. Он мог играть словами и интонациями сколько угодно, мог притворяться, но суть оставалась одна: он думал лишь о том, как бы вернуть своего сокола, он чувствовал боль и бессилие, видя такое отношение к себе, и истинно не понимал причину. И слова были правдивы - он хотел, чтобы Клинт вспомнил всё то, что сам ему говорил, всё то, что дарил сам, не ожидая ни приказа, ни просьб, ни даже взгляда. Хотел, чтобы эти губы перестали изрыгать проклятья и вновь сложились в одно короткое слово – имя, произнесённое с придыханием… Лучник вылетел из камеры будто ошпаренный, захлопнул тяжёлую металлическую дверь и закрыл на все замки, которые только существовали. Рядом с Локи он находиться больше просто не мог, изнутри всё горело. Ну и что он доказал этой выходкой? Только то, что всё так же зависим? Слова бога ударяли по ушам, отдавались эхом в голове, стучались и отталкивались, грозясь разорвать изнутри. Стрелок буквально рухнул на кровать в соседней комнате, выглядевшей столь же по-спартански, как и «камера» бога. Эту небольшую базу он как-то «зачистил» во время одной из миссий ЩИТа и почему-то содержал её в порядке. Это было некое место уединения, да и укреплённое защищённое сооружение на всякий случай… вот случай и представился. Бартон пытался уснуть, честно пытался, но, не смотря на усталость и вымотанность, не смотря на больше чем сутки без сна, если можно назвать сном то метание по кровати… Глаза закрываться не хотели, а если и закрывались, то перед ними так настойчиво вспухали образы из воспоминаний, те самые, которые хотелось запрятать в самую глубину и никогда к ним не возвращаться. Вкрадчивый голос Локи продолжал долбить по ушам, мужчина схватил себя за мягкий ёжик волос и потянул, словно пытаясь вырвать волосы, а вместе с ними и мысли, но… не судьба. И, не смотря на сопротивление, подсознание всё же взяло своё, и Клинт провалился в жаркое марево памяти, даже не вспоминая, а буквально проживая заново те мгновения. Всё та же база Локи, все те же серые стены, но кого они волнуют? Наконец они одни… Всего несколько часов до отправки в Штутгард, и эти часы всецело их. Дверь давно заперта на какое-то хитроумное заклинание - стрелок не вдавался в подробности, для него сейчас существовал только его Бог и никто больше. Никто не знал, да и не хотел знать, чем занимаются Лафейсон и его приближённый за закрытыми дверями, поразительно, но маг сумел создать отряд, где вообще не было сплетен… Хотя кто посмеет шептаться за спиной Бога? Ни Клинт, ни сам ётун не стыдились своей связи, но и выставлять её на всеобщее обозрение не спешили, ведь это было только их и ничьё больше… Его губы имеют чуть солоноватый привкус, но они поразительно нежные, на них нет и следа обветренности, когда у самого лучника они всегда шершавые и зачастую даже грубые, но Локи это не волнует, ведь он уже подставлял свою шею под нетерпеливые поцелуи. Его пальцы всегда прохладные, всегда аккуратные и такие тонкие, но удивительно сильные. Его волосы - чистый шёлк, скользящий сквозь ладони, их так приятно перебирать, так приятно в них зарываться и вдыхать запах свежести и елового леса. А ещё он улыбался какой-то особой улыбкой… Не теми смешками, ухмылками, а как-то открыто и только ему, своему соколу, словно приоткрывая часть своей души, а потом, иногда, легко смеётся, и смех этот подобен перезвону самых тоненьких серебряных колокольчиков. Локи стащил с него безрукавку и провёл своими пальцами по рельефу мышц, одним этим прикосновением уже заставляя дрожать колени, вновь засмеялся и накрыл губами шею, провёл языком мокрую дорожку по плечу, чуть отстранился, позволяя расстегнуть на себе камзол. Застёжки, раньше казавшиеся такими мудрёными, на самом деле просты, но необычны, и если наловчиться, то справиться с ними легче, чем даже с земной одеждой. В глазах божества прыгали чёртики, от этого взгляда перехватывало в груди, и Клинт, не отдавая себе отчёта, вновь впился в губы мага, срывая страстный и немного грубый поцелуй, словно желая получить всё и сразу, слиться в едином порыве и никогда не отпускать. Руки скользили по рельефу прекрасного тела, словно выточенного из мрамора самым умелым скульптором, Локи красив, по-настоящему красив, каждая черта идеальна и желанна. И снайпер считал своим долгом показать, насколько он восхищается этим телом, вслед за руками скользили губы, рисуя влажные узоры на бледной груди. Перед взором всё помутнилось, и Бартон даже не осознал, как они оказались на полу (почему-то роскошная кровать совсем рядом для утех любовных их не привлекала, вот совершенно, так что сцены у них бывают настенные, напольные, настольные, но никак не постельные), почти не заметил, как с него оказались стянуты военные штаны из грубой ткани, как он сам, практически ничего не видя, начал воевать с хитроумной серебристой пряжкой асгардских брюк. Он тонул, безвозвратно тонул в этих ласках и совершенно не хотел выплывать. Длинные пальцы скользили по его спине, вызывая за собой рой мурашек, и словно создавали микровзрывы по всему телу, осколки которых горячим потоком стекали к низу живота, собираясь там пульсирующим горячим комом. Локи, казалось бы, совершенно не волновала навалившаяся на него тяжесть чужого тела, он лишь продолжал подставлять шею и грудь для поцелуев, которые иногда превращались в укусы, оставляющие ярко-алые метки, которые тут же рассасывались, давая место новым, он позволял играться со своими сосками и совершенно бесстыдно стонал, когда сокол задевал самые чувствительные точки. Они были уже полностью обнажены, и Клинт смотрел сверху вниз, заглядывал в зелёные омуты, поддёрнутые дымкой желания, маг что-то сдавленно прохрипел, и стрелок обнаружил на своих пальцах что-то вязкое и скользкое, и во взгляде без слов всё и так понятно… Разрешение… Хоукай прекрасно помнил, как это случилось в первый раз всего через пару дней после "пленения", как Локи точно так же лежал под ним, такой желанный и желающий и как он внезапно схватил его за руку, как потекло по пальцам магическое масло, как ётун вслед за этим ещё бесстыднее открыл шею, призывая действовать. Маг умел и дарить и получать удовольствие… в любой позиции, в любой позе… и только искорки, мелькавшие в глазах показывали, кто тут на самом деле заправляет балом, пусть он и самым развратным образом прогибается в чьих-то руках. И вот он опять чуть прикрыл глаза пушистыми ресницами, будто кивая ими, и запрокинул голову, получая свой поцелуй в белоснежную шею. Там внутри всегда туго и тесно, но бог практически мгновенно расслабился, пропуская в себя пальцы. В этом есть какое-то особое удовольствие: поглаживать выступающий бугорок внутри и видеть, как от этого извивается это непокорное божество, чувствовать в этот самый момент свою власть и при этом осознавать, что ты готов её отдавать раз за разом, лишь бы увидеть эти искры в глазах. Выдержки, как и всегда, хватило ненадолго, Локи обычно «пытает» его куда дольше, заставляя забываться в крике и мольбах, и Клинт вошёл в такое податливое и раскрытое тело, готовое принимать его раз за разом. И вновь этот серебристый смех между стонами, заставляющий терять голову, вновь руки, ласкающие и дразнящие, и солоноватые губы, иногда шепчущие на ухо вперемешку со стонами какие-то развратные пошлости, от которых голова шла кругом. Лафейсон часто дразнил его медленным и неспешным темпом, заставляя сходить с ума, а вот у сокола просто не хватает сил такое выдержать и он сразу вбивается резко и быстро на всю длину и выходя практически полностью. Он прикусывал тёмные небольшие соски на изящной груди, закидывал эти невероятно длинные и гибкие ноги себе на плечи, стараясь как можно глубже проникнуть в это горячее нутро. Локи холодный снаружи, его кожа прохладна, но там он просто горит, забирая за собой в вязкий пожар. Всё тело бога на миг закаменело, а потом расслабилось, Локи издал последний и самый протяжный стон, такой томный и жаркий, мышцы вокруг плоти стрелка сжались и утянули за собой, заставляя в который уже раз шепнуть с придыханием и безумной нежностью богу его имя. А потом, ещё не выйдя из этого дурмана и лёгкости, шепнуть ещё кое-что, самое важное, говоря тем самым сердцем, которое начало биться лишь после касания его Бога: «я люблю тебя». Лучник вынырнул из обжигающего воспоминания, а губы всё шептали те слова, срываясь на короткие «люблю». Ему ведь и правда не приказывали этого говорить, ему вообще не приказывали каждую ночь с кем-то спать, он сам упорно приходил к Локи за своей порцией обжигающих страсти и удовольствия. И Бартон теперь прекрасно понимал, что никогда уже не станет прежним, никогда не сможет стать свободным, он всегда будет принадлежать своему Богу, и в первый раз после этой «когнитивной рекалибровки» эти мысли не вызвали отторжения, лишь разлились приятным теплом. Он смог уснуть, забыться неспокойным сном, сквозь который продолжали просачиваться обрывки воспоминаний, когда-то сказанные слова, прикосновения. Утро не принесло облегчения. И если раньше всё внутри рвалось от неготовности принять для себя истины, то теперь проблема была другая. Да, он признал себе, что Локи для него кто-то больше, чем… тут мысли обрывались. Называть это любовью? Привязанностью? Желанием? Все эти слова не передавали сути, Клинту просто хотелось быть рядом с ним, хотелось чувствовать это восхитительное ощущение того, что ты на нужном месте и в нужное время, чувствовать себя по-настоящему нужным и… любимым? Но что теперь? Как ему вернуть всё на круги своя после того, как он поступил со своим пленником? Смогут ли его простить и принять обратно? Перед массивной железной дверью ноги начали предательски подкашиваться. Что ему делать? Что сказать? Вдох-выдох, просто войти, снять чёртовы наручники и принять свою участь, быть может он успеет сказать «прости», прежде чем ему свернут шею… Пальцы всё равно дрожали, когда проворачивали ключ и снимали засовы. «Перед смертью не надышишься, сокол, верно?» - одёрнул он сам себя и толкнул дверь. Надо сказать, что челюсть упала чуть ли не на пол. Он помнил, как оставлял Локи рядом с в клочья порванной одеждой, беспомощного и закованного, но сейчас этот самый «беспомощный» преспокойно лежал на узкой железной койке в самой обычной земной одежде и без наручников, которые сиротливо ютились на столике. Взгляд удивлённых серых глаз встретился с насмешливыми зелёными, и вот тут лучника прошиб холодный пот. - Что с тобой, сокол мой? – как ни в чём не бывало поинтересовался трикстер и выразительно выгнул тонкую бровь. - Я… Ты… Это… - речь клеиться не хотела, сама ситуация была уж слишком далеко от планируемой, а тут сам бог обмана смотрит на него со своей привычной насмешливостью, от которой в дрожь бросает. Подсознание услужливо предоставило картинку, как Лафейсон всё с такой же улыбочкой будет ему вытаскивать кишки. От этой мысли лучник ещё раз вздрогнул и как-то затравленно посмотрел на своего бывшего господина. Хотя почему бывшего-то? - Если это такой завуалированный вопрос «как», то, так и быть, отвечу. Наручники, конечно, из Асгарда, но зачаровывал их не я, а учитывая, что я самый сильный из тамошних магов, то… - ётун развёл руками, тем самым говоря, что дальнейшие комментарии излишни. – Они мне натирали, так что я их снял. И перестань уже трястись, ты уже зубами две симфонии отстучал. Хотел бы убить – мог бы это сделать и в наручниках, уж извини, но в одиночку ты даже с закованным богом не смог бы тягаться. Ещё вопросы? - Я… Я… - кажется, кого-то переклинило. – Прости меня… - первые слова давались с огромным трудом. Но потом словно плотину прорвало, стрелок теперь боялся лишь одного: не успеть сказать всё до того, как его настигнет кара, ноги всё же подкосились и снайпер довольно не эстетично упал на колени. – За всё прости… прости, что так с тобой, прости, что предал, я не ведал, что творю. Я ведь клялся, обещал, а потом так поступил... – Бартон помотал головой. – Я знаю, что не имею права на это рассчитывать, но прошу тебя, прости меня, я сделаю всё что угодно, только прости, только позволь быть рядом… Хоукай поднял глаза на своего Бога, ожидая чего угодно, но не этого… Локи каким-то образом оказался совсем рядом, а ведь железная кровать даже не скрипнула, и его прохладные пальцы прошлись по щеке с какой-то затаённой лаской. - Какие вы, смертные, всё же странные создания… Как ты думаешь, сокол, я бы стал тут задерживаться, если бы не ждал этих слов, м? Если бы не хотел, чтобы ты был рядом? - И… что теперь? - Теперь? Хм… Во-первых, мог бы всё-таки, будучи хорошим тюремщиком, принести завтрак, во-вторых, отправишься к мстителям, устроишь представление о том, как ты сожалеешь, что похитил пленника, так как хотел забрать «должок» и всучишь им моего двойника в кандалах, только вот на глаза Тору лучше не попадайся… Указания ясны, агент Бартон? – глаза Локи вновь были полны тех прыгающих чёртиков. - Так точно, сэр! – тут же просиял вышеназванный агент, ощущая себя по-настоящему счастливым, вскочил на ноги и уже понёсся к двери, готовый выполнять поручения, как его успели перехватить за руку. - Куда ты так быстро, птичка моя? Мы ведь не договорили, верно? И уж не думал ли ты, что тебе просто так с рук сойдёт вчерашняя выходка? Что ты останешься без наказания? – с каждым словом бог огня оказывался всё ближе, а у Клинта перехватывало дыхание и отнюдь не от страха. Перехватывало от близости самого желанного во всех мирах тела. От этой хитрой полуулыбки, от этих завораживающих глаз, от этих мурчащих ноток в голосе. – Ты будешь умолять меня о пощаде, это я тебе обещаю… А в этом лучник ни на секунду не сомневался. У него подкашивались колени от одного только горячего дыхания у уха, а что говорить обо всём остальном? Если Локи хотел, чтобы его умоляли, он этого без проблем добивался - он как никто другой умел устраивать самую сладкую и кошмарную пытку в мире, заставляя терять себя и остатки достоинства и ползать в ногах, лишь бы всё это наконец закончилось. Сильная рука в одно движение повалила на кровать и придавила к ней, заставив ту жалобно скрипнуть. - Кровать? Что, правда? – всё же нашёл в себе силы стрелок на ехидный вопрос. - В качестве исключения, - подтвердил трикстер и заткнул все остальные вопросы поцелуем. Что ж, он добился своего, вернул себе смертного и совсем скоро, ещё чуть-чуть, и он вновь получит свою «дозу», свой наркотик, свою молитву, которая пробежит по венам искрящимся потоком, несущим силы, которые он использует для создания подложного себя. А потом… Потом будут ещё сотни и сотни молитв, предназначенных лишь ему, как мало надо Богу для счастья… Говорят, боги получают свою силу из молитв смертных, говорят, что чем их больше, тем сильнее божество… Много чего говорят, но на самом деле сила отнюдь не в количестве, а в том, насколько искренние эти молитвы, и всего одна, но произнесённая от самого сердца может заменить тысячи других. И не нужен был больше ничей другой мир… ну разве что если совсем скучно станет… «У тебя есть сердце, сокол, сердце, которое заставило биться моё»…