Ангельский голос

Париж — город чудес… А также прекрасной выпечки. Находясь здесь, можно встретить что угодно и кого угодно: друзей, любовь… самого себя. Никогда не знаешь, что за собой повлечет следующий день. Но знаете ли вы, насколько он прекрасен с высоты птичьего полета? Не знаете? А Джек знает. Для него — летать каждый вечер над Парижем и рассматривать окрестности стало уже в какой-то мере традицией. Он понял, что его очень завлек этот город, но после того, как он увидел ее и вовсе не захотел расставаться с этим городом. Каждый вечер она выходила на крышу и пела. Этот голос завораживал Джека, и парень влюблялся в него с каждым днем все больше. Правда, в первые дни можно было услышать в нем нотки хрипоты. «Может, простудилась» — думал хранитель, но даже этот маленький минус не мог испортить её песню. Теперь, прилетать к крыше и слушать ее стало частью его жизни. Однажды, он узнал ее имя, когда какая-то толстая женщина позвала ее. Люсиль… Это имя ей очень шло. Решив узнать про нее больше, Джек стал всё чаще находиться рядом с ней, хоть она этого и не видела. Не видела… Эти слова резали сердце просто нещадно. Девушка никогда не узнает, как полюбил ее голос, как каждый вечер был рядом с ней, как влюбился… До чего же глупо было влюбиться в девушку, которая даже не верит в тебя. Парень хотел как можно глубже вбить эту информацию себе в голову, перестать наблюдать за ней и, наконец, забыть. И тут Джек понял две вещи, во-первых, он не сможет этого сделать, во-вторых, он самый настоящий идиот, и это никогда не изменится… Иногда он пытался с ней поговорить. В некоторых случаях Люсиль все же затихала и осматривалась, заставляя Джека прийти в шок, ведь это выглядело так, будто она его услышала. Однажды он даже признался ей и с надеждой уставился на неё, но она лишь продолжала петь своим ангельским голосом. На это парень горько усмехнулся и прошептал: «Какой же я дурак…»

***

Для Люсиль эта неделя было просто ужасной. Сначала она сорвала голос, пытаясь взять очень высокую ноту. И дело даже не в ноте, а в том, что она это делала слишком долго. Из-за этого пришлось отказаться от выступлений на неопределенный срок времени. Но и двух дней не прошло, как посетители начали бунтовать, мол, где Люсиль? Ее даже заставили выступить. Да, это выступление зрители точно не забудут и половина из них больше и носа не сунет в это заведение. Девушка и думать не могла о том, что все настолько плохо. Тогда ей предложили два варианта: либо она не будет ни петь, ни желательно разговаривать, либо стараться наоборот практиковаться в пении, чтобы вернуть голос. Люсиль выбрала второй вариант. Но чтобы не спугнуть кого-нибудь, она решила петь на крыше и если ее кто-то услышит, можно свалить на… ворону с ужасным карканьем что ли… Зато плачевное состояние постепенно начало исчезать, даже быстрее, чем девушка рассчитывала. Как бы все хорошо не было, Люсиль в последнее время преследовало ужасное чувство, что за ней следят. Каждый раз, когда она пела, девушка чувствовала, как холодок пробегает по ее спине. А иногда она даже слышала чей-то голос, пусть очень глухо и словно через невидимый барьер, но слышала. «Я уже параноиком становлюсь» — бормотала себе под нос Люсиль, уходя с крыши. Скоро ее голос восстановился и ей вроде как ненужно было ходить на крышу, но она все равно шла туда и пела, будто для кого-то очень важного. Да, глупо, но Люсиль всегда слушала свои внутренние ощущения, поэтому вскоре петь на крыше уже вошло в привычку. Тем более тогда ее охватывает какое-то непонятное ощущение и оно определенно понравилось Люсиль. Забывать все проблемы и чувствовать свободу — очень важно для каждого человека. Но… потом все кончилось… Пропало это чувство, которое ощущала девушка, когда пела на крыше. Может это все было наваждением? Да кто его знает… Главное, что теперь певица просто перестала ходить на крышу и со временем начала забывать этот промежуток ее жизни…

***

Джек улетел… Для него это было самым оптимальным вариантом. Парень решил вернуться к Северянину, чтобы хоть как-то отвлечься от ненужных мыслей. И у него почти получилось. Исчезла та душераздирающая боль от осознания того, что даже если он еще раз полюбит, то его все равно не будут видеть. Возвращаться обратно в Париж он определенно не собирался, чтобы не тормошить старые раны. Хотя… даже если ему удалось заглушить боль, Джек все равно никогда не забудет ее голоса и будет напевать мотивы ее песен себе под нос, а на вопрос Северянина: «Что ты поешь?» — будет отвечать уже заученную до тошноты фразу: «Да так… Песню одну»