встретились.

После концерта всегда чувствуешь в себе невообразимую энергию, разрывающую на части. Энергию сотен людей, бьющуюся в конвульсиях, скачущую по телу. А потом приходит усталость. Наваливается внезапно, в любой момент. Будто ты застыл в вязком болоте, но выбраться просто нет сил. В такие моменты в гримерке всегда тихо. Кто-то сидит, привалившись к стене и закрыв глаза, кто-то лениво шарится в телефоне. Илья сидит в кресле и курит. Сигаретный дым плавно распространяется по комнате, создавая легкий туман, размывая лица сидящих рядом людей. Тепло. Нет, даже жарко. Тело горит, а сердце успокаивается после бешеного ритма, который отбивало только минуту назад. Он проводит рукой по мокрым волосам и тушит сигарету в стоящей рядом пепельнице. Стучат в дверь. Заглядывает один из охранников и осипшим голосом спрашивает, обращаясь то ли ко всей группе, то ли к кому-то конкретно: - Там паренек какой-то просится. Говорит, что вы его знаете. Впустить? Несколько мгновений стоит немая тишина. Ребята молчат, а Илья не может понять: почему из-за одной догадки, кто это может быть, сердце возвращается к бешеному ритму. Мысли начинают носиться в голове как ненормальные, но Чёрт останавливает их барьером: "С чего ему вдруг здесь появиться? Уфа в тысяче километров отсюда". Хотя ему, конечно, хочется думать, что он ошибся. Они не виделись уже несколько месяцев. Заждавшийся ответа охранник неловко переминается с ноги на ногу и повторяет: - Ну? Илья встаёт с кресла, потягивается, сгоняя с себя дрему, и кивает: - Впускай. Проходит несколько долгих минут. Видимо, паренька конкретно проверяют. Наконец, дверь снова открывается, и Кнабенгоф чувствует, как перехватило дыхание в предвкушении. Первым протискивается тот самый охранник, а за ним... - Тэм? Мужчина напротив выглядит до жути уставшим и растрепанным, но его глаза тут же загораются, а на губах появляется лёгкая улыбка. Со всех сторон доносятся приветствия ребят, а охранник, немного потоптавшись около двери, выходит. Тогда Илья становится вихрем. Со скоростью ветра он подскакивает к Тэму и заключает его в объятия, даже не слыша за спиной хихиканье и подколки согруппников. Худые и до невозможности хрупкие руки обвивают его в ответ. - Тэм, я так скучал... - шепот только для него. Чёрт улыбается, губами касаясь мочки уха Рустема. - Ты не представляешь. - Илья, задушишь ведь его, отпусти уже, - ребята ржут, а Кнабенгоф неохотно отрывается от друга, одновременно чувствуя смущение и дикую, сумасшедшую радость. - Ребят, простите, - Тэм неловко улыбается и взлохмачивает волосы. - Нам с Ильей переговорить надо. Народ неохотно шевелится и шуршит на своих местах. - Понимаем. По одному музыканты выходят из гримерки. Когда, наконец, за последним захлопывается дверь, Чёрт поворачивает замок и разворачивается к самому дорогому ему человеку. - Иди сюда. Да тот и сам знает, что делать. Тела, жаждавшие друг друга слишком долго, сливаются в объятиях. Руки зарываются в волосы, губы соприкасаются, и весь мир перестаёт существовать в это же мгновенье. Губы Тэма сухие и даже шершавые из-за его привычки постоянно прикусывать их. Сегодня они со вкусом кофе. Илья улыбается. У Тэма всегда разный вкус: имбирный - от горячего чая, шоколадный - от конфет или же мятный - от только что съеденной жвачки. У него миллион вкусов, и Илья уже давно может определить по нему, что Рустем делал до этого. - Опять не спал всю ночь? - Стихи просто так не пишутся, да и пока до вас доберешься... Язык очерчивает влажную дорожку под нижней губой, холодные руки забираются под майку Булатова. Тот вздрагивает, а Чёрт неодобрительно хмурится, проводя рукой по выступающим ребрам. - Ты без меня совсем не ешь? - Без тебя никто не заставляет. Недовольный вздох, и губы вновь тянутся друг к другу, стремясь подарить своё тепло и любовь. Разлука. Что она делает с людьми? Заставляет скучать, заставляет страдать. Одинокие вечера, луна на тёмном небе, такая же одинокая. Звонки, смс-ки. В душе накапливаются тысячи эмоций, которые все копятся и копятся до одного момента. До встречи. - Зачем ты приехал? - Я бы умер без тебя. - А сейчас? - А сейчас ты вдохнул в меня жизнь.