Чёрные небеса

Марио Гётце двадцать два года своей сознательной жизни не думал о смерти. Не было на то веской причины, жилось легко, отпускалось тоже. Слава Богу, близкие были живы и здоровы, ничто не будоражило его сознание. Любые происшествия проходили мимо или же задевали по касательной. Марио Гётце мог считать себя счастливым человеком. Он жил полной жизнью и сам управлял своей судьбой. Ничего страшного не случалось совсем рядом. Случилось. Марио как обычно по вызову прибывает в расположение сборной страны, заселяется в отель, получает электронный ключ от номера. Там его уже ждёт старинный не-только-друг-но-ещё-и-любовник, а если говорить просто – один из главных людей в его жизни. Марко Ройс, игрок дортмундской «Боруссии», приятно познакомиться. Бросить чемоданы у входа, поприветствовать, спросить, как добрался, услышать дежурное «Хорошо», поцеловать. Нет, поцеловать в первую очередь, они давно не виделись, а виртуальное общение никогда не заменит им реального. – Как долетел? – интересуется Гётце, едва оторвавшись от губ Ройса. – Потрясло в воздухе дольше обычного, а так без особых проблем. А ты как? – Лучше всех. Года три назад Марио поймал себя на мысли, что влюблен. Понял это вот так, между делом, будто бы невзначай. Проснулся поутру, умылся, почистил зубы, начал готовить завтрак, кажется, это была яичница с беконом. И вот за несколько мгновений до того, как завтрак приготовился, в голове щёлкнула мысль, одна единственно верная мысль. Одно имя, которое уже никогда не сотрется из памяти. Гётце закрывает дверь в номере на замок. Ни к чему сейчас непрошеные гости. Когда Марко и Марио готовятся к общему собранию команды, Ройс фоном включает выпуск новостей по центральному телеканалу. Тревожные и скорбные интонации голоса ведущей заставляют насторожиться, и очень скоро им обоим становится ясно, в чём причина. Марио прибавляет звук. «Мы напоминаем, что несколько часов назад во французских Альпах произошла авиакатастрофа: самолет авиакомпании Germanwings, следовавший из Барселоны в Дюссельдорф, врезался в горный массив. По последним данным, на борту находилось сто пятьдесят человек, выживших нет. Мы держим Вас в курсе событий». Марко еле слышно матерится, не отрываясь от экрана. А после в номере устанавливается мёртвая тишина. Марио смотрит в одну точку перед собой, пытаясь осознать, какого же масштаба бедствие случилось совсем близко от него. Чувствует себя так, будто бы бомба рядом на куски разлетелась, а его снесло взрывной волной. Немецкие авиалинии, самые надёжные перевозчики мира, как оказалось, тоже подводят. Новость о крушении лайнера потрясает всю страну. Об этом говорят везде – и на тренировке, и за ужином, и вечером в общей гостиной. Как Марио не пытается скрыться, всё равно эта трагическая тема находит его, заполняет все его мысли, убивает изнутри. Успокаивать себя приходится лишь мыслями о том, что в мире ежедневно умирает огромное количество людей, о которых он даже не подозревает. И живет же себе спокойно… Жил. До сегодняшнего дня. – Если бы ты всё-таки стал пилотом, я бы за тебя вдвое сильнее боялся. Шутка перед сном Гётце не удаётся. – Если бы я стал пилотом, мы бы никогда и не встретились. «Всё-таки хорошо, что ты сейчас рядом, а не где-нибудь в небесах». *** Двадцать восьмого марта накануне матча сборная Германии в полном составе вылетает в Тбилиси. Марио Гётце невозмутимо поднимается на борт самолета, в наушниках громко играет музыка. Плюхаясь в кресло рядом с Марко, Марио выглядит абсолютно спокойным. Никто не знает, что последние несколько дней все его мысли были о том злополучном рейсе 9525. Никто не знает, как трясло его внутри во время минуты молчания перед товарищеским поединком с Австралией. Никто не знает, как Марио словно молнией прошибло, когда Бенедикт рассказал коллегам по сборной, что в самолёте до Дюссельдорфа оказалось шестнадцать школьников из его родного городка. Никто не знает, как колотится сейчас его сердце, а страх полётов, который был с парнем всегда, усиливается в разы. Упал лайнер там — не упадет здесь. Гётце не очень хорош в теории вероятности. Когда на исходе первого часа пути огромную железную птицу начинает потряхивать, а пилот просит пассажиров пристегнуть привязные ремни, Марио заметно бледнеет. Он вцепляется в руку сидящего рядом Марко, а зрачки его моментально расширяются от страха. – Всё в порядке, это же обычное дело, мы даже не снижаемся, – ровным тоном говорит Ройс, реагируя на действия Гётце. – Скажи мне, что мы не разобьёмся. – Марио, не надо… Испуганный Гётце перебивает своего соседа, настойчиво повторяя просьбу: – Скажи, что мы не разобьёмся. – Если ты сейчас не успокоишься, я позову врача, – тихо заявляет Марко, уверенно глядя Марио в глаза, – всё хорошо. Представь, что ты просто едешь по плохой ухабистой дороге. Гётце неприятно улыбается и вымучивает ответ: – Легко сказать, когда ты висишь в воздухе на высоте в несколько тысяч метров, а махину шатает, как пьяного Нойера после празднования победы в чемпионате. – Если что, упадем вместе. «Ой, зря ты сейчас это, Марко, зря...» Самолет выравнивается в небе, злополучная зона турбулентности кончается, но Гётце продолжает нервничать. Он почти прокусывает до крови нижнюю губу и так и не отпускает руку Марко. Ему стыдно, что он боится такой пустяковой ерунды, как полёт на самолёте, но поделать с собой ничего не может. Спокойно вздохнуть он может, только когда шасси самолёта касаются взлётно-посадочной полосы. *** – Я не могу уснуть. Накануне игры отборочного турнира к Чемпионату Европы сон никак не идет к Гётце. Марко слегка кивает, и это движение сходит за немое «почему?». – Я закрываю глаза и вижу падающий самолёт. – Марио, прекрати, да, эта катастрофа потрясла всю страну, но такое случается. Когда в небе летает такое количество самолётов, какой-нибудь из них должен упасть. Где-то будут ужасные погодные условия, где-то будет неисправна техника, нельзя предугадать все варианты. Марко целует лежащего рядом Марио в макушку. – Спи, – добавляет он, едва улыбаясь. – Но ведь разве человек не стремится к тому, чтобы предотвратить все плохие последствия, – угомониться Гётце сегодня не удастся, – эти проверки, проверки, проверки, они же не могут проводиться зря... – Пойми, если этот самолет разбился, значит, ему суждено было разбиться. Это его судьба. Марио не озвучивает главной своей мысли. «А что, если нашему самолёту точно так же будет суждено разбиться?» На ночь глядя такие вопросы совсем не к месту. Ройс и Гётце встречаются реже, чем хотелось бы, а такие совместные дни можно посчитать по пальцам. Марио понимает, что в этом виноват только он сам. Мысли крушении подобно противным змеям проникают в сознание, не отпускают уже который день, а теперь они проникают и в сон. А ведь кто знает, как судьба сложится. Футболисты часто летают на самолётах, даже слишком часто. То и дело выезд куда-нибудь. Кто знает, какая смерть им двоим уготована, от старости или от случайности? Вот сегодня он здесь, счастливый и успешный Марио Гётце, и есть у него Марко Ройс, человек, который ему дороже всех на свете. А завтра нет его. Нет не потому, что он где-то далеко в своем Дортмунде, а потому, что вообще на земле нет. Больше нет. Рейсом не тем полетел. Судьба такая, парень и по жизни-то не особо везучий. А если Марко Ройса нет, нет и Марио Гётце. Априори. Отключаясь из-за усталости, Марио видит очень подробный сон, кажется, его сознание рождает полную картину той ужасающей катастрофы в Альпах. Он бессознательно сжимает руку Марко во сне, ровно так же, как и сегодня в самолёте, так сильно сжимает, что тот просыпается. Веки Гётце подрагивают, он то и дело ворочается, часто и неровно дышит. Ройс подмечает, что сейчас лицо Марио выглядит по-настоящему юным и мальчишеским. Марко обнимает его, притягивая к себе. Марио жмется к нему и через некоторое время успокаивается, восстанавливается его дыхание. «Горе ты моё впечатлительное», – шепотом добавляет Ройс. *** Когда Марко Ройс забивает гол с передачи Марио Гётце, тот в эту секунду осознает только одно – ценить нужно каждый прожитый на Земле день, и вдвойне ценить каждый, проведенный с Марко. Даже не потому, что они видятся так редко. Просто потому, что завтра может случиться всё что угодно. Парень по жизни-то не особо везучий. Никто же не знает, будут ли небеса гостеприимными для него всегда.