Опера благородного общества

Артур Керкленд всегда считал, догонять своего учителя по узким улицам родного душного городка – настоящая проблема. Но нет. Оказалось, что участь, когда он просто высматривал в толпе необъятно-высокую худощавую фигуру и, расталкивая острыми локтями столпотворение людей, спешил за ней со всех ног, была самой благородной участью, которую только он мог себе вообразить. Ведь все могло быть хуже. Прямо как сейчас. Его, Артура Керкленда, через толпу любопытно-осуждающих взглядов тянули за ухо к дверям рабочего дома, попутно рассуждая о его благодарности, которую он направляет только на то, чтобы избивать несчастных мальчиков, отцы которых, несмотря на свою кровь, стояли в войне за славную Англию. Естественно, без оскорблений не обошлось. Ведь он разбойник, негодяй, истребитель нервов, чья жизнь, в итоге, закончится в петле. По крайней мере, так всегда говорил наилюбезнейший джентльмен – мистер Кэмпбелл, человек, которому выпала нелегкая доля выучить его ремеслу трубочиста. Возможность обучения этому славному ремеслу всегда предоставлялась детям-сиротам, которые, как и сам Артур, находились на попечении у прихода. Считается, что романтика этой профессии больше всего подходит никому не нужным худощавым мальчикам. Ведь все знают, что тесные дымоходы, усыпляющий мальчиков дым и вечно чумазое лицо – лишь скромная вершина возможных угроз для жизни, которые только могут существовать в этом ремесле. Но люди молчат. Молчат и газеты. Молчит и совет, который лишь ломает голову над вечными отчетами: ведь голодные рты ударяют по бюджету прихода. Именно поэтому из неблагодарных мальчишек-сирот они готовят общество благородных шахтеров и трубочистов. Ведь именно люди, привыкшие к недоеданию, могут стать одним из ключевых двигателей страны. Если выживут, разумеется. - В следующий раз я под тобой солому подмочу и подожгу. Заснешь в камине, паршивец. – Не унимался мистер Кэмпбелл, волоча за собой мальчишку, чудом успевающего не только передвигать ноги, но и одаривать незнакомую толпу недовольными взглядами, чтобы хоть как-то отвлечься от нравоучений, никогда не отличающихся особой оригинальностью. Однако угроза, точнее, возможность ее реализации заставила Артура отвлечь гнев учителя на разговор с собой: - Совет не одобрит!.. - Да что совет! У них таких, как ты – тьма. Если бы они следили за каждым сиротой, у них не было бы времени придумывать отмазки, чтобы хоть как-то оправдать дырявый бюджет. Оно-то и понятно: с деньгами в карманах и ходить безопаснее, но иногда и эти джентльмены, - на этих словах седовласый трубочист поморщился, - переходят все границы. Из-за каких-то родственных связей пришлось брать за тебя в два раза меньше! Два фунта, мальчишка! Всего за два фунта я обречен на вечный стыд! Франциск Бонфуа такой очаровательный мальчишка. Всегда опрятно одетый, не ходит с таким черным лицом по улицам как ты, Артур, и у него есть мать! - Он осквернил грязными оскорблениями родителей Питера только из-за того, что тот наступил ему на ноги, сэр! – С нажимом на последнем слове выпалил Артур, зная, что в противном случае он огребет за неуважительное обращение к старшим и попытка вступиться за справедливость будет провалена. Увы, но достопочтенный мистер Кэмпбелл редко заботился о справедливости, если, конечно, она не касалась его заслуженного выходного дня. Ведь стучать по стенкам камина, поторапливая своего подмастерье как можно быстрее заканчивать с чисткой, требовало невероятных усилий. - Хочешь сказать, что Питер опять слонялся без дела? Думаю, его дядюшке эта новость не придется по душе. – Керкленд мысленно проклял свой длинный язык: если у него и было оправдание за такую оплошность, так это то, что у него банально не хватило времени продумать построение фразы – ухо горело адски, так как трубочист не собирался ни сбавлять шаг, ни отпускать его. – Вообще, он сам виноват. Смотреть надо, кому на глаза попадаешься и кому на ноги наступаешь. Он сам-то чей? – Дальше учитель размышлял о несчастной судьбе порядочного джентльмена, чью фамилию Артур никогда не мог произнести: даже несмотря на то, что к фамилии мистера Кэмпбелла его язык, вроде как, привык. - Сэр… - Артур попытался в очередной раз объяснить ситуацию, но его лицо вдруг словило чей-то меткий плевок, на что обидчику он, разумеется, попытался ответить, но ему лишь отвесили оплеуху и грубо затолкнули в приход, угрожая хорошей взбучкой. Едва он переступил порог прихода, как его уже встретил приветственный ор: - С ума сошел, с такой сажей пускать его сюда! – Мисс Кэмпбелл, так и не вышедшая замуж, была, в противовес своему кузену, также низка и полна, сколько он высок и худощав. В большинство комнат, даже в столовую, она заходила исключительно проталкиваясь боком. Наблюдая за ее комплекцией, Артур заметил, что ее рацион вряд ли состоит из всего того, чем любят лакомить приходских детей: с одной только кашей на воде со здоровым румянцем ходить не будешь. Ему несказанно повезло, что хозяйка приходского дома позволяла своему двоюродному брату проводить выходные под своей крышей. Не то, чтобы Артур очень скучал по изможденным и худощавым лицам этого прихода, но у мисс Кэмпбелл была особенность, которая сказывалась на нем и выделяла его из всего ряда подмастерье. Она была ужасной чистоплюйкой в отношении белья. Пусть она и искала оправдание в недовольстве совета, но на самом деле ее просто претило от мысли, что пятна сажи окажутся на простынях. Именно поэтому для подмастерья трубочиста ему позволялась неслыханная роскошь - ведро с мутной водой после работы, с которым его неизменно выгоняли на задний двор. В этот раз все было приблизительно также, вот только сам Артур знал, что на сегодня остался как минимум без ужина. При худшем раскладе, его запрут в кладовой до тех пор, пока мистер Кэмпбелл не соберется к очередному клиенту. А в некоторые дни этот джентльмен был невероятно ленив, но при этом мастерски оправдывал свое состояние усталостью от стресса и напряжения. Сетуя на то, что его страдания начались после тех несчастных двух фунтов. Хотя, стоит заметить, лень не покидала его с момента седьмого дня рождения. *** - Я так и знал, что ты неудачник! – От звонкого голоса у Артура закружилась голова. Хотя причина скорее крылась в том, что он узнал обладателя этого голоса: лично тому впечатал кулак в лицо несколько минут назад. Вытерев лицо каким-то грубым куском ткани, Артур, что-то пробормотав себе под нос, уставился на капризного мальчишку, которому, по словам мистера Кэмпбелла, позволялось забрасывать комьями ругательств мальчишек-сирот. Ведь у него была семья. Значит, он не был одинок в этом мире настолько, чтобы за него некому было бы вступиться. - Следил бы за словами, иначе врежу. – В голубых глазах мальчиках блеснул какой-то интерес, на что Артур не нашел ничего лучше, кроме как упрямо вскинуть подбородок. - Но не поздоровится в первую очередь тебе. – Вкрадчиво сказал Франциск, наблюдая за гримасой отвращения все еще чумазого мальчишки за низким забором. – Весь город слышал, что тебе обещали хорошую взбучку. Уши Артура стыдливо заалели, едва он вспомнил минуты своего позора: даже Питер наверняка над ним посмеялся, несмотря на то, что именно он за него и вступился. - Куда они денутся? – Нарочито безразлично-раздраженным тоном протянул подмастерье, представляя себя намного взрослее, чем он есть. – Спорим, тебя ни разу не запирали в кладовой на голодный желудок? - Не-а. Я не такой неудачник, как ты. – Улыбнулся Артуру собеседник, заправляя прядь волнистых волос за ухо. – Моя maman, - последнее слово заносчивый мальчишка протянул неожиданно ласково, - говорит, что я очень похож на отца. У нее не хватает духу оставить меня без ужина, не то что запереть в кладовой или в чулане. Правда, иногда она приводит домой какого-то незнакомца, которого она представляет мне как нового отца. Но я не собираюсь тратить на него время, ведь отец у меня всегда был один. Что ж, по крайней мере, у меня есть семья. - У меня тоже есть семья! – Вспылил Артур, чувствуя внутри себя какое-то странное, царапающее душу, чувство. - Ты бы жил в доме, а не в этой дыре. - Но она есть! Это было правдой. Отчасти. В приход он угодил в возрасте четырех лет, и все эти четыре года у него была семья. Отец, чей усталый хриплый голос он слышит во сне, мачеха, которая отчего-то и пяти минут не могла удержаться от того, чтобы не взлохматить ему волосы, и старший сводный брат. Со Скоттом они не всегда ладили: тот больше времени проводил на улице, чем с семьей, и не всегда мог вовремя унять свою вспыльчивость. Тем не менее, Артур всегда знал о нем больше, чем родители. Он знал о каждом его прогуле, о первой выкуренной сигарете, о его поцелуе с какой-то Маргарет. Скотт сам ему об этом рассказывал, выталкивая его из кровати посреди ночи. После рокового происшествия с каретой, в которой родители возвращались из театра, они со Скоттом остались одни. В комнате, насквозь пропахшей отцовскими сигаретами, с помощью которых Скотт пытался успокоиться. А Артур, не понимая его смятения, буравил спину брата взглядом, не пытаясь ничего сказать – совсем недавно, еще до прихода незнакомого джентльмена, они поссорились. В отличие от брата, Артур не подозревал, что в соседней комнате – в отцовском кабинете – решалась их судьба. - Меня не будет рядом с тобой еще долго. – Внезапно разрушил молчание Скотт и тут же разошелся в кашле, который уже тогда мучал его. Сам Артур, все еще чувствуя обидную досаду после ссоры, не собирался ему отвечать. – Мы с тобой родственники только по отцу, а разница в возрасте у нас слишком большая, чтобы нас отправили в один дом. - Тот джентльмен, - в силу своего возраста, последнее слово Артур произнес очень странно, - был в костюме и в очках. Он не может сделать для нас что-то плохое. - Дурак ты, Артур. У таких, как он, только костюмы и есть. Ему нужно состряпать дело побыстрее: некогда ему возиться с нами, с нашими родственными связями и с нашими желаниями. - И что делать? - Тебе? Ничего. Только ждать меня. Прошло больше пяти лет, а странное выражение лица Скотта он все никак не может забыть. Странная все-таки просьба – ждать. Не похоже, чтобы он просто хотел от него отвязаться. - Откуда мне знать, что ты не врешь, Артур? – Вернул Керкленда в реальность капризный мальчишеский голос. - Ты и не обязан верить. Сам же за мной пошел! - Только потому, что кто-то назвал тебя моим другом. Представляешь, кое-кто в этом городке, кроме того слюнтяя, тебя знает! Кажется, он тебя искал. Просто ответить честно, у всех твоих знакомых такое отвратительное дыхание, да? - По крайней мере, мои знакомые не выглядят как девчонки! – Намекая на непривычно длинные для мальчика волосы, Артур неосознанно коснулся и своих: в приходе их всех стригли одинаково и также одинаково часто – раз в месяц. Тем не менее, любопытство взяло свое и, вместо того, чтобы вернутся в угрюмые двери прихода, он решился спросить: - А о чем именно этот «кто-то» говорил? - Я от него улизнул: у него все руки были в мозолях и пахло странно, как от того мужчины, которого моя maman вечно приводит домой. - Трус! - Он все равно много не говорил. Больше кашлял. - Наверняка какой-то свихнувшийся старикашка. – В ответ Франциск лишь покачал головой, объясняя, что для почтенного возраста у странного незнакомца был слишком высокий рост, и в его странно-мешковатой одежде не было и намека на то, что он джентльмен. - Лучше бы ты мне сказал, какого черта приперся за мной сюда, а не о своей трусости распространялся. Мне в любом случае придется вернуться в свою дыру как можно скорее: иначе к моим «заслугам» прибавится еще и бесполезно-долгая трата воды. - На самом деле, ты просто показался мне смешным. А еще, несмотря на весь тот цирк на улице, кто-то впервые решил, что у меня есть такой смешной друг. - Каким же идиотом нужно быть? – Нахмурился Артур, выгоняя из памяти назойливо-знакомое лицо сводного брата. *** Едва за мальчиком захлопнулась дверь, мистер Кэмпбелл начал свое излюбленное занятие, а именно – начал жаловать сестре на свою несчастную жизнь: - Этот проклятый мальчишка не дает мне отдыха! Представляешь, - выразительно поморщившись, он достал из буфета бутылку джина и стакан, - возомнил себе, что может перечить несчастному сыну Бонфуа. Этот паршивец – сирота, а французишка хоть просто без отца растет, и по благородным причинам – того война забрала, как я помню. И слава богу. Никогда лишний шиллинг не займет. Вот скупость его и забрала с собой. - Разве ты не говорил тоже самое о своем друге, Джим? - А, черт с ним. Может это был и он. В любом случае, в наше время каждого прохожего жаба душит: никогда благородному человеку не помогут с деньгами, а Томас даже по старой дружбе лишней капли не нальет. - Ты лучше скажи, что делать с мальчишкой? Он же самым настоящим зверьем стал. Боюсь его в столовую спускать, вдруг вилку схватит и на меня… - о том, что вилки в последний раз полоскали перед осенним приездом комитета, а сейчас на улице ходил июнь, а пищевой налет на зубцах вряд ли мог стать угрозой для ее жизни незамужняя мисс Кэмпбелл, разумеется, умолчала. - Потом избавимся. – Махнул рукой – Завтра он еще пригодится. Авось там и подохнет. - Ты мне уже давно обещал! - Свои два фунта он еще не отработал, Люси! Тем более, я не виноват, что этот негодяй такой щуплый: кожа да кости. Хочешь, чтобы он застрял – возьми и откорми. У нас были остатки холодного мяса, от которых отказался даже пес, вот ты ему их и дай. - Хочешь, чтобы я зазря переводила продукты? Что я тогда скажу совету? Еще и тип какой-то странный вокруг прихода шастал днем. Пока рядом шатается такое лицо, я за продуктами никого не пошлю. - Незапланированная проверка? – Удивленно поднял брови мистер Кэмпбелл. – Невозможно, совет всегда предупреждает о визите. - На вид он не был похож на джентльмена. Шапку так натянул, что лица было не разглядеть. Ходил туда-сюда, курил и кашлял. Все ладони были в мозолях. Сразу видно, что не наш: шахтеров же с нашего прихода давно не брали. - Джина? - Капельку. Не хочу забыть о том, что мальчишку стоит запереть в кладовой без ужина.