***
- Инквизитор, не отвлекайтесь, - скучающим тоном попросила парня Монтилье. Картина с Флорианом была громоздкая и довольно тяжелая, но Жозефина уверенно держала её. Хотя вот сейчас, Максвелл заметил, что руки её начали слегка дрожать. Молодого Тревелиана не успели обучить простым основам этикета - танцами и прелестям орлейской забавы, которая частенько проходила на таких балах. Хотя и Денерим, с их суровыми и угрюмыми дворянами, тоже не блистали в знании опасной, где каждое слово на вес золота, Игре, Максвеллу от этого становилось нелегче. И сейчас, отчаянно краснея, он пытался вспомнить, украдкой стреляя взглядом на картину белобрысого старика в золотой маске, кто он, и кем он приходился императрице Селине, портрет которого держала перед самым носом Инквизитора Жозефина Монтилье. - Милорд, так мы ни к чему не придем, - от усталости пожала плечами посол. Её правый глаз начал дергаться. – Может, знание родственников императрицы и не понадобится вам на балу, но хотя бы необходимо знать её ближайших родственников, а о далеких кузинах и кузенах и, тем более, внучатых племянников, совсем необязательно, они сами представятся. – Она сделала паузу и с нажимом сказала. – Но желательно. «Тогда какой смысл учить это все, если они сами могут сказать свое имя и титул?» - хотел было спросить её Максвелл, но сразу передумал. За такой вопрос Жозефина могла убить его только одним взглядом и заставить помогать с целой кипой скучных договоров и подписей на всевозможные нужды. От этой мысли у Тревелиана внутри все похолодело, а сердце сделало кульбит вместе с желудком. Помнится, он один раз так вызвался ей помочь, когда только-только принял на себя непосильную ношу в виде управления Инквизицией, и мигом пожалел. Эта пытка продолжалась с самого утра, без перерыва на обед, и до самого вечера. Руки дрожали как у заправского алкоголика, глаза красные и опухшие от полопавшихся кровеносных сосудов, живот бесстыдно урчал, и на такой только ноте посол отпустила Максвелла, правда, договорившись с ним, что завтра нужно закончить начатое. На следующий день, а точнее утром, он мигом собрался с Блэкволлом, Кассандрой и Варриком на Штормовой Берег, подальше от бумажной работы. - Я понимаю Жозефина, но у меня голова уже болит от всей этой информации, – Максвелл вымученно ей улыбнулся и потер виски. – Давай продолжим завтра. Тем более до бала еще несколько месяцев. Монтилье устало кивнула, забрала портрет с тем старичком, имя которого Тревелиан так и не запомнил, и молча вышла из покоев Инквизитора, пропуская одного кунари. - Я что-то пропустил, Босс? – послышалась легкая усмешка Железного Быка, когда тот поднимался по лестнице. Как же до хрипоты в голосе бесило его «Босс»… Хотелось ругаться, в некоторые моменты даже возникали мысли воспользоваться магией крови и заставить главаря наемников «Быка» прекратить называть Инквизитора «Боссом», но к сожалению, или к счастью, молодой Тревелиан не знал как подчинить себе запретное знание. Для начала нужен хороший учитель, наставник, но таковых не было, только чародей, маг разрывов и некромант. Выбор был, мягко говоря, невелик. В итоге Инквизитор остановился на рыцаре-чародее, и ни разу об этом не пожалел. В детстве, он всегда мечтал о том, чтобы сражаться на мечах и его «мечта», мягко говоря, сбылась. Рассекающий все что можно, духовный клинок поражал своей красотой и мощью. - Босс? – каждый его шаг отзывался в теле Максвелла странным теплом, которое постепенно уходило в низ живота. Заинтересованный взгляд Тревелиана на одного кунари явно был сейчас не к месту, так что Максвелл постарался сосредоточиться на отчетах, которые любезно скинула на него Жозефина три дня назад. Нельзя терять марку строгого и неприступного Вестника, нельзя. - Ты что-то хотел, Бык? Тебя сюда иногда вообще не загнать, - Максвелл что-то чиркнул на бумаге, стараясь не смотреть в лицо кунари. - Я слышал, что ты завтра отправляешься на Высшую Драконицу, которая находится неподалеку от Крествуда. Где-то Тревелиан слышал, как прошуршало перекати-поле, или это была очередная галлюцинация в голове мага, он не мог понять. Невозможно сосредоточиться, когда к твоему рабочему столу вальяжно подходит серая гора мышц, которая опиралась своими грубыми большими руками на стол. - Да, это так. Хочешь отправиться с нами? - Было бы неплохо, – спокойный голос Быка вибрировал от предстоящего сражения, а на лице появилась ухмылка. - С первыми лучами выдвигаемся, встретимся возле главных ворот. В этот момент Максвелл понял, что хочет этого кунари.***
Жизнь сама по себе штука странная: вроде сперва все хорошо, никаких ужасных вещей не должно было наблюдаться, подумаешь, небо разорвано на несколько крупных кусков, и из Бреши лезет всякая муть, от которой ком в горле вставал при упоминании Тени и демонов. Но вот сейчас, жизнь Вестника Андрасте приобрела самый интересный оборот событий, от которых никак нельзя было избежать…точнее, можно было бы, но Максвелл не хотел, вот совсем. Особенно, когда его сильно вжимали в холодную стену, так, что кости начинали со стыдом хрустеть, чужие руки жадно скользили по телу, которое совсем не привыкло к грубым ласкам, ведь в Круге Магов так не разгуляешься. Максимум, что там Максвелл мог «словить», так это обжимания с каким-нибудь рекрутом из ордена Храмовников в темном углу. С коллегами-магами как-то Тревелиан общий язык не находил, да и не хотел. Он просто не понимал их, не мог объяснить их поступки, хоть и знал, на что способны маги крови и обезумевшие храмовники, которых просто пьянила власть, одурманивала их как изголодавшийся по людским страстям демон Желания. Максвелл видел демона, когда проходил свои Истязания. Не сказать, что был впечатлен прелестями демоницы, но Тревелиан твердо решил, что быть одурманенным ею не входило в его планы и перспектива умереть от клинка храмовников тоже. Он разобрался с демоном в Тени. Максвелл всегда считал себя рассудительным и здравомыслящим человеком, хотя многие могли с ним поспорить. Ну, кто мог знать, что вместо встречи с магами в Редклифе, Вестник Андрасте променяет их на орден Храмовников. Возможно, Вивьен знала об этом, ведь после этого инцидента она лишь скромно улыбалась и обсуждала с Тревелианом дальнейшие действия. Кассандра считала его «немного не в себе», но скромно молчала, Солас был полностью солидарен с ней, а Варрик просто начал писать книгу, не забывая вставлять свои едкие комментария. Сэра без удивления крутила пальцем у виска и называла его полоумным, не преминув показать язык, Максвелл на это лишь мило улыбался, что приводило в бешенство эльфийку, и несмотря на это, Тревелиан с ней подружился. Но решение союза с Храмовниками никто оспаривать не стал, что было заметным облегчением для Инквизитора.***
- Ты уверен, что никто сюда не зайдет? – Максвеллу тяжело, в прямом смысле. Его щеки окрасились в нежный розовый цвет, дыхание сбилось, когда он услышал хруст ткани своей одежды. Кажется это были его брюки. Инквизитора не радовала перспектива проводить свободные от работы ночи, вечера и дни где придется и когда «прижмет». Тревелиан слишком рьяно заботился о своей репутации и частенько приглашал Быка в свои покои, дабы избежать любопытных взглядов, но тот лишь изредка к нему захаживал. Кунари больше нравилось на свежем воздухе, а Максвелл не мог этому препятствовать, особенно когда у того такой большой и шикарный… - Не думаю, - рывком снимая с Максвелла брюки и одним движением прижимая парня к себе, прошептал Железный Бык. Его «Не думаю» было для Тревелиана все равно что «Да конечно зайдут, тут же неподалеку комната для солдат Инквизиции», но препятствовать своему стояку было некрасиво и жестоко. Максвелл ведь не дурак, чтобы издеваться над своим телом, как Каллен, который не хотел принимать лириум. В итоге Тревелиан не стал заставлять коммандера принимать его, это было решение Резерфорда и Инквизитор должен уважать его. Каким бы оно ужасным не было. - Придется поверить тебе… ох… на слово, - с трудом сняв с себя верхнюю одежду, пролепетал Максвелл, когда кунари повалил его на кровать. И теперь Тревелиан видел просветы лучей солнца из обвалившегося потолка и слышал завывания ветра - создавался такой яркий контраст. В один момент, Инквизитор даже успел задуматься насчет всего этого: и самое смешное, что пришло в его голову, так это «нужно заняться ремонтом», но потом уже стало не до реставрации комнаты.***
Черт возьми, когда их увидел Каллен это куда еще ни шло, но когда пришла Жозефина, а следом за ней спокойная как бронто Кассандра, Максвеллу хотелось провалиться под землю. Так называемая «репутация», которую он якобы берег, рассыпалась в прах и развеялась по ветру, гордо рея над берегом Недремлющего моря. Сюда бы еще Лелиану, то будет полный набор для создания картины «Как создатели Инквизиции поймали Инквизитора на «горячем»». Стыд и только. Мысленно Тревелиан радовался, что они все подошли именно сейчас, а не минут пять назад к примеру. Ведь тогда, там Максвелл еще стонал и комкал в руках простынь и вообще, они столько поз попробовали... И почему-то сейчас, под их изучающими взглядами встал вопрос ребром: признать отношения или нет? Максвелл никогда не задумывался об этом. Для него любовь - эфемерное существо, которое невозможно потрогать рукой, но можно почувствовать всем сердцем, душой. В общем, такое только в дамских романах бывает, которые Кассандра читает. Когда он договаривался с Быком насчет секса - это было просто некое соглашение, то, что можно было легко расторгнуть, и в будущем никто не остался бы в обиде. Максвелл нуждался в этом, да и стало интересно: каково в постели с кунари? Узнав все что можно, Тревелиан пришел к выводу, что Бык хорош, даже очень. И когда с губ Максвелла сорвалось, «Да, у нас все серьезно, и вообще, закройте дверь, мешаете», Тревелиану захотелось поверить в это «эфемерное существо». Максвелл сравнивал себя с мотыльком, а Железного Быка с пламенем, которое могло обжечь, но в то же время могло подарить драгоценные минуты единения. И сейчас, даря кунари амулет из драконьего клыка, Тревелиан понял, что сгорел.