Кровавая роса

Не продырявь мне бошку взглядом внимательных глаз. Сплин.

      Она взглянула через черный тюль в окно. Свежая трава ковром растлилась по всей территории замка, ветер трепал ее и проникал сквозь, разгоняя утреннюю росу. Ее волосы были собраны в аккуратный пучок, поверх которого был прикреплен ободок-вуаль черного цвета. Такое же черное, непривычно траурное для Франции, платье простого покроя сидело идеально на девушке. Тугой корсет стягивал ее грудь до боли, а от тяжелых юбок спина уже болела.       Даже не верилось, что теперь она — вдова. Это ужасно. А ведь с отцом ее сына они даже не были женаты и любовь их была, скорее, дружеская. Все равно больно. Франциск был для леди Лолы лучшим другом, тем, кто, пожалуй, больше всех интересовался ее жизнью. Самой обидной была забота короля, которая оставит значительный след в жизни сына-бастарда, ибо он все равно не запомнит отца. Надев черные кружевные перчатки, фрейлина еще раз проверила ребенка, который мирно спал. Он еще не понимал, что потерял самого близкого человека — отца.       Мария несла свой траур величественно: платья на ней были все прекраснее, украшения все дороже, а любовников все больше. Рядом с молодой королевой стоял ее главный фаворит — Луи Конде, принц крови, брат Антуана Бурбона Наваррского. Его рука была на талии Стюарт, а та заглядывалась на какого-то дворянского сына.       Рядом с овдовевшей королевой Шотландии стояла мать Франциска II Валуа — Екатерина Медичи. На ее лице не было ни страха, ни боли, ни ненависти. Она лишь только смотрела на гроб из красного дуба, на цветы, которые лежали у него, на толпы одетых в черное дворян, смотрела на все это, как на цирк.       Лола подошла к Марии, сказать ей слова сострадания. Она не знала, как сделать это наиболее деликатно. — Мария, я... — начала было она, поправляя перстень на указательном пальце левой руки. — Не стоит, — отрезала королева. Ее лицо уже не веяло той молодостью, хоть и постарела она ненамного. — Он так вас любил, Мария. Часть вас умерла с ним. Я сожалею вам. — Не нужно мне сожалеть, Лола. Я собиралась в Шотландию до этого и сейчас собираюсь. Как только траур окончится, я уеду. Ехать вам со мной или нет — ваш выбор. Я буду помнить его вечно, но страна переживает тяжелые времена, и Шотландии нужен монарх в стране, а не за пределами. — Понимаю. Что ж, пусть Бог сохранит вас, — Лола попыталась улыбнуться.       Нарцисс стоял стороне, общаясь с племянницей. Он не подавал вида, то и дло посматривая в сторону Лолы. Его чувства к ней были смешанными: его сердце приятно кололо, как будто тысячи бабочек у него в душе распустили свои крылья, внутри все дрожало, а воздуха не хватало, когда он видел ее. Но лорд предпочитал все это держать в себе.       От нее пахло чем-то сладким, но не навязчивым. Этот легкий запах чувствовался издалека, Лола была всего в пяти шагах от него. Ее лицо не передавало никаких эмоций, щеки, обычно румяные, были белыми, бледными, как жемчуг. Ее кожа была прозрачна, синеватые дорожки вен проявлялись на ее шее, а лилово-красные капилляры — на щеках. Такая молочно-белая, излишне бледная кожа была похожа на фарфор, и не одна модница тех времен бы позавидовала фрейлине. Все эти мелочи были неприметны, но он замечал их. Каждый узор вены для его был интересен. Один ее взгляд заставлял его восхищаться.       Он сделал слишком много того, чего не следовало. Именно за это он и поплатился. Она даже не смотрела на него, ее взгляд был всегда опущен, а во время похоронной службы она стояла с Екатериной у самого входа в собор. Ни она, ни Медичи не плакали. Это был холодный женский траур.       В тот день было светло, этот свет только еще больше угнетал — напоминал о Франциске. Король был именно таким и не было слова точнее по отношению к нему, чем слово "светлый". — Он был таким же, как сегодняшний день: светлым и чистым, — вздохнула Екатерина, сложив руки в черных перчатках. Ее золотые кольца, надетые поверх перчаток, тихо звянькнули. — И любовь его была такая же чистая. — Безусловно. Не только вам будет его не хватать, но и мне. Он чувствовал себя виноватым передо мной, а я — перед ним. И мы оба чувствовали бесконечную вину перед Марией, мы оба постоянно пытались искупить вину, но она нас не простила. Сколько бы она не заявляла о том, что простила — это не так. Он ушел в тот мир взахлеб влюбленным в ту, которая никогда не понимала его любви. — Он верил в любовь, был наивным, как дитя. Истина ужасна — любви не существует. Существует выгода, потребность и страсть, — заметила Екатерина.       Мария стояла рядом с покойным. Ее красные от слез глаза смотрели прямо на мужа. Проглотив слезы и поборов комок в горле, девушка вышла из толпы и произнесла последние слова любимому. Они были сухи и ничем не отличались от слов других овдовевших женщин. Дабы не тратить драгоценное время, мы не будем останавливаться на том.       Нарцисс увидел Лолу после службы около церкви. Она разговаривала с Грир и Лейтом, слабо улыбаясь. Пара отдала должное сожаление девушке и ушла в направлении своей кареты. — Леди Лола, какое почтение, — любезно улыбнулся Нарцисс. — Я сожалею о смерти вашего друга и вашей семьи, нашего короля, Франциска Валуа. — Сомневаюсь в правдивости ваших слов, ибо вы мечтали о смерти Франциска. Не будем врать. Я вижу вас насквозь. — И что же вы видите, позвольте поинтересоваться, — с усмешкой фыркнул Стефан. — Я вижу жадного, надменного, двуличного человека, который трус, но боится это признать. Признайтесь же, что вы боитесь, — ее презрительный взгляд был направлен в самое слабое место — глаза. — Не желаете ли отобедать со мной, леди Лола? — невозмутимо спросил Нарцисс. — Нет, не желаю.       Она покосила на него яростный взгляд и удалилась прочь. Черный силуэт леди Лолы выделялся из толпы прихожан. Она, как черная роза в окружении ромашек, была самым изящным из всего того, что когда-либо видел Нарцисс.