Колокольчики

Грязь под пальцами липкая и холодная. Мерзкая. Хлюпает, забивается под ногти. Я стер кожу на ладонях в кровь за те несколько часов, что упрямо полз, преодолевая метр за метром. Не так-то просто ползти с перебитыми ногами и треснувшими ребрами. Я вкатил себе столько обезболивающего, что хватило бы на троих. Не знаю, на что я рассчитывал. Меня никто не найдет здесь. Никто не спасет. Больше нет. Я умру. Один. Вот прямо в этой грязи. Одно радует – мне не грозит медленная смерть от радиации. Потеря крови убьет меня раньше. Мои травмы не совместимы с жизнью. Вряд ли мне осталось больше часа. Перед глазами уже плывет, в ушах этот тонкий тихий звон... Как колокольчики на двери твоей комнаты. Ты любил колокольчики. Такие маленькие, серебряные. На тонкой нитке. Я подарил их тебе, когда пришел во второй раз. Нашел их в заброшенном доме во время очередной зачистки. Волна мутантов тогда смела внешние блокпосты, и в дело вступили мы. Чистильщики. Я ввалился в твой дом весь в грязи, обросший недельной щетиной и с этими колокольчиками. Отдал тебе их вместе с деньгами за ночь. Ты взял. Хотя такие, как ты, не принимают подарков. Взял, положил на стол и вдруг предложил мне ванную. А я согласился. Пошел за тобой в эту тесную обшарпанную комнату, скинул заскорузлую от крови, воняющую прогорклым потом одежду, а ты зачем-то подошел ко мне и провел раскрытой ладонью по моей исполосованной шрамами груди. На самом деле – отвратительное зрелище. Десятки бугрящихся широких полос. Длинных и коротких. А под правой ключицей – купированная мутация. Черная мелкая чешуя. Шершавая и холодная. Мною брезговали даже шлюхи. Отводили глаза, отворачивались. Заламывали цену. Но не ты. Ты стоял напротив, прижав свою руку к моей груди. Так, что мое сердце билось под твоей ладонью. Ты не видел этого в прошлый раз, я не раздевался с тобой. Просто трахал, приспустив штаны на бедра. А ты одной рукой упирался в стену, а меж пальцев другой у тебя дымилась сигарета, которой ты изредка глубоко затягивался. Я думаю, ты был под кайфом тогда. Под той синей дрянью, которую привозят из-за кордона. По крайней мере, кожа на локтевых сгибах у тебя была исколота. И, судя по интенсивности этих проколов, оставалось тебе недолго. Может, пару месяцев. Но мне было плевать. Я давно разучился жалеть. Особенно шлюх. Особенно таких. Дешевых и глупых. – Противно? – не знаю, зачем я это спросил. Наверное, чтобы нарушить ватную липкую тишину. – Нет, – равнодушно качнул головой ты. В ответ я грубо оттолкнул тебя и включил воду. Покрутил краны, смешивая горячую и холодную воду в нужной пропорции, и залез под душ. Ты стоял, облокотившись о стену, скрестив худые исколотые руки на груди. А я вдруг заметил на твоих скулах маленькие звездочки. Татуировка. Но не такая, как было модно среди молодежи – переливающаяся всеми цветами радуги, а обычная, черная. Просто контуры. Я смотрел на эти звездочки на твоем лице и почему-то не мог отвернуться. Именно тогда я понял, что ты красив. Вернее, мог бы быть. Если бы не болезненная худоба, свойственная всем наркоманам, и не черные синяки под темно-серыми, цвета мокрого асфальта, глазами. И не отсутствующее выражение в них. – Иди сюда, – бросил я. Ты равнодушно кивнул, стянул с себя потертые серые штаны, расстегнул молнию на толстовке, снял и ее. Забрался в ванну. Теперь мы стояли совсем рядом. Вода стекала по твоей испещренной синяками и царапинами коже. Я тяжело опустил ладони на твои бедра, провел большими пальцами по выпирающим тазовым косточкам. Без сомнения, ты трахался со всеми, кто давал тебе деньги. Тебя интересовали только они. Плевать. Я убрал от тебя руки, взял из треснувшей пластиковой мыльницы коричневый брусок пахнущего дегтем хозяйственного мыла. Намылил сначала ладони, смыл серую пену. Но грязь все равно осталась на коже. Она никогда не отмывалась полностью. Ты все так же просто стоял и равнодушно смотрел. Я взял тебя за предплечье и дернул вниз, заставляя опуститься на колени. Ты почти упал. Инстинктивно схватился за стену, скребанул по битому кафелю короткими ногтями с забившейся под них грязью. Я опустил ладонь на твой коротко остриженный затылок и заставил тебя ткнуться лицом в мой пах. Ты послушно обхватил губами мой член и принялся отсасывать, помогая себе левой рукой. А я просто еще раз намылил руки и принялся смывать с себя всю приставшую за кордоном грязь, наблюдая, как размеренно двигается внизу твоя макушка. Мне нравилось смотреть на это. Нравилось, как обхватывали мой член твои губы, нравилось, как ты скользил языком по головке, как оттягивал тонкую крайнюю плоть. Как твоя чуть шершавая ладонь лежала на моем бедре. И то, что ты не поднимал глаз. Потом я вздернул тебя на ноги, выключил воду и сдернул с крючка серое жесткое полотенце. Наскоро обтерся и подтолкнул тебя к выходу. Ты все понял. И через минуту уже лежал передо мной на постели, широко раздвинув худые длинные ноги. Я взял с пола полупустой флакон смазки, выдавил прозрачный гель на ладонь, смазал член, прошелся влажными пальцами меж твоих ягодиц и толкнулся. Ты даже не вздрогнул. Только едва заметно поморщился. Я трахал тебя с оттягом, глубоко и грубо. Стараясь не смотреть в твое равнодушное лицо. Твои руки были безвольно раскинуты в стороны, а голова как-то беспомощно запрокинута. Ты не был возбужден. Разве что слегка. В твоем паху тоже были следы от уколов. Волоски там были мягкими и светлыми. Я зачем-то провел по ним пальцами, задел указательным твой член. Ты вяло приподнял веки, глянул на меня и негромко спросил: – Мне подрочить? – Давай, – мне почему-то захотелось увидеть, как ты кончишь. Ты кивнул и обхватил член пальцами. Провел пару раз по стволу, а потом подстроил свои движения под тот ритм, в котором я тебя трахал. У тебя встал довольно быстро. И спустя минуту ты уже размеренно ласкал себя, проезжаясь большим пальцем по головке. Я кончил в тебя. В твою тесно сжимающую мой член дырку. Ты едва слышно вздохнул, почувствовав. И убрал от члена руку. Он тяжело лежал на твоем животе, блестя каплей смазки на головке. – Не собираешься кончить? – я опустил руку на твое бедро. Не то чтобы я хотел, чтобы тебе было хорошо. – Ладно, – ты снова обхватил член ладонью и толкнулся бедрами. И через пару минут кончил парой полупрозрачных капель. Я явно не был у тебя первым сегодня. Возможно, даже не вторым, кому нужно было, чтобы ты кончил. Это понимание царапнуло странным неидентифицируемым неприятным чувством. Я отстранился, освобождая тебя от себя, и улегся на спину. Ты потянулся, взял с обшарпанной тумбочки пачку сигарет, зажигалку. Прикурил. По погруженной в сумерки обшарпанной комнате поплыл дым. Запахло ментолом. И я почему-то подумал о том, что хотел бы узнать, сколько тебе лет. Двадцать два? Меньше? – Сколько тебе? – мой голос прозвучал как-то глухо. – Это важно? – ты повернул голову. – Нет, – я качнул головой. – Двадцать один, – ты глубоко затянулся. – Останешься на ночь? – Да, – отозвался я. – Если будешь еще трахать, то с тебя еще две сотни, – ты вытер с внутренней стороны бедра мою сперму и обтер ладонь о простынь. Я пожал плечами и прикрыл глаза. Меня клонило в сон. *** Я приходил к тебе каждую неделю. Иногда чаще. Однажды застал одного из твоих клиентов. Лысый мужик лет сорока с обвисшим толстым брюхом. Он трахал тебя, уткнув лицом в заляпанную черт знает чем свалявшуюся подушку. А ты просто лежал под ним, перебирая в пальцах складки простыни. В голову мне ударила кровь. Я буквально отодрал ублюдка от тебя, швырнул на пол. И опомнился только тогда, когда ты отчаянно вцепился в меня, пытаясь оттащить от безвольно лежащей на истертом паркете окровавленной туши. – Зачем? – и в твоих глазах я впервые увидел эмоцию. Удивление. Тусклое, едва заметное за наркотическим дурманом. Но оно было. – Не при мне, – я сунул руки в карманы. На самом деле, все это было лицемерием и самообманом. Я мог застать тебя в ванной с перетянутым жгутом плечом и валяющимся рядом, на грязном кафеле, пустым шприцем. Мог найти на кровати с раздвинутыми ногами, так, как оставил предыдущий клиент. С вытекающей из задницы чужой спермой. Или с обкончанными лицом и грудью. Тогда я брал тебя на руки и нес под душ. Ты фыркал, жмурился от воды, попадающей в глаза. Цеплялся за меня плохо слушающимися руками. А потом, когда тебя слегка отпускало, мы трахались. Я зализывал синяки на твоем теле, ссадины. Целовал исколотые руки. Тебе, кажется, даже нравилось. А еще нравилось то, что я всегда трахал тебя без резинки. В моей мутации были полезные стороны. К примеру, я не мог подхватить ничего вирусного или бактериального. Ты гладил пальцами чешую, пятном расползшуюся по левой стороне моей груди, и отсутствующе улыбался, пока я вбивался в твое податливое худое тело. – Ты всегда приходишь без предупреждения, – ты пожал плечами. – А мне надо работать. – На очередную дозу, – я сел на постель. – Тебя это вроде не волнует, – усмехнулся ты. – Не волнует, – привычно сказал я. Только вот это уже было ложью. Пару недель как. Но я прекрасно знал, что с «Синего» не слезают. По крайней мере, все, пытавшиеся завязать, умирали. Так что я просто дернул тебя к себе и опрокинул на спину. Тронул пальцем твои губы. Задел болячку в уголке. – Что? – ты тоже коснулся их. Я не ответил. Мне все равно нечего было сказать. И это был последний наш раз. Потом меня вызвали на очередную зачистку, и я оказался здесь. Мутанты сожрали весь наш отряд. Мне банально повезло – меня придавило обломком стены, и я провалялся без сознания почти до вечера. А когда очнулся – все было кончено. Я выбрался из-под плиты. Выдернул из плеча арматурину. Вкатил себе обезболивающее и пополз. К радиомаяку, что был в десяти километрах от точки зачистки. Непонятно на что рассчитывая. Я знал, что не успею добраться до маяка до темноты. Но все равно полз, подтягивая свое тело на руках. Метр за метром. И когда над головой застрекотал вертолет, мне не хватило сил даже крикнуть. Я просто повернулся на спину и попытался махнуть рукой. Но вертолет снижался и без моих потуг привлечь внимание. Вырубился я только после того, как меня погрузили на носилки. *** Моя мутация помогла мне и с восстановлением костей. Я встал на ноги за неделю. Ходить было почти невыносимо больно, регенерация всегда была неприятным процессом, но мне было плевать. Рано или поздно боль все равно должна была пройти. А терпеть я умел. Я нашел тебя на полу. В луже собственной блевотины, избитого, трясущегося от холода. Ты смотрел на меня и пытался что-то выговорить грязными от рвоты губами. – Где... – разобрал я, – где ты... был?.. Я ладонью стер с твоего лица желтоватую дурно пахнущую массу, обтер ее об штанину. Брезгливость при моей работе исчезала быстро. – Попал в передрягу на зачистке, – я погладил тебя чистой рукой по голове. – Сегодня из госпиталя вышел. – Месяц... Тебя не... Ты закашлялся, задышал тяжело. А я вдруг понял: это конец. Такое я видел. И, судя по твоему состоянию, тебе осталось не больше трех суток. – Когда это началось? – я встряхнул тебя за плечи. – Говори. – Почти три дня... – ты сглотнул, – назад. – Дерьмо... – я перетянул тебя к себе на колени, устраивая поудобней. Кажется, ты еще и обмочился... Ты не ответил. Просто замер, запрокинув голову. – Зачем ты подарил мне их? – вдруг после длинной паузы спросил ты. – Колокольчики? – уточнил я. – Да, их, – ты медленно моргнул. – Зачем? – Нашел в доме одном, – я вдруг подумал, что тебя хорошо бы вымыть. – Мне было некуда их деть. – Мой первый подарок, – тихо сказал ты. – Не понимаю только, зачем ты все это делаешь. Я не настолько хорошо трахаюсь. – Меня устраивает, – пожал плечами я. – Тебе нужно в ванную. – Да... – голос у тебя сорвался. Я коротко коснулся губами твоего лба и поднял тебя на руки. *** А в ванной ты вырубился. И я долго гладил подушечками пальцев маленькие звездочки на твоих скулах.