Виновное сердце тихое

- В следующий раз, Ганнибал, не просите меня переносить сеанс менее чем за сутки, хорошо? - Да, - чинно ответил Ганнибал, ухмыляясь. Знал, что Беделия ничего не сможет сделать, даже если он явится к ней в предрассветной тьме. - Вас что-то гнетет? - поинтересовалась Беделия, откинувшись в кресле. Светлые локоны, кремово-белая блузка, лилии в прозрачной воде на столике подле нее. Неплохо. Ганнибал бесшумно вдохнул и тоже откинулся на спинку. Лилии пахли навязчиво, но он все равно догадался о выбранном Беделией аромате духов. Она была удивительно консервативна в некоторых вещах, но консервативность была ей к лицу. - Ганнибал? - негромко произнесла Беделия, - быть может, вы желаете мне что-то рассказать? - Я хочу вашего совета. - Я не даю советов, поскольку я вам не друг и не близкий человек. Я лишь помогаю вам разобраться в себе. - Как это скучно, - хмыкнул Ганнибал, ломая привычную линию диалога, и Беделия приподняла бровь. - Неужели вы не знали об этом? - Знал, - хмыкнул он, - но мне хочется именно совета. Беделия невыразительно взглянула на него. Она знала, что слова «мне хочется» являются одной из парадигм его сознания, причиной, почему Ганнибал поступает так, а не иначе. Было время, когда Беделия пыталась помочь ему разобраться с этим казусом. Это было очень мило с ее стороны. - Давайте поговорим о том, что именно привело вас сегодня ко мне, - проговорила Беделия, изящно сложив руки на коленях, - в вашей жизни произошли изменения? - Да, - сказал Ганнибал и улыбнулся. Беделия смерила его взглядом. Он прекрасно знал, как раздражают односложные ответы пациента на сеансе. - Вы педантичны и склонны к консервативности, поэтому нововведения в вашем личном пространстве заставляют вас нервничать, - проговорила Беделия с едва заметней хрипотцой в голосе, - вы чувствуете себя пострадавшим. - Возможно, даже травмированным, - ухмыльнулся Ганнибал. - Судя по вашему сарказму – действительно травмированным. Если вы будете откровенны со мной, мы вместе найдем причину, и вы сможете справиться с ней. Вместо ответа Ганнибал легко толкнул столик, ваза с лилиями покачнулась, упала и с плеском разбилась вдребезги. Беделия взглянула на свои забрызганные водой ноги и подняла взгляд на Ганнибала. - Простите, - покаялся он, опустив взгляд, затем вновь уставился на нее пристально, - я лишь хотел продемонстрировать. - Продемонстрировать что? – отстраненно поинтересовалась Беделия. Солнце играло на осколках стекла, отражалось в воде, а поверженные лилии были безупречно красивы. - Это аллегория, - сказал Ганнибал, подхватил одну из них и, задумчиво обводя пальцем каемку белоснежного плотного лепестка, пояснил, - некоторые ошибки нельзя исправить. Я, разумеется, оплачу причиненный ущерб, но посмотрите сами, время нельзя повернуть вспять, нельзя будет сделать все так, как было раньше. - Это очевидно. - Очевидно, - согласился Ганнибал, стирая капли воды с лепестков, - но иногда мне кажется, что законы мироздания могут измениться. - Вам хочется изменить эти законы, Ганнибал? – Беделия вздернула бровь, - или же вам просто хотелось расколотить вазу? Ганнибал ухмыльнулся и ничего не сказал. - Расскажите мне о вашей последней непоправимой ошибке, - Беделия вздохнула бесшумно, - расскажите, что именно вам удалось натворить. Ганнибал задумчиво сощурился, тщательно подбирая слова. *** В тот вечер Ганнибал предполагал, что ему придется подняться наверх, однако Уилл сам спустился - все еще в уличной одежде, а не в домашней. Это было похоже на прикосновение когтистой лапы к сердцу: в его футболке и тренировочных штанах Уилл выглядел таким милым, таким близким, будто всегда жил в его доме. В уличной одежде Уилл отнюдь не был милым. Старые вещи Ганнибала сидели на нем чужеродно и сиротливо, будто он подобрал их где-то, а не принадлежал ему. У Уилла больше не было очков, потому что он в них не нуждался, но и без них он выглядел строго, как учитель или представитель обвинения. Ганнибал искоса взглянул на него, будто бы не мог оторваться от сервировки. Он не хотел начинать разговор первым, предпочитая играть за черные. - Добрый вечер, - сказал Уилл, когда пауза стала совсем невыносимой. - Вы не позвали меня к столу. - Сейчас самое время это сделать, - сказал Ганнибал, кивком указывая ему на арку в столовую. Уилл кивнул в ответ и прошел туда, уселся на свое место, и замер, не говоря ни слова. Ганнибал тоже не спешил продолжать беседу. Он спокойно расставил тарелки, откупорил вино и свернул шею бутылке с минеральной водой. - Это мне? - Да. Думаю, вам лучше воздержаться от алкоголя сегодня. - После того, как вы вырубили меня? - Да, - сказал Ганнибал, наполняя его бокал прозрачной идеально чистой водой. От воды пахло свежестью, от Уилла - отчаянием и сладковатым ароматом пережитого жара. - Вы не вымылись к ужину. - Должен был? Ганнибал не счел нужным пояснять очевидное и вернулся на свое место. Несмотря ни на что, мясо ему сегодня удалось. - Я предпочел бы выпить, - сказал Уилл и огляделся, - у вас ведь есть виски, доктор? - Есть. - Налейте мне. - Нет. - Почему? - Потому что вам это вредно. - Не менее вредно, чем пользоваться аварийным отключением, - сказал Уилл, уставившись на него в упор, - зачем вы это сделали, доктор Лектер? - Поскольку вы не реагировали на слова и представляли собой угрозу для вашей знакомой. Уилл смотрел на него, не мигая, пока мог выдержать, но потом с тихим стуком отложил приборы и провел ладонью по лицу. - Я так и подумал… - пробормотал он, - вы решили, что я готов сделать с Молли что-то плохое. Но я не хотел, вы ведь знаете меня, я не собирался… Ганнибал аккуратно прижал салатные листья ножом к вилке и с удовольствием съел их. - Хотя, - сдавленно проговорил Уилл, - вам, скорее всего, виднее, на что я был способен. Я выглядел опасным, как и говорил Джек? Ганнибал медленно кивнул. Уилл понимающе кивнул в ответ, тоскливо уставившись куда-то сквозь его плечо. Ганнибал отрезал небольшой кусочек мяса, жадно оглядел его перед тем, как отправить в рот. - Я ненавижу себя, - сказал Уилл звонко в наступившей тишине. Ганнибал облизнулся, приоткрыл рот, потом закрыл и положил вилку на блюдо. Мясо выглядело таким вкусным, так восхитительно пахло, но он не мог сейчас съесть его. После слов Уилла он почувствовал себя странно – будто на него надели маску, мешающую спокойно наслаждаться пищей. - Уилл, - проговорил он мягко, насколько мог, - вы слишком строго судите себя. - Нет, это справедливо. Если бы не ваше решение, кто знает, что я мог натворить сегодня… - выдохнул тот и встал из-за стола, - похоже, я порчу вам аппетит, доктор. Извините. Ганнибал уставился ему вслед, внимательно проводил взглядом. А потом вернулся к мясу, которое уже остывало. Наконец-то Уилл оставил их наедине, и можно было вернуть себе душевное равновесие. Неприятное ощущение утихло, но до конца не ушло. Голод притупился, и это было скверным признаком, что-то в его жизни шло не так, и с этим надо было разобраться. Ганнибал прикрыл глаза, поедая мясо без прежнего интереса. *** - Это серьезный шаг, - произнесла Беделия, когда Ганнибал на некоторое время перестал говорить. Разумеется, он рассказал все не так подробно, много оставил при себе, позволяя ей самой заполнять лакуны в повествовании. - Я знаю. Но я должен был спасти Уилла и взять его себе. - Вы думаете? – Беделия посмотрела на него со странным выражением лица. Она, в отличие от Аланы, не восхищалась его поступком. - Разумеется. Уилл мой друг, и я должен был его спасти. - От чего? - От Джека. От расследований. Беделия с легкой тоской взглянула на пятна на колготках, оставшиеся от высохших капель воды, а потом слегка нахмурилась и сказала: - Вы никогда не спасали рыбу? - Рыбу? - В детстве. Какую-нибудь красивую рыбу, например, золотого карпа, плавающего в неглубоком пруду. Мне легко представить вас маленьким, выволакивающим этого карпа из воды и гордо кричащего маме: «Смотри! Он едва не утонул, но я его спас!». Ганнибал усмехнулся, демонстрируя зубы, а потом с теплой приязнью взглянул на Беделию. - Вы вновь утрируете. - А вы вновь кривите душой, Ганнибал. Я поставлю вопрос иначе: какие ощущения вы испытывали, когда решились на этот шаг? И что вы чувствуете сейчас? Ганнибал задумался, склонив голову к плечу. Он представил себе рыбу с человеческим лицом, захлебывающуюся водой и прощающуюся с жизнью. Рыба тонула и с тоской глядела на тусклое солнце сквозь толщу воды. У рыбы было лицо Уилла. *** «Я ненавижу себя»: вновь прозвучало в голове так отчетливо, как будто Уилл сказал это вслух. Он не раскрывал рта, но всем своим видом утверждал это. Ганнибал искренне не понимал этих слов. Конечно, он знал, как работают эти механизмы, при каких условиях психика дает этот странный сбой, и каждый человек в жизни сталкивается с этим ощущением, но одно дело знать – а другое понимать. Ганнибал не понимал, не мог даже искусственно вызвать у себя подобное состояние. А Уилл, похоже, был мастером в этом деле. В зияющую черную пропасть, которая лежала между их мироощущениями, провалилось все приятное, что Ганнибал любил в интрижках и романах. Он предпочитал восхищаться своим партнером, чувствовать его ценность, самому приобщаться к этому. А Уилл? Уилл не любил себя. Зачем Уиллу существовать, если он не любит себя? После того ужина и быстрой уборки Ганнибал рассчитывал принять ванну и лечь спать, поскольку следующий день хотел полноценно отдать работе, но обнаружил Уилла сидящим на лестнице. - Почему вы здесь? - Потому что я не хочу идти в комнату. - Почему? – Ганнибал склонился к нему, стремясь заглянуть в глаза. - Там слишком замкнутое пространство. Она чем-то похожа на одну из комнат, в которой я жил когда-то. Элита ФБР, уникальный и неповторимый следователь сидел на ступеньках его дома, словно брошенный щенок. К чему все навыки и все умения, если нет уверенности в себе? Талант, зарытый в землю. Ганнибал постоял над ним, но Уилл никуда не торопился, и тогда он молча опустился и присел на ступеньку. Взял его пальцы в свои и начал осторожно разминать, один за другим, сустав за суставом. Уилл молчал. - Расскажите мне о той комнате, - попросил Ганнибал вслух, перестав поглаживать его пальцы, - какие воспоминания она вызывает у вас? - Там точно так же окно выходило на восток, - задумчиво проговорил Уилл, глядя вперед перед собой, - и так же стояла кровать. И стол. Но, конечно, там было не настолько красиво и роскошно, как у вас дома. - Но вы все равно почувствовали себя в знакомой обстановке. - Да, - Уилл погладил лицо ладонями, - обычно я прятался под стол, этот угол был темным, и никто не мог войти и сразу обнаружить меня, увидеть, чем я занимаюсь. - И чем же вы занимались под столом? – поинтересовался Ганнибал, представив себе юного Уилла, сунувшего руку в штаны. - Думал. Периодически плакал, когда меня никто не видел. - Вас в детстве отучали показывать слезы? - А вас нет? – Уилл взглянул на него искоса, изучая его лицо, - вы всегда бесстрастны, доктор. Это говорит о вашем хорошем самоконтроле. И об узком спектре испытываемых эмоций, мысленно добавил Ганнибал. Но, конечно же, Уилл как и большинство людей, судил по себе. Ему проще было представить Ганнибала тонко чувствующей, ранимой личностью с превосходным контролем, чем нечутким, равнодушным питоном. - Нас явно воспитывали по-разному, - задумчиво проговорил Ганнибал, погладил Уилла по плечу, приобнял его и заглянул ему в глаза, - ваши родители так не делали? - Отец уж точно никогда, - хмыкнул Уилл, слегка смутившись, и опустил взгляд, - обниматься - это не по-мужски. Плакать – тем более. С тех пор, как умерла мать, я стал совсем взрослым. - Ваш отец подчеркивал это? - Да, - Уилл шумно выдохнул через нос, - я не приставал к нему со своими проблемами, никогда не должен был надеяться на него, потому что это… стыдно. Плохо. Так поступают только маленькие дети. Ганнибал притянул его к себе вплотную, чувствуя, как бьется его сердце, воспоминания Уилла ничем не отличались от сотни испорченных судеб, ничего необычного, поскольку многие взрослые манипулировали детьми, не желая тратить время на их проблемы, призывая их к самостоятельности, не разрешая сигнализировать плачем о том, что им больно, страшно и плохо. Гораздо проще было сваливать все детские проблемы на самих детей. Точно так же, как гораздо проще было ликвидировать Уиллу сознание, оставив одну привлекательную оболочку. Ганнибал задумался. Уилл не вырывался, сидел тихо. Ганнибал чувствовал его дыхание, теплое и пульсирующее, целомудренно обнимал его, создавая иллюзию защиты. - Отец говорил мне, что я должен сам со всем справляться. Что я сильный, и я мужчина, и моя сила – это лучший союзник. - Быть одиноким менее позорно, чем навязывать свои проблемы другим? - Да, - Уилл приглушенно всхлипнул, уткнулся лицом в его плечо, глухо бормоча о том, что Ганнибал, как любой психотерапевт, слышал достаточно часто, - нельзя быть уязвимым, иначе этим ты покажешь свои слабые места. Это заблуждение было настолько ошибочно, насколько распространено. Отчего-то люди считали, что если они молчат, то об их проблемах никто не узнает. Но невербальное общение, мимика, жесты и внешний вид куда красноречивее, чем «у меня все в порядке». - Я никого не просил. Никого никогда не просил о помощи, я всегда раньше справлялся сам, - признался Уилл, тепло и мокро дыша ему в шею, - но вышло паршиво. Почему, доктор? - Потому что никто не может быть сильным всегда, - мягко проговорил Ганнибал. – Всем нам в какие-то моменты нужен сильный, взрослый и понимающий человек. Нельзя все время плакать в глухую стену, Уилл. Тот смолк, часто и прерывисто дыша. Доверял ему, несмотря на то, что Ганнибал сделал с ним сегодня. Признал, что произошедшее было его ошибкой, а не ошибкой Ганнибала, взял на себя эту вину – по привычке. Потому что если кто-то виноват, то это всегда Уилл. - Что вы чувствуете сейчас? - Не знаю. Вы поддерживаете меня, и это так удивительно. Но я не должен показывать свою уязвимость. - Вы не сумеете скрыть ее, Уилл, - заявил Ганнибал, гладя его по волосам, - хотя бы потому что вы незнакомы с ней. Уилл замер и поднял на него взгляд: - О чем это вы? - Вы постоянно игнорируете свои слабые стороны. Вы беззащитны, потому что вы ничего не хотите знать о себе. Не знаете, что именно стоит защищать. Ваши нервы – как оголенные провода. Уилл промолчал, внутренне не вполне согласный с его словами, не готовый признать свои паттерны поведения ошибочными. Это было больно и тяжело, Ганнибал знал об этом. Таким, как Уилл, было гораздо проще винить себя, чем других. И Джек этим умело пользовался, сознавая, что Уилл доверяет ему. Вполне возможно, Джек тоже по-отечески относился к Уиллу, поскольку был опытным манипулятором. Ганнибал едва сдержался, чтоб не поцеловать Уилла в макушку, довольный собой и тем, что никакого Джека не предвиделось на горизонте. Чужие рычаги воздействия было невероятно сложно извлекать из головы пациентов. - Признайте, вам же приятно, когда вас слушают и обнимают. Ваш отец был неправ. Каждый человек в трудную минуту нуждается в понимании. - Да. Но это не значит, что я достоин этого, - сипло усмехнулся Уилл, отстранился от него, - Вы никогда меня не вылечите, доктор. - Разумеется, поскольку вылечить можно только того, кто сам хочет этого, - сказал Ганнибал, поднимаясь на ноги, - как я и говорил раньше. - Я помню. Однако… - Уилл тоже поднялся, пряча покрасневшее от слез лицо, - после того, как вы сегодня лишили меня активности, вы вкололи мне какой-то препарат. Я помню, как вы делали инъекцию. - Седативный нейролептик. - Это было страшно, но потом… - Уилл замялся, - потом мне было так легко. Я забылся… забыл обо всем. Вы можете вновь вколоть мне это? - Однажды, - хмыкнул Ганнибал, прикидывая свой план. Он рассчитывал повторить инъекцию завтра утром, тщательно рассчитав дозу для каждого дня и разделив ее на несколько приемов. - Я хочу сейчас, - хмуро попросил Уилл, стоя напротив него, - судя по записи с ноутбука, когда я был под воздействием препарата, вам не было противно сидеть рядом. - Вы сделали запись? – изумился Ганнибал. - Да. В какой-то момент мне стало так хорошо, что я решил сохранить это воспоминание не только в своей голове. Поэтому я включил веб-камеру на вашем ноутбуке и записал происходящее. Если хотите, можете посмотреть. Ганнибал смутился. Это было неожиданное решение со стороны Уилла… и хорошо, что он не сделал ничего, что Уилл мог неправильно понять. Вернее, правильно понять. - Я согласен носить то, что вы скажете, делать то, что вы хотите, только дайте мне этот препарат, - попросил Уилл, погруженный в свое отчаяние и неприязнь к самому себе. - Вы хотите забыть обо всем? - Да, - Уилл отвел взгляд, - чтоб можно было спокойно ходить по улицам, не натыкаясь на свое прошлое. - Ваше сознание не будет таким ясным. - Наплевать. Оно редко бывает ясным, невелика потеря. - Хорошо, - кивнул Ганнибал, - если вы просите. Он развернулся и пошел вниз по лестнице. Включил верхний свет в гостиной, чересчур яркий после темноты холла, и подошел к комоду, в котором хранил домашнюю аптечку. Нейролептики тоже находились там. Удивительно, что они оба сошлись на этом решении, что Уилл откровенно пожелал потерять часть себя, чтоб стать спокойным и счастливым. Ганнибал нахмурился, надрывая упаковку шприца. Эта его уверенность в провале, сознательный отказ от борьбы… с одной стороны, темное очарование болезни и слабости. С другой стороны – полный провал Ганнибала, как специалиста по работе с такими больными. Уилл был свято уверен в том, что у Ганнибала ничего не выйдет в терапии. Он был заранее уверен. Мысль была донельзя неприятной, Ганнибал не мог выбросить ее из головы. Он прикусил губу, аккуратно надламывая ампулу, и Уилл, который подошел ближе, заметил выражение его лица. - Вы недовольны мной? - Не могу сказать, что одобряю вашу идею, - хмыкнул Ганнибал, вынимая ватный тампон, - сядьте и закатайте рукав, будьте добры. - Я безнадежный случай, - криво улыбнулся тот, - вы добры ко мне, но вы не можете мне помочь. Сами видите, что мы слишком разные. - Вы отказываете себе в праве на ошибку, - Ганнибал склонился перед ним на колено, взял его руку в свою, подготавливая его, - вы тяжело принимаете критику ваших поступков и сразу воспринимаете ее в штыки, вы крайне тяжело и редко говорите о вашем детстве. - Я рассказывал о своем детстве Гармону Ивэнсу, когда лечился в клинике, и что из этого вышло? - Что? – полюбопытствовал Ганнибал, не отвлекаясь от своего занятия. - Ничего, - хмыкнул Уилл, - как видите, ничего. И хорошо, что он порядочный человек и не продал это газетам. Я больше не хочу лечиться. Я устал. У вас в доме замечательно, доктор, ваша мебель, декор, еда – все это просто чудесно, но я не чувствую себя подходящим вашему дому. Я никогда не смогу ходить с вами по магазинам, быть таким, как вам нужно, потому что я не могу измениться. Ганнибал ничего не ответил на эту тираду, прижимая ватный тампон к его руке, а затем поднялся на ноги и отошел к окну, разглядывая падающий снег. Он тоже почувствовал себя уставшим. - Спасибо, - проговорил Уилл, пряча улыбку, и подошел к нему, - не переживайте из-за меня так сильно. В конце концов, когда мне все станет все равно, вы сможете меня перепродать. - Это не выход, Уилл. - Возможно, но мне сейчас станет легче, - тихо возразил Уилл, а потом замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Ждал, когда препарат подействует и освободит его мозг от тяжести бытия. Он закрыл глаза, и короткая тень от ресниц упала на щеки. А потом резко обернулся к нему и коснулся плеча. - Доктор, - сказал Уилл взбудоражено, - вы ввели мне физраствор. *** Вода полностью впиталась в ковровое покрытие, сухие осколки опасно поблескивали, а лилии ничуть не увяли. Сильные, крепкие цветы. - Возможно, вы стоите друг друга, - вскользь заметила Беделия, когда Ганнибал закончил пересказ адаптированной версии событий. - О чем это вы? - О том, что Уилл Грэм заслуживает такого, как вы. - Мне кажется, это звучит неучтиво, - сказал Ганнибал. - Вам кажется, - Беделия взглянула на часы, - ваше время истекло, поэтому позвольте мне попрощаться. В следующий раз жду вас согласно расписанию. - Да, - кивнул Ганнибал, не слишком торопясь уходить, - и все же, быть может, вы дадите мне совет? - Вот это действительно неучтиво. Мы уже обсудили сегодня советы. Единственное, что я могу вам посоветовать – это обратиться к семейному психологу. - О чем вы? – Ганнибал наклонился вперед. - О психологах, которые консультируют пары. - Но мы не пара! - Но вы живете вместе и состоите в близких, доверительных отношениях. Если вы хотите вытянуть вашего Уилла Грэма и при этом разобраться в себе, вам нужна совместная консультация. Вот все, что я могу вам посоветовать. - Это звучит странно, - Ганнибал задумчиво ухмыльнулся, - но интересно. Я еще никогда не участвовал в совместных психологических сеансах такого рода. - Надо ведь когда-нибудь начинать, - философски заметила Беделия и начала аккуратно подбирать осколки.