Когда бутоны чеканят легионами

Ненавижу быть сверху. Позиция, требуемая действий, за которые ты несёшь ответственность. – Чего застрял? Давай вылезай, – слышится знакомый девчачий голосок. Ненавижу этот запах, который моё обоняние ловит уже в очередную сотню раз, – тошнотворный запах ржавого автомобиля. Настолько тошнотворный, что я упираюсь носом в тело своего «брата по несчастью». – В конец рехнулся?! – М-м-м, со вкусом друга детства. Аромат граната, как и в тот день. Семидневка его развеет, подобно выказанному в данный момент недовольству. Этот запах шампуня, что не только ностальгически приятен, но и отдаёт укором в голове. – Валентин!!! Сколько бы меня не убеждал сосед, что нет ничего чудеснее запаха новой машины, аромат девушки всяко приятнее. Мой сосед, что остался по ту сторону лагеря. Жалкий мразотный расхититель Wi-Fi. Ну что, бичара, теперь не попаразитируешь. Конечно, я бы ему провёл отдельную линию, если б тот нас вытащил. – Да ладно тебе, хоть какое-то разнообразие в пробуждениях. Места мало, и Аня пытается вывернуться так, чтобы попасть с колена в запретные места, но от бессилия, достигнув точки раздражения, не скупается в методах и использует кулаки. Приятного мало в таком разнообразии. Преграда сверху нехотя поддаётся движению тела. – Кавабанга! – и люк боевого фургона черепашек-ниндзя открыт. Я поднимаюсь на колени и ловлю сосредоточенный на мне яростный взгляд. В лучших традициях Сайи чужие руки моментально оплели мою спину. В полёте позы зародыша я плюхаюсь на землю, получая с колена меж ног. – Удары всё внушительнее… – с трудом перенося боль, отмечаю я. – На Семёнах идущих к бэд эндам отрабатывала. Легко перепрыгнув через меня, как в игре «резиночка», Аня, потянувшись и зевнув, бросила взгляд в нужном направлении. – Пойдём. Хотелось бы переодеться и успеть до ужина. Девушка откинула курточку, сняла туфли и потрусила босиком в сторону пристани. Бросив взгляд на каблуки, и благословив небеса за бремя в виде именно колена, я снял пиджак, закатал брюки и выправил рубашку. «Что ж, традиция есть традиция». – Да говорю тебе, она сама открывалась! Сама! – доносится пионерский голосок справа. Всё сложнее удержаться, чтобы не отвесить щелбан этим простофилям, традиционно толкающих свою обыденную речь с нотками искреннего удивления и раздражающим приземлённым любопытством. Уж лучше просыпаться в тишине автобуса, за воротами, чем под одни и те же мерзкие голоса. Проделав привычный путь, я вышел к местности, где воздух действительно обретает свойство быть желанный глотком. Место, где после дневной жары ты можешь хотя бы отчасти насладиться прохладой. В общем и целом, пристань – это подъезд лагеря Совёнок. Окинув взглядом окружающее пространство, я замечаю силуэт, от которого исходит понятный мне взгляд. Аня, не скрывая неприязнь, смотрела на ровную гладь воды. Снова эти мысли, да? – Валяй. Опять проснёшься снизу, – иронизирую я не без нотки досады. – Вот думаю, может тебя утопить. – Доминируй, унижай. Развернувшись, Аня подошла к дощатому настилу и свесила ноги в воду. Вторя её действиям, я сажусь рядом. На горизонте появляется Семён, практически моментально сталкивающийся лицом к лицу со Славей. Вечно этот пионер жалуется, что не может уехать. Для нас же выход вообще из разряда сюрреалистичного. Что толку просыпаться в машине, которая блокируется после выхода? Как и чёртовы ворота. Хотя эта ржавая карета вряд ли бы набрала ход, даже при содействии «команды А». Скорее всего сахарозависимая уже до краёв наполнила бензобак своим сокровищем. – Твоя ставка, – слышится игривый голосок слева. – Славя. Вон как слюни пускает. – Принято. Лена. – Есть у тебя предрасположенность к очередным соплям. – Иду на поводу желаний. Как я мечтаю, чтобы ты проснулся в багажнике с Леночкой, приведённой в боевую готовность. Тем временем Славя уводит Семёна. Шоу должно продолжаться. – А ты повзрослел, не считаешь? Вместо ответа, я удостаиваю Аню вопросительным взглядом. – Сам в первые дни твердил, что выпадение недели Слави приравнивается к поражению. Когда крутится вокруг неё этот олух, книги с верхней полки не посбрасываешь. “Потеря любопытного ракурса”. – Ну, так а баньку никто не отменяя-я-я-я-ял. Аня впила свои ногти мне в бок. – Взял бы и изнасиловал её. Снова? Хотя кому я вру. Даже после стольких кругов необходимо сохранять лицо. Перед Аней. Перед самим собой. Планка уже давно опущена им, одним из Семёнов. А зацикленного Джеймса Кемерона, который поднял бы её, я здесь не наблюдаю. Будет ли после такого мутить от себя также, как и от «образцового» пионера? – Насильственный аппарат в багажнике оставил. Не по своей воле, между прочим. Посмотрев на моё лицо, Аня, как всегда филигранно, предугадала мысли. – Семён здесь один. Не стоит его винить за вносимые нотки разнообразия. Иногда они необходимы как глоток свежего воздуха на пристани. Её глаза пронзают мои. Взгляд из детства, направленный за защитный горизонт. Если глаза способны врать, то она до основания сметает этот заслон, этакий последний рубеж. У незнакомца может сложиться ошибочное мнение, что Аня устанавливает прочный зрительный контакт. На самом деле её взор направлен куда-то вдаль. Анины светло-серые глаза имеют привычку ярчайшим образом отражать свет, создавая впечатление искрящегося цвета перванш. – Или поиграл бы в Патрика Суэйзи из «Привидения», – мечтательно продолжил мой друг, – Вместо глиняных горшков – вязание платков. «Не отвечай, это ловушка». – Двинули, а то до ужина не успеем. Сделав пару шагов, я обернулся. – Эх, если Лена, то поплывём на тот островок. Поесть земляники, оставить тебя там. Снова. Ловлю на себе взгляд убийцы. Весёленькие выдались те недельки. Трёхдневные блуждания в шахтах, рюкзак с сухпайком и фраза «экономь». Но даже игры в мстителей в один день приелись. Насколько нас ещё хватит? Как хорошо мы воспринимаем действительность на сегодняшний цикл? Чуть спеша проходим Генду. Аня выставляет ладони вперёд, образуя форму трубочки, и издаёт звук, напоминающий сигнал об обеденном перерыве. – В медпункт пойдём? – беспардонно прерываю её я. – Не надоело детям в котлеты гадости мешать? Надоело. Пионер опять будет верещать, что программа сбилась и ополчилась. Если это тот пионер. В мои годы всех пионеров и не упомнишь. И всё же это лучше, чем пафосные речи о его индивидуальности кукловода. Признаться, поведение Семёнов гораздо шаблоннее и легче предугадывается, нежели у статистов. Взяв пару булочек и кефир из столовой, направляемся к музыкальному кружку. До ужина ещё прилично, поэтому слушаем великолепную живую музыку девочки-персимфанса. – Что вечером делать будем? – Зависит от выбора Семёна, полагаю. – Что-то я устал гонять Шурика. Надеюсь, всё-таки неделя Слави. Леночка-следопыт порой такие номера отмачивает. – Да, креатив так и прёт. Лучше б он воплотился в смене кассеты Ульянки. – Эй, женщина, Арни годен всегда. Признаться, я бы и сам многое отдал за просмотр какого-нибудь русского трэшака. Хоть так. Но сознаешься тут! Аня, судя по всему, решила играть по правилам. Никакой летающей ворованной еды по столовой, никаких карт до третьего дня, никаких запираний Семёна, что ворвался в домик вожатой без стука. На последней неделе Слави смачивание Ленкиного ножа в крови украденного мяса у поварих и возвращение столового прибора в шкафчик выглядело достаточно потешно. Девочка всерьёз решила, что могла зайти далеко и не вспомнить об этом. Программа с функцией адаптации. Хлоп-хлоп-хлоп. Веселился я правда «в одного», Аня предпочла осилить непрочитанные книги. – Это не совсем нормально, знаешь ли, – улыбаясь, заявила в тот день она. – Ага, а писать “Мику — дура” на доске музыкального кружка – просто верх адекватности. И раз мы следуем правилам, придётся спать на природе. У озера весьма неплохо. И если это неделя Слави, придётся вернуть украденный постельный походный комплект до наступления шестого дня. Зубной порошок, спальник, фонарик, тёплые вещи, полотенца, немного еды и запас воды, – необходимый список двум заплутавшим душам. На опыте оставленная записка “киса не воруй” вокруг вещей и немного сахара с пометкой “дар богам”.

***

Аня полюбила смотреть на вечерние посиделки Слави и Семёна. Мол, это как приятная заставка сериала или интро озвучивающей компании, что подарила много часов счастья. Наблюдать за этой парочкой стало для моего друга отдушиной, что внушает спокойствие, в той же мере, как и мне любование Аней в подобные моменты. Этакий особый вид сформировавшегося комменсализма. Спокойствие товарища теплом разливалось по организму. Мы слушали молча. Славя теребила косу, мечтательно уставившись в окно. Все мои шуточки, ассоциации и дурачества уже были озвучены пару сотню циклов тому назад. Семёны петросянят весьма шаблонно. Но разве это важно, находись ты один в кукольном лагере? Необходимо. Другое дело, когда делишь тяготы с кем-то ещё. Приходится работать на качество. – А можно задать глупый вопрос, – донеслось с соседнего столика. Взгляд Ани говорил, что пора на выход, дабы не лезть в окно. В который раз. «В данном цикле она хочет играть по правилам» – напоминаю себя я, а это значит, что самая большая за всю историю Совёнка зига из столов отменяется. В тридцать седьмой раз относительно лениво. Пару мешков сахара этому унтер-офицеру с утра пораньше. Это всегда было смешно, всегда необходимо. Необходимость играть на эмоциях других, дабы не причинять боль друг другу. Так вот и живём. Негласное правило – уважать хобби другого. Проследовав к Генде, мы занимаем нужную лавочку. Тем временем как по часам наш Семён подходит к читающей книгу девушке. Здесь уже застыл я. Аня молча пялилась на меня и улыбалась, я же старался этого не замечать. Унесённые ветром, нет, скорее похищенные демонами. Слушая скупой диалог Семёна и Лены, я закрыл глаза. Сотни и тысячи раз, перепробовав различные точки сосредоточения взгляда, будь то небо Совёнка или один из фонарей, я пришёл к мнению, что подобное нужно воспринимать вслепую, погасив один из органов чувств. Как начало любимых песен иль саундтреков, мы прослушивали «опенинги» ночного Совёнка: Аня – мечтательную Славю, я – переменчивую Лену, несущую теплоту и уют. Именно так они запрограммированы? Открывать в слушателе эмоциональные составляющие?

***

Уделяя внимание партии в шахматы, я с нескрываемым удовольствием смаковал третью победу подряд. В этом цикле выбор пал на неделю Слави. И не столь важно, что спор на интерес. Желание выигрывать что-то давно пропало, остался сам факт наших маленьких побед. День пятый, а уныния и след простыл. Оценив расположение фигур, я забираю белого коня. Аня посмотрела на фигуру с тоской, взгляд её потух. Предугадав подобный поворот событий, я протягиваю другу завёрнутый кусок торта, что смог заранее утащить пред взором поварихи. – Эй, по правилам же играем! – Приятный элемент исключения, их подчёркивающий. Разделив со мной нехитрую добычу, Аня нарушает тишину: – Время. – Что? – Они скоро направятся в медпункт. Пошли на крышу? Вялый кивок послужил ответом. Аня начала утрамбовывать в рюкзак два покрывала. «Будто уток кормить ходим. Наши утиные истории».

***

– Семён? – Самомнение и образ мышления Дональда Дака. – С фэйлами уровня Зиг Зака. – Не соглашусь. Зиг Зак – это вылитый Электроник с его рейдами в библиотеку. Агент утка два нуля. Где-то вдалеке ухал Воланчик, надоедливый совёнок, которому мы впоследствии придумали прозвище. – Как скажите. Ульянка? – Дилли, Вилли, Билли. В одном флаконе. Шурик, Виола, Ольга Дмитриевна? – Винт Разболтайло, Магика де Гипноз, Миссис Крякшелл. Теперь посложнее: Лена и Славя. – Понка Вандеркряк и Гэндра Ди. – Весьма спорно. Стой. А как же Мику с Алисой? – Ну, не все же идеи Диснею тырить у бедного пионерлагеря. И вообще, если выбирать роль для Ульянки, то это будет Гусёна Лапчатая. – Другой мультфильм. – Селезни есть, Зиг Зак есть, ничего не знаю. Тем временем Славя подбирала ключ от двери медпункта, а сыч как всегда был сычом.

***

Неожиданный крик Семёна подталкивает к пробуждению. Мы задремали на крыше? – Точно же, концерт невротика, как из головы-то вылетело? Я открыл глаза и увидел, что Аня, поднявшись, спросонья неуклюже передвигала ноги. – Эй-эй, ты осторожнее там. Осознав, где она находится, девушка пошатнулась и улетела спиной вниз. Резко вскочив, я услышал звук падения с мерзким оттенком. Тут же спрыгнув, убедился: да, Аня сломала шею. Два раза уже видел подобное, но это не то, к чему хотелось бы привыкать. Хорошо хоть добивать не надо. Самое мерзкое занятие. Раздражённый собственной беспечностью, я накрыл тело покрывалом, что мы захватили для удобства сидения на крыше, и подошёл к двери медпункта. – Ты чем-то расстроен, – донеслось оттуда. «Есть немного. С радостью разделю эмоции с вами в оставшиеся дни этого цикла». В горле пересохло, и подступила тошнота. «Нужно прогуляться». Выбор пал на пляж. У меня есть полчаса до того, как сыч и Златовласка уснут. Где-то вдалеке Воланчик отсчитывал, сколько осталось счастливых минут в данном цикле у нашей парочки. Вернувшись под разбор полётов, я улавливаю знакомый голос. – А ты! Быстро со мной! Вожатая вышла вслед за пионером. «Да-да, иди, я тут присмотрю». Я сидел долго и тщательно перебирал варианты, как же мне оторваться на нашем солнышке и её зайчике за произошедшее. Славя уснула, а моя ненависть всё более закипала. – Твою мать, – прошептал я и уткнулся лицом в ладони. Нужно уважать хобби друга. По правилам, так по правилам. Но ведь приятные исключения из них никто не отменял? Выругавшись с лихвой, решил, что так просто эти ребята не отделаются. Пионер, к которому вернётся память прошлых циклов, вряд ли подобное забудет. Тут-то я и вычислю «того самого». Ад, говоришь? Добро пожаловать на первый круг. В кружке кибернетиков должна быть водка. Что если обрызгать ей тело и поджечь? Надеюсь, текстурки выдержат подобный размах. Да, решено, пора за огненной водицей. Приподнявшись, мне дало кровью в голову, и передо мной предстала пара глаз, взор которых направлен в самую суть. Их любопытство резко сменяется разочарованием, и это разочарование отливает от головы и бьёт прямо в сердце. Я подкосился и плюхнулся обратно на стул, ощутив на кончиках пальцев рук неприятное покалывание. В минуте от того, чтобы потерять лицо, стать призраком себя былого, я не воплотил задуманное. «Однако…» Задвинутая ширма позволяет сохранить разум пациента. Летающие флаконы, ампулы и шприцы – это не та замена овечкам, что хотелось бы видеть перед сном. Порывшись хорошенько, я нахожу нужный раствор и три шприца: два обычных и один СССР-овский, железный. Для себя, для неё, для блондиночки. Наполняю шприц. Стоп, точно тот флакон? Давно дело было. Та-а-ак, вот этого тут достаточно. Дилемма. Либо опять копаться в тумбочке, читать метровые инструкции, либо… «В середину бедра? А, да хрен с этой прелюдией. Прямо в шею». От подобной процедуры Славя, естественно, тут же проснулась, слегка повертелась, прижала рукой место укола и чрез мгновение отключилась. Сколько прошло, минут пять, десять? Проверим пульс. – Сдохла, да? Ладно, отчаливаю. Выйдя на свежий воздух и снимая покрывало, уже уверенный, что раствор тот самый, я опустошаю второй шприц. «На всякий случай». Что ж, мой черёд. Конечно, мне придётся соврать, что я великолепно провёл оставшиеся дни в одиночестве. Это всяко легче, чем признать свою зависимость от Ани. Два человека, цепляющихся за тончайшую веточку желания выбраться отсюда, выбраться вместе, не переходят границу дружбы. Как бы я это объяснил? Хвататься за самое прочное, долговечное, нерушимое, дабы не потерять рассудок, человечность и надежду. Если и есть ступень к возвращению в тот мир, наш мир, то она должна быть невероятно прочна. Прислонившись к стене медпункта, я откидываю голову назад и закрываю глаза. Мы спешили, спешили на награждение. Награда не простая в виде картонки, приобретённой на рынке, а государственная. Аня ощутила вкус победы в конном спорте, но лошадей в этом мире нет. Лишь осёл, что лишил её заслуженного триумфа после многолетнего труда. Аня и её товарищ. Полосик. Лишь по названию. Да и не скачки это, а настоящая спортивная дисциплина. Огни зимнего вечера сменяли друг друга. В любой мир приходит зима, удивительное время года, в любой, даже в пустой, состоящий из огоньков света, хлама и одинокой девушки. В любой, но не в этот, не в Совёнок. Аня повернулась к заднему сиденью, а я в тот момент не справился в простейшей ситуации с управлением. Мы ведь спешили, верно? За несколько секунд дистанция между автомобилем и автобусом маршрута 410 сократилась до минимума. А потом случилось невероятное. Мой друг меня простил, не только на словах, на деле. Да, Сёма косвенно сломал ей с хрустом шею, что будет целёхонькой в последующем цикле, а вот я сломал ей жизнь. Да что там сломал, расщепил и размыл пионерскими слезами, затолкав Совёнку по самую глотку. Я уже ощущаю этот тошнотворный запах ржавого автомобиля. Ненавижу просыпаться сверху. Это позиция контроля.