Семейная фотография

Лицо Серсеи оставалось неподвижным, когда Мирцеллу усадили ей на колени. Сыновья сидели по обе стороны от нее, а Роберт должен был стоять за диваном, но предпочел надраться до поросячьего состояния и не явиться на съемку. От Мирцеллы исходил едва уловимый приторно-сладковатый запах, им же несло и от Томмена, только чуть посильнее. Серсея повернула голову влево, потому что вонь, шедшая со стороны Джоффри, была почти невыносимой. Когда его усаживали, раздался неприятный треск, и нога вывалилась из штанины, свободно повиснув под неестественным углом. Серсею тогда чуть не вырвало, но она вовремя вспомнила, что в гостиной постелен персидский ковер. Ногу Джоффри вернули на место, а ей пришлось сесть посередине. — Сейчас-сейчас… — мастер поправил ножку, на которой располагался огромный черный ящик — Серсея и раньше видела камеры, но не так близко. — Еще минут десять, и все будет готово. Не двигайте головой, пожалуйста. Серсее захотелось его придушить. — Давайте побыстрее, — раздраженно заметила она сквозь зубы. — Я бы посмотрела, как бы вы неподвижно сидели с трупами своих детей. Мирцелле вплели в волосы свежие цветы и уложили так, будто бы она заснула на плече у матери. Ни один из котов Томмена не пожелал сидеть спокойно у него на коленях, а при виде дивана все они начинали шипеть, царапаться и извиваться, поэтому мальчику в руки дали мягкие игрушки и солдатиков. С Джоффри пришлось сложнее. Он был самый старший, но заболел самым первым. Его телу было уже девять дней, но Серсея предвидела происходящее и задержала похороны. Поначалу она старалась не вспоминать о предсказании в темном шатре, которое было сделано ей когда-то на ярмарке… однако после того, как болезнь забрала всех троих детей, но не тронула ни одного взрослого, ей пришлось поверить и смириться. Чтобы придать портретное сходство мальчику, ему дали в руки арбалет, который он так любил при жизни. Но более похожим на свой прижизненный образ он не стал: у ее сына никогда не было такого спокойного выражения лица, а его зеленые глаза всегда смотрели прямо и осознанно, пусть часто щурились от раздражения. — Зато они не двигаются, — фотограф согнулся, набрасывая на голову черный полог. — Я предпочитаю снимать мертвую натуру. Когда-то принял заказ на семейную фотографию живых людей, так чуть сам не застрелился. Серсея хотела повернуть голову, но вовремя вспомнила, что двигаться было нельзя. — Джоффри никогда не вел себя спокойно. Он не любил фотографироваться. После его смерти у них будет семейная фотография.