Первенец

      Украдкой кидаю мимолётный взгляд на Эвана, который чистит ружье. Он по-прежнему мало спит и охотится по ночам. Только сейчас он охотится не на людей, и поэтому всегда приходит с дичью, которыми заполнен наш погреб: олени, зайцы, куропатки.       Прошло два года с тех пор, как зажили мой сломанный нос и его лодыжка.       Мы живём вместе в нашем новом доме: я, Эван, Сэмми и Меган. Но совсем скоро нас станет больше.       Я пока не говорила об этом Эвану — даже не знаю, с чего начать. Всё жду, что он сам догадается.       Понимаю, что задержала свой взгляд на Эване дольше положенного и замечаю его заинтересованность. Он улыбается своей сексуальной улыбочкой, плечи расправил, руки засунул в карманы; наверное, думает, эта поза должна в очередной раз свести меня с ума. Что в нем такого, что я хочу дать ему оплеуху и поцеловать, убежать от него и броситься к нему, обнять его и двинуть коленом в пах одновременно? Хотелось бы верить, что это непредвиденный побочный эффект от Прибытия, но уже поздно разбираться — я сдалась его чарам.       — Проверю малышей и пойду спать, — говорю я и поднимаюсь наверх.       Подоткнув одеяльца детей, выхожу из их комнаты и направляюсь в нашу спальню, где меня уже ждёт Эван.       Мы засыпаем «ложечками», как и всегда. Я вдруг просыпаюсь посреди ночи, в первую секунду мне кажется, что я снова в том самом лесу, лежу в своём спальном мешке. Есть только я, плюшевый мишка и моя М-16... и какой-то незнакомец прижимается ко мне за спиной.       «Успокойся, Кэсси, всё хорошо. Это Эван, он спас тебе жизнь, он вы́ходил тебя, и он рисковал своей жизнью ради тебя, а теперь ты ждёшь от него ребёнка».       Я убираю его руку от моей груди. Эван тихо вздыхает. Я легонько касаюсь пальцами ладони Эвана и направляю к своему животу.       Он широко расставляет пальцы, он словно берёт того, кто находится внутри — как когда-то взял моё сердце, принадлежащее теперь ему, — в свои руки и нежно баюкает.       Я понимаю, что Эван уже не спит. Он никогда не умел незаметно следить за мной.       «— Ты хочешь, чтобы я вошёл, Кэсси?       — Я хочу, чтобы ты вошёл, — шепчу я.       Приятное тепло распространяется по всему телу. Оно исходит из моего сердца; кости, плоть, кожа растворяются в нём. Тепло заливает Землю, преодолевает границы Вселенной. Оно везде, и оно — всё. Моё тело и всё, что вне моего тела, сливаются с ним. А потом я чувствую его. Он тоже там, вместе со мной; нас ничто не разделяет, нет такой точки, где заканчивается он и начинаюсь я. Я открываюсь, как цветок навстречу дождю. Мучительно долго и в то же время головокружительно быстро. Я растворяюсь в тепле, растворяюсь в нём. Здесь не на что смотреть, его нельзя описать, он просто есть».       — Ты его тоже чувствуешь? — тихо спрашиваю я, когда он начинает целовать мои волосы.       — Нет, — отвечает он так же тихо. — Но я чувствую, как меняешься ты.       Сердце моё начинает колотиться так, что я боюсь, Эван увидит, как оно бьётся под тонкой пижамой.       Внезапно меня охватывает уже знакомая паника и злость:       — Если у нас родится слизень, я убью тебя, Эван, — грозно шепчу я. — Тебя убью, а слизня оставлю.       — Кэсси. Кэсси от Кассиопея.       — Не начинай, — предупреждаю я его. Это в его духе. Каждый раз, когда я слишком близко подхожу к какой-нибудь разгадке, Эван меняет тему и начинает рассказывать о том, как сильно он любит меня, свою спасительницу, или делится псевдоглубокими наблюдениями о природе моего великолепия. — Я тебе говорила, что если пойму, что ты врал мне о самом главном, я убью тебя.       — А что самое главное? — задаёт всё тот же вопрос Эван.       — Человек ты или не человек.       «Скажи, что человек, Эван. Только скажи так, как надо, чтобы у меня не осталось сомнений. Пожалуйста, Эван, мне правда нужно поверить твоим словам. Да, ты говорил, что нельзя заставить себя поверить… Но, черт, заставь поверить другого. Заставь поверить меня. Скажи это. Скажи, что ты человек».       — Кэсси, я такой же человек, как и ты, — терпеливо повторяет каждый раз свой ответ Эван.       — Вот и проверим! — чуть повышаю я голос, но этого достаточно, чтобы из соседней комнаты прибежал Сэмми.       — Вы ругаетесь? — задаёт он вопрос, не решаясь переступить порог нашей спальни. Брат недоверчиво косится на Эвана — всё ещё не доверяет. Однажды Сэмми спросил у Эвана, почему я кричу по ночам, на что Уокер растерянно поморгал глазами, не находясь, что ответить. «Если ты обижаешь её, — грозно сказал тогда Сэмми, — я всё расскажу Бену!»       Бену ещё не донесли — Сэмми сам стоит на страже, и прибегает каждый раз, стоит только заслышать подозрительные звуки из нашей спальни.       — Нет, малыш, — приподнимаюсь я на локтях, высвобождаясь из объятий Эвана. — Хочешь к нам?       Сэмми уже давно спит отдельно. Но иногда, в такие моменты как сейчас, например, мы позволяем ему присоединиться к нам.       — Хочу, — малыш взбирается на нашу постель, удерживая в руках мишку, у которого с недавних пор нет и второго уха. Сэмми уже большой, чтобы носиться с мишкой, но это наш общий маленький секрет.       — Спи, малыш, — прижимаю я его ближе к себе, и чуть поворачиваю голову, чтобы встретиться губами с Эваном: — Люблю тебя.       А он гладит меня по волосам, повторяет моё имя и ещё говорит:       — Моя подёнка.       Я знаю, что Эван дождётся, когда мы уснём, и уйдёт охотиться. Но так же я знаю, что мой глушитель вернётся до того, как я проснусь.       И пусть так будет всегда́.