Butterfly of hope

      Бэкхён лежит на зеленой траве, подставляя болезненно бледные руки и лицо теплым лучам солнца. Как же все-таки приятно впитывать в себя энергию, что постепенно, день за днем уходит из твоего обессиленного тела, оставляя прогнившую насквозь душу...       Ему хочется остаться здесь навсегда, чтобы солнце не переставало греть его, хочется вдыхать этот запах свежей травы и цветов, хочется забыть о тех темных подвалах, от которых несет гнилью и сыростью. Однако, совсем скоро, максимум часов через пять-шесть, ноги сами понесут его в один из таких подвалов, а в голове останется лишь одна мысль - доза.       Сейчас Бэкхён позволяет себе забыться и представляет, что все это страшный сон, над которым он чуть позже посмеется, а его реальность такая же светлая и теплая, как солнце, что слепит даже через закрытые веки. Парень, разомлевший под теплыми лучами, улыбается своим мыслям и постепенно проваливается в сон...       Бэкхён не задумывался до недавнего времени о том, что же он творит. Да и зачем ему это? Большую часть своей жизни он провел в детдоме, а когда вышел оттуда, у него не было ровным счетом ничего. Тогда он просто поддался повальному увлечению, связавшись, как он теперь осознал, не с той компанией. Бэкхён никому не нужен, толком даже не было тех, кто смог бы объяснить ему, что хорошо, а что плохо. Нет, он, конечно, знал, что наркотики - это прямая дорога к смерти, но тогда ему это не казалось таким серьезным. А сейчас, когда ты чувствуешь, как жизнь утекает из тебя, словно песок через пальцы, невольно задумываешься обо всем, что натворил. Просто приходит осознание, что ты собственноручно сломал себе жизнь. Но сейчас уже слишком поздно.       Бэкхён винит лишь себя. Не тех, кто предложил однажды сначала колеса, а потом и уколоться. Не тех, кто мог бы его остановить, но не сделал этого. Он винит себя и только себя, потому что только он виноват в своей ошибке. И он был бы готов принять свою участь, смириться с тем, что осталось ему совсем немного, если бы не одно "но", на чьих коленях сейчас покоится голова Бэкхёна, чьи руки поглаживают жесткие черные, как смоль, волосы, с чьими пальцами переплетены его собственные. Возможно, этот человек и есть то, что удерживает Бэкхёна живым, не давая отдать Богу душу раньше времени. Ради него Бэк еще живет.       Бэкхён не понимает, почему Чанёль сейчас с ним. Почему не оставит, как когда-то оставили все? Почему всеми силами старается удержать его на плаву, хотя сам Бэк тонет и не желает спасаться? Он просто не понимает и, наверное, уже не поймет. Чанёль предлагал лечение, но тот отказался, списывая все на то, что уже слишком поздно что-либо менять. А может, он просто не хочет?.. Бэкхён ненавидит себя за это, за всю боль и страдания, что он причиняет Чанёлю. Он ломает свою жизнь, но не хочет ломать ее еще и ему. Сколько раз Бэк просил оставить его, забыть, бросить и бежать как можно дальше? Уже и не сосчитать... Тогда Чанёль крепко-крепко прижимал его к себе, четко и ясно давая понять, что никогда не оставит своего Бэкхённи.       Для Бэкхёна было в новинку, что кто-то заботится о нем, дорожит им. И ему это нравилось. Ради Чанёля хотелось меняться, но Бэкхён лишь снова говорил, что уже слишком поздно что-то менять. Но все равно даже сейчас, когда Бэк мирно спит у него на коленях и улыбается во сне, Чанёля не покидает надежда, что все-таки однажды все будет по-другому. Эта надежда хрупка, как крылья бабочки, и такая же красивая... - Бэкки, - касаясь бледной щеки, почти шепотом зовет Чанёль, - просыпайся, нам пора.       Бэкхён неохотно открывает глаза, стараясь прийти в себя. Солнце спряталось за облаками, и степь накрыла тень. - Я не хочу, - голос немного хриплый ото сна. Парень ластится к теплой руке, не желая отпускать. - Я знаю, - Чанёль снисходительно улыбается и позволяет им задержаться еще на полчасика.       Бэкхён смотрит вверх и видит бабочку. Чисто-белые крылья, словно кусочки шелка. Она кружится в воздухе и садится на ветку дерева, под которым отдыхала пара. Бэкхён наблюдает за ней неотрывно, маленькие крылышки медленно то опускаются, то поднимаются. Бабочки, они живут всего лишь несколько дней, большую часть жизни они проводят в облике неприметной гусеницы. Спроси у любого, что он думает о гусенице, и вы вряд ли услышите что-то хорошее. А вот о бабочках люди отзываются совсем иначе, не задумываясь, что каждая бабочка - это та же самая гусеница.       Бэкхён хочет быть бабочкой. Чтобы не было проблем, чтобы можно было спокойно лететь, куда хочешь, чтобы забыть о том, что ты навсегда скован кандалами под названием "Героин". Но ему суждено навсегда остаться гусеницей, пожирающей собственную жизнь, а заодно и жизнь Чанёля...       Бэкхён чувствует, как холодок, бегущий по венам с самого утра, вызывает небольшой зуд под кожей. Он знает это ощущение - первый предвестник ломки. У него есть еще минимум часа два до того, как героиновый голод завладеет им, но он не хочет, чтобы Чанёль видел его таким, поэтому он все же встает. Ему хочется бежать, только вот от самого себя не убежишь. Ровно так же, как и от жестокой реальности. Она непредсказуема, никто не знает, что ждет нас завтра, через час, через минуту... Так и Бэкхён не знал, что буквально через месяц он уже и с кровати встать не сможет. И тогда ему стало по-настоящему страшно, потому что, когда ты говоришь о том, что когда-то еще должно случится, ты думаешь, что к тому времени ты уже будешь готов, но когда сталкиваешься с реальностью лицом к лицу, именно тогда осознаешь, как же сильно ты ошибался. И если раньше Бэкхён всеми силами старался отдалиться от Чанёля, чтобы не быть для него обузой, то сейчас этот парень все, что у него есть. Он судорожно хватается за то единственное, что способно удержать его живым, но понимает, что долго это продолжаться не может.       Бэк чувствует, как прогибается кровать под тяжестью еще одного тела, и открывает глаза. Он видит перед собой улыбающегося Чанёля, и от этой улыбки становится чуточку теплее. - Как ты? - спрашивает Чанёль, хотя, в данной ситуации это, наверное, бессмысленно.       Бэкхён лишь положительно кивает в ответ, не желая, чтобы Чанёль волновался. Так проще. Он не хочет видеть, как тот мучается вместе с ним. - Я кое-что принес для тебя, - Чанёль встает и выходит из комнаты, возвращаясь почти сразу же. В руках у него литровая банка, сверху закрытая тканью. Взяв банку в руки, Бэкхён смотрит на нее и не может поверить своим глазам. За стеклом на дне лежит небольшой цветок, а над ним порхает белая бабочка. Он наблюдает, как насекомое бьется в замкнутом пространстве, и не может оторвать взгляд. - Смотрю я на эту бабочку и тебя вижу... - вдруг заговорил Чанёль, - так же отчаянно пытаешься выбраться из всей этой дряни, как она из банки. - Нет, - хрипит Бэкхён, а бледные потрескавшиеся губы растягиваются в горькой улыбке, - какая из меня бабочка? Скорее гусеница... - Ты задумывался, осознает ли бабочка или та же гусеница, кем она является? Только окружающие видят, кто они на самом деле. Я знаю, какой ты, ты не раз показывал мне себя настоящего. Поверь, Бэкхён, ты самая прекрасная бабочка, просто по неосторожности позволил посадить себя в банку.       Бэк убирает ткань и запускает костлявую руку в банку, доставая бабочку. Она послушно сидит на пальце, медленно опуская и поднимая крылья. Бэкхён смотрит на нее и чувствует, как по щекам текут слезы. - Отпусти ее, - все так же хрипло просит Бэк.       И Чанёль отпускает. Пак поглаживает спящего Бэкхёна по голове. Их хрупкая надежда с каждым днем улетает все дальше, как та самая бабочка, что взмыла вверх, как только Чанёль поднес ее к открытому окну. Но, как говорится, надежда умирает последней, поэтому их надежда будет жить до последнего вздоха Бэкхёна.