Pain

Ами спустилась к пляжу, оглядываясь. Она не знала почему, но ноги ее принесли сюда прямо с самолета. Много вещей она не брала - это буквально на пару дней, проверить, правду сказал Коннор или нет. Но, в первую очередь ей хотелось увидеть пляж, по которому она так соскучилась за время в Нью-Йорке. Нет, с этим местом не было связано много хороших воспоминаний. Она просто хотела увидеть пляж, океан, звезды. Было довольно поздно. Пляж пустовал, никого не было, абсолютно. Скинув с ног кеды и сумку с плеча, оставив их на песке, девушка в шортах зашла по колено в воду. На спокойной глади воды блестело идеально круглое отражение луны. Небольшой ветерок и вода покрылась рябью, искажая диск какого-то мертвенно-белого цвета. Маленькие отражения звездочек, словно светящиеся рыбки, то появлялись, то исчезали на водном зеркале. Океан спал. Ветер спал. Солнце спало. Спало практически все, но где-то невдалеке играла музыка из клуба, слышались пьяные голоса. Но никто не сунется сюда так поздно. Девушка наклонилась и провела пальчиком по воде, оставляя за ним "дорожку", которая тут же рассеялась рябью, а затем и вовсе исчезла. Синеволосая стояла неподвижно. Вода вокруг нее застыла, будто превратилась в ровный-ровный лед, а cама Амелия застряла в нем навсегда. Мысли застыли. Застыло все вокруг нее. Да и сама девушка. Идеально ровная спина, приподнятая голова, бездумный взгляд устремленный на луну. И странная улыбка. Даже не улыбка, просто едва приподнятые уголки губ, как всегда. Это выражение лица всегда надето на бывшей Софи. Измененная внешность. Но можно ли изменить душу? Взять хотя бы тот же мыльный пузырь. Мы можем его увеличить, разделить, «приклеить» к нему еще пузыри. Но мы не сможем изменить воздух, что будет внутри. Мы можем изменить оболочку до неузнаваемости, но мы не изменим душу. Эта улыбка, что всегда присутствовала на устах девушки – это лишь оболочка. «Глаза – отражение души», так ведь говорится? Тусклые, безжизненные. Они изменили ее внешность, изменили имя, а Софи похоронили. Она видела это. Никто не пришел тогда. Она присутствовала на своих же похоронах. Это ужасное чувство. Знать, ты буквально похоронен заживо. Пятнадцать минут девушка уже стояла в воде. Она уже продрогла, но холода будто не замечала. Эта луна завораживала, она была будто бы не такой, как в Нью-Йорке. Хотелось просто смотреть на нее. Не отрывая взгляда. Вечно. Амелия едва смогла отвести взгляд, услышав чьи-то голоса. Придется уйти. Девушка развернулась, низко наклонив голову и выйдя на берег. Она подняла сумку, кеды и осмотрелась. Одно из лиц было очень знакомо, слишком. Она не хотела подслушивать, но так получилось. Сумка упала на землю, а синеволосая плюхнулась рядом, ведь ее все-равно никто не узнает. Особенно если будет молчать. "Твоей девушке повезло с тобой". Коннор наврал. Но зачем? Зачем говорить, что человек ее ищет, когда это не так? Когда у этого человека есть девушка? Амелия подтянула колени к подбородку, обняв их руками и дрожа от холода. В глазах заблестели слезы, но девушка не уходила, ожидала ответа Ирвина. - Вряд ли. Она ушла от меня. На самом деле была авария, но... я не знаю... все слишком похоже на большую ложь, желание убежать... я просто не знаю, возможно я идиот, но у меня часто начинается паранойя из-за этого. Эштон усмехнулся и кинул камень в море, тот через несколько секунд утонул. - Так и люди... тонут... Убежала... Если бы. Если бы он знал, что она хотела разорвать контракт ради него. Чтобы быть с ним. Будучи шестнадцатилетней малявкой, она подписала контракт, не думая о последствиях. Не глядя на условия. Не глядя ни на что. Она была уверена, что карьера певицы никак не повлияет на ее личную жизнь. Как же сильно она ошибалась. Разорвать контракт можно было только после смерти – фиктивной или настоящей – это уже ее выбор. Она могла раскрыться лишь ему, но это было бы опасно – могли узнать. А так что? Новые лица, никто тебя не знает. Эш услышал подозрительный звук на берегу, что-то вроде всхлипывания. - Там кто-то есть? - он подошел ближе, чтобы посмотреть. Но увидел лишь силуэт девушки, который освещал лунный свет. - Хэй, ты чего тут сидишь? Разве нет другого места, где бы ты могла провести время, а то здесь слишком холодно... Девушка тонула в своих мыслях до тех пор, пока не была выведена из них таким знакомым и любимым голосом. Сладкий, тихий и родной голос. Амелия даже отреагировала не сразу, считая, что это все те же ее мечты. Девушка подняла голову. Над ней возвышался Эштон, синеволосая быстро протерла глаза от слез и натянула улыбку. - Да нет, все в порядке, - голос девушки дрогнул от все-равно подступающих слез, а в горле нарастал ком. – Я уже ухожу, в любом случае. Хорошо или же плохо то, что ее голос дрожит? Наверное, хорошо. Сложнее узнать настоящий, который знал он. Возможно, он не забыл? Девушка поднялась и подняла с песка сумку с кедами. Ноги по колено были облеплены песком и девушка начала быстро его смахивать. Амелия вновь задумалась. Так зачем? Зачем она ехала сюда? Ну вот, встретила она его. Встретила. И что теперь? Открыться? Она ехала сюда, чтобы убедиться, что Коннор сказал правду. Почему-то она была уверена в правдивости его слов. Да, она убедилась. Если то, что говорил Ирвин не ложь, то это правда. И что теперь? Открыться? Сказать, что любит? Извиниться перед ним? Просто уйти, зная, что она могла вернуть его? Что они могли быть вместе? Что делать теперь? Задумывалась ли она о том, что будет, если слова первого встречного окажутся правдой? Но нет, она не сможет сказать ему. Боится? Да, определенно. Она не сможет даже прошептать "Я люблю тебя, Ирви". Ирви. Она придумала это прозвище для парня. Наверное, никто более его так не называл. Но оно значило для нее многое. Казалось бы, чего бояться? Хорошей жизни? Любви и ласки? Нет... Бояться быть раскрытой. Возможно, она и сама хотела, чтобы все думали, что она мертва. Чтобы просто скрыться от проблем. Но нет. Проблемы сами догоняли ее и били. Били до боли груди, до потери сознания. Например, сейчас ее догнала еще одна. Имя у нее было - Эта Гребанная Любовь. Да, именно так, пожалуй. При одном виде этого парня она просто готова была растечься лужицей у его ног. При одном виде Ирвина, она готова была, черт возьми, приковать его к себе и не отпускать ни на секунду. Целовать, обнимать, решать с ним все свои... их проблемы. Господи, как же сопливо. Но что поделать, правду не скроешь, да она так и рвалась наружу. Но.. правда пряталась все время с того момента, как девушка осознала свою влюбленность. Тогда, после концерта 14го февраля. Когда Эштон подарил ей цветы в том бальном зале. Когда она стояла на берегу озера и разговаривала с ним. Тогда даже показалось, что он хотел признаться ей в любви. А показалось ли? Мысли неслись вихрем, словно ураган, снося все на своем пути. Мысли об Ирви были тем ураганом, что сносил все остальные мысли, как ему казалось, никому ненужные. Это убивало, на самом деле. Хотелось заблокировать все чувства, что таились в ней, просто вырезать их. Хотя… Кто знает, что хуже, пустота или же боль? Не чувствовать ничего – ни счастья, ни грусти, ни любви, ни злости, ни волнения. Или чувствовать боль, что разрывает изнутри, режет все твои внутренние органы на мелкие кусочки, ломает кости, мнет, рвет, медленно убивает душу? Заставляет кричать, рыдать, причинять себе физическую боль? Желать убить себя? Кто скажет, что лучше? Боль или пустота?