Всякое бывает.

       – Эй, дядя, а куда это вы меня поперли? Я вам не груз какой - сам ходить обучен! – недовольно возмущался юный омега, повиснув на руках у крупного альфы в форме.        – Мальчик, заткнись! – спокойно ответил тот, встряхивая мальчишку.        – Злой ты, дядя! – фыркнул мальчик, устало свешивая вниз белокурую головку. – Куда несешь-то хоть?        – Куда надо, мальчик. И успокойся ты уже!        Но тот и так был спокоен. Да и куда его несут он не точно, но знал: его продали родные родители за карточные долги отца.        Жил он в небогатой семье в мелком портовом городишке; папа его работал швеей на местной фабрике, хотя в последнее время он только и делает, что сидит в декретах; отец его - рыбак, завсегдатай городских пивнушек, где он и проигрывает в карты и свою, и папину зарплаты. Во время одной из таких посиделок проиграл он кругленькую сумму крупной в городе и в его округе шишке, а вот отдать должок было нечем. Дали несчастному неделю на сбор денег, но как он ни старался, как в новые долги ни влезал, итогу ноль. И когда эта шишка пришла домой за деньгами, им честно выигранными, ему сказали, что нет у них денег. Тогда заметил этот важный человек, как во дворе сидит и скучает молодой парнишка. Спросив у хозяев, он выяснил, что это старший сын их - Элем, которого он и попросил потребовал в качестве возврата за долги. И родители не задумываясь ему омегу и всучили, правда не сразу, надо было мальчику сперва все объяснить. А через неделю, когда все вещички были собраны, явился за парнишкой важный мужчина на коне. Взвалил он тонкое тело себе на плечо, да и увез к своему покровителю.        Через пару часов, за которые несчастный омега успел уснуть, они доехали до большого поместья на окраине крупного города, вокруг которого были разбросаны городишки помельче, вроде того, где жил омежка. Дом был большим, сделанным из кирпича. С массивными окнами и высокими дверями. Мальчишка даже засмотрелся на секунду, но его снова довольно небрежно встряхнули, скинув с плеча на каменное крыльцо.        – Ай, можно было и поаккуратнее! – шипел Элем, потирая ушибленный копчик.        Мужчина же, совершенно игнорируя упреки парня, подошел к двери и стукнул кулаком по толстой дубовой поверхности. Вмиг двери открылись, из-за них высунулся молоденький паренек. Он улыбнулся человеку, который довез Элема, и приглашающе приклонил перед ним косматую рыжую голову. Тут же Элема схватили за шкирку и заволокли в дом, богато обставленный.        – Хозяин уже ждет Вас, – сказал все тот же рыжий парнишка, услужливо приклонивши голову. – Позвольте проводить.        Снова Элема схватили и за шиворот потащили по длинным коридорам. Мальчик шел, скучающим взором смеряя помещения, что они проходили; специально медлил, раздражая тем самым своего охранника.        Наконец, они дошли до конца коридора, где находилась дверь, видимо, ведущая в кабинет к, так называемому, хозяину. Рыжий подскочил к двери, коротко постучался и, дождавшись сухого "войдите", открыл дверь, впуская Элема и охранника. POV Элем.        Кабинет был очень большой и мебель в нем была довольно массивная; окно на пол стены, занавешенное плотной шторой; темный, почти черный стол из дерева; широкий диван и кресла.        У окна же стоял высокий человек, которого я разглядел не сразу, понял лишь, что он альфа. Мужчина стоял спиной к нам и курил, отчего легкие мои неприятно сдавило, будто на них надавили прессом. Дурацкая аллергия! Я закашлялся, судорожно пытаясь вздохнуть, но получалось лишь хрипеть. Чувствую себя рыбешкой, которую выкинуло на берег. Я уже начал заваливаться куда-то вбок, но меня перехватил охранник, а мужчина затушил сигарету, приоткрывая окно и впуская чистый воздух.        – Какой хиленький, – негромким баритоном проговорил мужчина, махнув дядьке, что меня принес, рукой, разрешая идти.        Тут же руки, что меня придерживали, пропали и я свалился на пол, продолжая тяжело дышать.        – Ну здравствуй, малыш, как тебя зовут? Сколько тебе лет? Расскажи все о себе.        Игнорируя мои вздохи, он прошел от окна к креслу, усаживаясь в него и закидывая ногу на ногу. Отдышавшись и кое-как встав, я сказал осипшим голосом:        – Элем Мирс, шестнадцать лет, думаю прочие подробности моей жизни вам не нужны, вам ведь меня папочки втюхали, я прав? – выдавливая из себя ехидную улыбку, спросил я.        – Но-но, малыш, не забывай где ты и в каких условиях оказался! – все так же спокойно, но уже с угрозой сказал он. – Элем, мы ведь не хотим ругаться? – в ответ я кивнул, накой мне проблемы с этим странным... – Хорошо. А меня зовут Найлз Миллер. Но ты можешь называть меня "хозяин". Усек?        – То есть, я здесь на правах раба? – спросил я, ошеломленно округлив глаза.        – Верно, но есть одно но: рабов у меня пруд пруди, ты здесь скорее на правах раба-наложника, – Найлз хитро улыбнулся.        – Наложник - это... чего? – до меня медленно, но все таки дошел смысл сказанных мужчиной слов. – Нет, вы чего! Я не стану... – я не мог найти подходящих слов.        – Станешь, малыш, станешь, – с нажимом проговорил Миллер, вставая с кресла и подходя ко мне. – В противном случае мы поругаемся, а со мной, поверь, лучше не ссориться! – склонившись надо мной, сказал мужчина, а я только сейчас заметил, какой он все-таки высокий.        Я весь сжался от какого-то страха, когда он прожигал меня своими странно-серыми, немного белесыми глазами.        Резко он длинными тонкими пальцами перехватил мой подбородок, то опуская его, то поворачивая в стороны, тем самым разглядывая мое лицо внимательнее. Я замер и зажмурил глаза, когда меня сюда тащил, взвалив на плечо, какой-то амбал, мне было куда спокойнее. А сейчас, от одного взгляда этого альфы меня бросает в дрожь. У него очень жестокий взгляд, наполненный не прикрытым презрением.        Я продолжал сидеть с закрытыми глазами. Но когда, этот альфа уткнулся носом мне в макушку, глубоко гулко вдыхая, я разомкнул веки, но увидел только мужскую грудь, закрытую белой рубашкой. Я принюхался, будучи всего в паре миллиметров от шеи Найлза, я четко ощущал его запах.        – Невероятно... – одурев от его аромата, прошептал я.        Мужчина довольно усмехнулся. Он пах невообразимо приятно. Так пахнет молотая корица: терпко и немного горьковато. От этого аромата внизу живота стало приятно тянуть и я просто уткнулся носом в Миллеровскую шею, наслаждаясь запахом.        Но меня прервал сам Найлз, резко потянув за мои и без того короткие волосы. От боли в затылке я тихо заскулил - что-что, а боль я просто не переношу, от малейшего удара или тычка я уже готов выть. Но он, будто не замечая мой скулеж, продолжал пялиться на мое лицо и тянуть волосы.        – Ау-у, ну отпусти, отпусти же, больной что ли! – не выдержав, пропищал я.        – Ты забыл, как должен обращаться ко мне? – злорадствовал он, сильнее оттягивая мои вьющиеся волосы.        – Хо-хозяин! – уже хныча, проговорил я, – пожалуйста, хозяин, отпустите.        – Так-то лучше! – он наконец разжал кулак. – В следующий раз ты дерганьем за косы не отделаешься, – с этими словами он перехватил мою руку у запястья, сильно на нее надавливая, отчего я коротко вскрикнул, пытаясь отдернуть кисть, – какой чувствительный или ты просто боишься, когда тебе делают больно? – улыбаясь своему открытию, проговорил этот садюга.        А я закричал. Ни то от боли, ни то от осознания факта, что под боком у этого человека я не смогу нормально существовать. Постоянное унижение и причинение боли нельзя назвать жизнью, так ведь? Я плакал, пока он сжимал мою руку. Я видел его взгляд: в нем не было сочувствия и даже жалости не было! Было лишь удовлетворение.        Еще бы, я же новая кукла. Совсем молодая: всего шестнадцать лет. Меня можно будет выдрессировать, отделать под себя и использовать. Меня можно будет сломать...        После того, как он отпустил мою руку, я еще пару минут зашуганно сидел у стены и, прижимая к груди ноющее запястье, всхлипывал. Чуть руку мне не сломал!        Затем он позвал все того же охранника и велел ему отвести меня в комнату. Меня снова дернули, отчего я запутался в ногах и упал.        – Будь с ним аккуратнее! – недовольно крикнул Найлз.        Чего это он? Боится, что игрушку помнут?        Мужчина извинился и, подхватив меня на руки, понес неизвестно куда.        По дороге он несколько раз бегло взглянул на меня, а потом покачав головой сказал:        – Ты чего такой тихий-то? По дороге сюда дерзил через слово, а сейчас трясешься весь, – я только отвернулся, шмыгая носом. – Да... Умеет господин Миллер ломать людей, – будто самому себе сказал мужчина, дальше мы шли в тишине.

***

       Три с лишним недели я уже живу в Миллеровской норе, в небольшой комнатке рядом со спальней Найлза. Зачем он держит меня? Чувствую себя вещью, про которую просто забыли. Хотя так оно и лучше. Первые дни Найлз относился ко мне терпимо, только кричал иногда. После первой недели, когда я часто без дела таскался по дому, он отвешивал мне пощечины. С тех дней я предпочитаю отсиживаться в комнате. Вот только раздражают ежедневные стоны дешевых подстилок, которых он приводит. Эти парни за деньги готовы терпеть унижение. Видел я нескольких омежек после ночи с ним, и выглядели они совсем не завидно: синяки, ушибы, многочисленные багровые пятнышки на руках, плечах и шее, продолговатые тонкие царапины, будто их били бечевкой и прочие неприятные последствия страстных ночей. Извращенец чертов! И вот мне бы сидеть и радоваться, что все это происходит не со мной, но почему же я... ревную. Да, мне неприятно нахождение этих шлюх рядом с Найлзом, неприятны их крики посреди ночи, неприятно довольное лицо Хозяина, заходящего ко мне каждое утро, чтобы ехидно спросить: "как спалось?" и "мы тебе не мешали? ".        К тому же, мне кажется, что моя первая течка не за горами - видать пляшут гормончики от этих ежевечерних концертов. Сегодня с утра чувствую себя, словно не в своей тарелке: стал чувствительнее к запахам, живот тянет, и стояк с утра все никак не проходил.        Ох, не к добру...        К вечеру мне совсем поплохело. Трясло, бросало то в жар, то в холод, странно кружилась голова и в заднице зудело. Хотелось сжаться в комочек и не ощущать этого возбуждения по всему телу, этой волнующей дрожи.        За стеной послышался стук дверей - Миллер пришел с очередным любовником. Ну конечно, трахайтесь на здоровье, а я тихонечко подохну от ваших криков-стонов!        – Малыш, – он как обычно зашел ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи, но отчего-то замер. – А я то думал, что уже не дотерплю до течки! – воскликнул он и тут же вышел.        Было слышно, как он выпроваживает приведенного им омегу. А затем неспешно, словно оттягивая момент, идет обратно ко мне.        Дверь открылась медленно, впуская в комнату альфий запах, от которого меня всего буквально скрутило. Я из последних сил встал с кровати. Теплая струйка смазки тут же прокатилась по бедру, хорошо что я по уши замотан в одеяло!        – Чего желаете? – спросил я хрипло. – Я спать собирался.        – Ну что же ты, малыш, взгляни на себя, я желаю помочь тебе, – мурчащим голосом проговорил он, медленно двигаясь ко мне.        Сейчас я почему то загляделся на него. Он вроде самый обычный альфа, ну ничего особенного: высокий, плечистый; волосы у него светло-каштановые, слегка зализанные назад; длинное лицо овальной формы с высокими скулами, тонкие губы, длинный прямой нос. Единственное - его глаза. Снова. Но сейчас его взгляд уже не сквозил жестокостью, сейчас он горел предвкушением, страстью, похотью. Теперь мне не не по себе, теперь этот стеклянный взгляд манит меня.        А-ай, черт бы побрал эту течку! Я отступил от него к стене.        – Элем, подойди! – видимо, взяв себя в руки, приказал он.        Не подойду - прибьет к чертям, по глазам вижу! А он стоит и ожидающе пя-ялится на меня, собака! Я, кое-как переставляя ноги, по которым вовсю текло, подошел к мужчине.        – Ты же хочешь, чтобы я помог тебе? – спросил он, глядя на меня своими бесцветными глазами сверху в низ и подозрительно ласково улыбаясь - совратить хочет.        Не дожидаясь моего ответа, он склонился над моим лицом, и притянул меня к себе, впиваясь в губы поцелуем. У меня сперло дыхание. Возбуждение накатывало. В паху тянуло и, кажется, у меня встал!        "Ой, дурак, вспомни внешний вид омег, переспавших с ним, что тоже хочешь довести меня до такого?!" – ругал я свой стояк, а сам просто плыл от поцелуя.        Он целовал очень страстно, терзая мои губы и язык. Отвлекшись на поцелуй, я не заметил, как он стянул с меня одеяло, открывая мое абсолютно голое возбужденное тело. Найлз кончиками пальцев коснулся моей шеи, медленно опускаясь к плечам, ключицам, затем к груди. Он гладил кожу, едва касаясь ее. Но когда он легонько ногтями зацепил мои соски, я не смог удержать стона, простонав прямо ему в губы.        И Миллер будто с цепи сорвался! Схватил меня под ягодицы и утащил в свою комнату, где скинув на огромную мягкую постель, навалился на меня сверху.        Он продолжал целовать меня, одной рукой поглаживая мои бедра и пах, другой лаская сосок. Я уже буквально весь извелся, извивался под ним, то обхватывал его шею, то руками упирался в грудь.        Больше не продержаться.        – Найлз, – позвал я капризным голосом, – пожалуйста, пожалуйста, я так больше могу! – захныкал я, и плевать, что будет больно.        Мужчина понимающе кивнул и, отстранившись, начал стягивать с себя одежду. А я потянулся к своему изнывающему члену, за что получил удар по руке.        – Даже не думай там себя касаться! – прорычал Найлз. – Сегодня ты мой.        Наконец покончив с одеждой, Миллер перевернул меня на живот, под бедра подкладывая подушку. Я почувствовал, как в меня тыкаются чем-то твердым, не мудрено чем.        – Эй, а... а растяжка?! – пискнул я.        – Малыш, зря же время теряем, течка свое дело сделает, поверь.        С этими словами он толкнулся. Я бы не сказал, что было чертовски больно, но чертовски неприятно это точно! А ведь это только головка, но ощущения такие, будто в меня всунули толстую такую ручку от зонта, хотя откуда мне оно может быть знакомо. Больно все же. Я тяжело выдохнул. Мы пролежали так минуту, может меньше и он возобновил движение, медленно проталкиваясь в меня. Вот тут я уже заорал благим, мать его, матом! Такое чувство, что мой зад беззастенчиво рвут. Из глаз брызнули слезы, я ухватился за простыню пальцами, комкая ее и собирая под себя.        – Да ты, малыш, узкий! – с натугой проговорил Найлз, до сих пор погружаясь в меня.        Сучонок, а ты о чем думал, когда в девственника пихать свою фигню начинал?        Наконец, он начал двигаться более менее свободно, скользя то вперед, то назад. Темп был быстрым и сбивчивым. И я тоже начал получать удовольствие, постанывая и подмахивая бедрами в такт с альфой. Я был на пределе. Постоянно потираясь членом об подушку, я кончил, коротко вскрикивая и обмякая на постели под Найлзом, который вскоре, увеличив темп и глубоко вбиваясь в меня, излился внутрь.        Да я устал! Чувство, будто целый день таскал ящики с тканями у папы в швейке.        Пока я устало сопел в простыню, смакуя свои ощущения, меня поклонило в сон. Такая тягучая-тягучая усталость накатила, что я не заметил, как задремал.        А разбудила меня адовая боль в шее, словно металлическими щипцами подцепили кожу. Ну я, ясное дело, закричал. Еще не опомнившись от своего короткого сна, я забрыкался, подскакивая на пружинистом матрасе. Меня приструнила твердая рука, перехватившая меня за плечи, и, вжавшая в постель. А еще теплый шершавый язык, зализывающий то место, где несколько секунд назад жгло от боли.        – Успокойся, я тебя просто пометил, – едва слышно шепнул Миллер мне на ухо.        – А по лучше момента подобрать не мог, а, хозяин?! – прошипел, аки змий, я, злобно размахивая руками.        – Ну извини, приустал я маленько, забыл, – проворчал альфа, – и еще: с этого момента можешь не называть меня хозяином, – как никогда, довольно улыбнулся он.        – И как же мне величать Вас прикажите?        – Ну неплохо бы было "любимый муж", но тут уже у тебя полнейшая свобода, фантазируй, придумывай новые вариации, главное – со словом "муж", – продолжал лыбиться он. А меня это уже пугает!        Мужем, он хочет, чтобы я стал его мужем! Да это же можно расценивать, как предложение! Ой, блин, глаза заслезились. Только не реви, Элем, не реви!        – Ну, наприме-ер, – задумчиво протянул я, поднимая мокрые глаза к потолку, – прости, пока я не могу придумать хорошего оскорбления, целиком и полностью характеризующего тебя, так как абсолютно все тебе подходит, – хмыкнул я, зевнув.        – А язык за зубами все же попридержать придется, – задумчиво приговорил Найлз, гладя меня по спине. – Вздремни, малыш, у нас еще целая неделя впереди, а потом и целая жизнь.        С этими словами он поцеловал меня между лопаток и упал рядышком со мной.        – Знаешь, а я согласен терпеть тебя целую жизнь! Только при условии, что ты не будешь курить и таскать в дом омег!        – Договорились, малыш, договорились...