Горячее радио «Энтерпрайз»

У него были совершенно щенячьи глаза, румяные щёки и заметный, но не режущий ухо, акцент. – С таким произношением – только принеси-подай. Только за кадром, за сценой, не в эфире, – сказал я ему, – Ты не обижайся, люди мне всё равно нужны, я тебя беру в любом случае, но не в эфир. Кажется, я только что разбил чью-то мечту. Ещё вчера мы были обычным коротковолновиком, охватывающим квартал, но мне упало наследство, и я рискнул – купил вещание на средних волнах, а также новую студию. Теперь «Радио «Энтерпрайз» вещало не только на квартал, город, но и на весь штат Калифорния, вплетаясь в многоголосицу эфира. Наследство мне досталось от отца давно, но распоряжаться им я мог только с момента, когда все три душеприказчика пришли к одному мнению, что я готов его принять и не промотаю его на баб и выпивку. Если что, это цитата. Двое давно мечтали спихнуть с себя эту ношу – присматривание за чужими деньгами, а вот третий … Но вот согласился и он. – Ты всё равно студент, какая тебе разница, подрабатывать официантом или разносить кофе на радиостанции, – неудачно пошутил я и тут же извинился за бестактность. По лицу парня было видно, что я его не особо задел, но извинение он оценил. – Сначала кофе, потом будешь помогать составлять тексты, потом станешь помощником звукоинженера. Парень, у меня на тебя большие планы, а тебе есть куда расти. Звук бьющейся мечты стал не таким громким. Я же знал, что он – умница, реалист и умеет изменять мечту. – Это Спок, наш финансовый директор. Не запоминай это, не запоминай! Спок, это наш новый сотрудник, Чехов. Включи его в ведомость, подай документы на страховку. Ну, сам всё знаешь. Так, Чехов, пошли дальше. Ухура – она отвечает за выпуски новостей, автор программ, ведёт утреннее шоу и просто красавица. Это – Крис. Прости, душа моя, Кристин Чепел. Она у нас самый крутой, правда, и единственный, корреспондент, работает «в полях», а ещё она сталкер и стрингер. Нет, Чехов, это тоже не запоминай. Девочки, это Чехов, наш новый. Новый. Новенький. Так, там ничего интересного, там Скотти, подвал, резервное питание, техподдержка, крысы, самогон. По секрету: сердце нашей радиостанции не в студии, а здесь, в техотделе. Кстати, списанная, сломанная аппаратура – тоже там. Если что надо, ткни пальцем, Монтгомери Скотт найдёт тебе работающее или сам починит и с тобой поделится. Девочки, вы сегодня ши-икарно выглядите. Я вам это уже говорил? Кристин, коротко стриженная блондинка в штанах-карго и куртке защитного цвета, фыркнула: – Джим, съешь таблетку-непиздинку и заткнись уже, оставь мальчика в покое. А ещё лучше давай я завершу экскурсию. С чистой совестью я сплавил пацана ей и свалил в свой кабинет. Боги вселенной! У меня теперь есть свой кабинет. Раз уж я решил стать серьёзным дельцом, то мне нужен приличный офис. Мы съехали из прежней конуры и выкупили площади у разорившейся «Любовь-FM». «Любовники» – так мы называли в нашей компании сотрудников «Любовь-FM» – смотрели на нас голодными взглядами и спрашивали, не нужны ли нам сотрудники, профессионалы высшего класса. Услышав отказ, они поджимали губы и говорили, что мы многое теряем, то-сё, потом желали удачи таким тоном, словно проклинали до третьего колена. А их финансовый директор – так и вовсе до пятого. Спок в ответ и ухом не повёл, проигнорировал, как всегда. На самом же деле, нам требовались люди, свежая кровь, нас было ужасно мало. Но не брать же «любовников»! Мне не нужны эти профессионалы-нытики о вечной любви, баллады о вечной любви, и саму вечную любовь тоже к чёрту. Мне нужно шоу, огонь, секс и немного политики. Поэтому коллектив я подбирал сам, не торопясь, беседуя с каждым претендентом. Сейчас все мои перерабатывают, конечно, но они мне доверяют и знают, что я пытаюсь облегчить их адский труд. Я посмотрел на часы – ага, вот сейчас Крис знакомит Чехова с таким же новичком, как и он сам. Кстати, надо будет внушить ей, что нельзя хамить начальству, а начальство – это я. Какое-никакое. Хм. Ах, да, новичок, Хикару Сулу, работает у нас только третью неделю, но этот сын самураев показал себя не только как хороший звукоинженер, но и как человек, спасший эфир и взявший на себя функции диджея, когда я немного перебрал. Он вышел в эфир вместо меня, а я занял его место за перегородкой, где следил за пультом и тихо блевал в ведро. Хороший парень этот Чехов. Учится в Беркли. Экстерном. В семнадцать. Хороший. Но ноги его в эфире не будет. Акцент у него славянский. Несильный, по большому счёту, на него внимания даже не обращаешь, но он есть. Однако, радио – это его. Я чувствовал. «Своих» людей я чувствую. – Спок! Ты у нас финдир, а кто ещё? – Бухгалтер. Я подумал, покачался на стуле и уточнил: – А кто ещё? Спок заглянул в кабинет с кипой бумаг и выражением лица, напоминающим о приступе зубной боли. – Связи с общественностью и реклама. – Ты ж, моя-то. Сегодня собеседование на должность директора по рекламе. И с общественностью! – Не знай я Спока так хорошо, обязательно бы прослушал вздох облегчения. – Этого же человека планирую кинуть на службу новостей, в помощь Ухуре. Сниму с неё это бремя. Спок исчез с тем же загадочным выражением лица, что и появился. А я вспомнил, о чём забыл. Ладно. С ним Чехов познакомится позже, никуда не денется, в процессе работы и познакомится. На собеседование явились две блондинки, и я хищно облизнулся. Количество блондинок на радио просто зашкаливало. Смотрели, правда, девочки друг на друга так, словно готовы были вырвать друг другу глотку зубами прямо здесь. Люблю здоровую конкуренцию. Пригласил я сначала ту, у которой были длинные волосы, уложенные в замысловатую причёску. – Дженис Рэнд. О, могу я вас звать Дженис? Зовите меня Джимом. Привет, Дженис. – Привет, Джим, – сказала она, откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу. – Полагаю, я должна тебе рассказать, почему ты должен взять меня, а не её? Забудь. Ты берёшь нас обеих. Эта сучка хороша, поверь мне. Но и я не хуже. Только сферы у нас разные. Я понял, что выгляжу по-идиотски, что-то наподобие «моя челюсть упала». Да, как-то так говорят. – Я знаю, что вам нужны люди, я знаю, что ты возьмёшь нас обеих. Кроме того, я знаю, что у тебя нет секретарши и ты никогда об этом даже не думал, а зря, Джим, очень зря. Тут она встала и потянулась ко мне через стол, и я даже смог заглянуть в её неглубокое, но всё равно манящее декольте. Пока я ждал, что она проведёт своими ярко-красными коготками по моей щеке, она сцапала мой ежедневник и грязную чашку из-под кофе. – Я нужна тебе, Джим. Кстати, «обед с спонсором» пишется «со спонсором». – Принята, – прохрипел я. Дженис подмигнула мне, цокнув при этом язычком, затем, покачивая бёдрами, дошла до двери, открыла её и хорошо поставленным голосом безукоризненно вежливо произнесла: – Мисс, проходите. Босс ждёт вас. Я принял Кэрол Маркус и тут же свалил на неё всё, что собирался, начиная от рекламы и заканчивая обедом со спонсором в пятницу. Потом я решил представить её и Дженис, вышел из кабинета и был приятно ошеломлён: рабочие устанавливали стойку, а Скотти бегал и налаживал рабочее место для новоиспечённого секретаря. – А … – Я позвонила и заказала, – невозмутимо ответила Дженис. – Сэр, звонили из налоговой и санинспекции. Кстати, кофемашина сломалась. – Я уже починил! – выскочил откуда-то Чехов, сияющий и дружелюбный, как щенок. Скотти хлопнул его по плечу, и они тут же обменялись какими-то инструментами. Похоже, до подвала Чехов добрался сам, я же говорю – молодец парень. Тут появилась и Ухура, начала втолковывать мне про сетку вещания, которую нужно менять, она у нас слишком плавающая – единственная константа: утреннее шоу, ночное и два выпуска новостей. Остальное у нас – как бог на душу положит. А кладёт он изрядно. – Стоп. А кто сейчас в эфире? Лицо Ухуры исказил ужас, она бросилась назад, по пути чуть не снеся Кристин. Увы и ах, положение опять спасал Сулу. Люблю я нашу радиостанцию. В первый день Чехов зарекомендовал себя с лучшей стороны. Самой лучшей. Он разносил кофе, заказывал нам бутерброды и китайскую еду, починил не только кофемашину, но и что-то там у Скотти, с которым уже успел спеться. С Сулу они неплохо сошлись, уже к концу дня тот доверил ему пульт и потащил в подвал, снова к Монтгомери Скотту, вынудив меня следить за брошенным пультом. Люблю нашу радиостанцию. – Джим, отпусти мальчишку, он тут целый день. На первый раз – хватит. – Крис, ты взяла над ним опеку? У Кристин Чепел много тайн, разрешение на ношение оружия и восемнадцатилетняя любовница. Я вообще не понимаю, как на меня свалилось такое счастье и почему Крис всё ещё на меня работает. Хотя, нет, знаю. Она предана не мне, а главному зануде нашего радио, главному острому языку нашего радио, главному по сексу на нашем радио. И – да. Главный по сексу – я так и предлагал вписать в контракт. Кристин предана Леонарду Маккою, моему хорошему другу, бывшему военному врачу, ныне просто врачу широкого профиля. Крис была его медсестрой и нянчилась с ним в своё время, избавляла от посттравматического синдрома. Ох уж эти войны. Она и привезла его сюда, в Калифорнию, ко мне под бочок, и сама осталась при нём. Шикарная женщина. А Маккой – это наша гордость и наш бич. Это сварливое создание, злобное, как сам Цербер, пасущий своё стадо. Или он не пас стада? Маккой – бывший военный хирург, плюс имеет в анамнезе множество публикаций и работ по психологии. А ещё он детский врач. И кардиолог. Широчайшего профиля человек. Я его соблазнил пойти к нам работать, когда у него был нервный срыв – он уволился с работы из клиники для звёзд Голливуда. С ним такое периодически случается – его берут в супер-пупер дорогущую и престижную больницу, а через полтора года он начинает психовать от однообразия и увольняется. Сидит дома сычом, пьёт чёртов виски, потом снова устраивается в следующую больничку. Пока его спасает только то, что он крутой специалист и такого, как он, все хотят. Ну так в один из таких моментов, я заявился к нему домой со Скотти и шотландским виски. Скотти мне был нужен для того, чтобы подпоить любезного доктора до нужного мне состояния. Дальше – дело техники. – Боунз, а ты не думал, что тебе нужен годовой отпуск? А ещё лучше – двухгодичный. Твоих сбережений хватит, плюс, парень, я хочу нанять тебя и буду платить. В пропорции «кровь доктора Маккоя и виски, один к одному», Леонард подписал контракт не заморачиваясь. Вот так он и стал главным по сексу, а моя, тогда ещё коротковолновая, радиостанция обзавелась офигенно горячим шоу «Спроси об этом». Маккой, правда, протрезвев, с его слов, охуел – и это мягко говоря – когда узнал, что стал ведущим ночного шоу о сексе, проблемах секса, любви к сексу и вообще скорой сексологической помощи. – При чём тут опекунство. Просто парень устал, я же вижу, но он не признается в этом. Ему семнадцать и это его первый рабочий день. И потом, – тут Крис понизила голос, – я не хочу, чтобы юношеская впечатлительная натура столкнулась … – Стоп. Понял. Чехов. ЧЕХОВ! Иди сюда! А, вот ты где. Чехов, дуй домой, время одиннадцатый час. Жду тебя завтра к восьми. Нет. Лучше к семи. Поможешь Дженис, потом будешь свободен до десяти. Потом… хотя, знаешь, неважно. Завтра тебя загружу. Ну, с первым днём тебя на «Радио «Энтерпрайз». Кстати, стой. У тебя случайно нет музыкального образования? – Есть, – ответил парень и взглянул на меня своими преданными глазищами. Мне даже стало совестно, но на секунду. – Супер. Нам надо сочинить и записать новые джинглы. Ладно, детка, ты – космос. Вали домой. Тут от входа раздалось: – Как вы меня бесите. Я доктор, а не чёртов сексопатолог! (прим.: в США это зовётся по-другому, но здесь мне нужен именно, чисто наш термин). Мы с Кристин быстро переглянулись, и я отправился встречать Боунза, который каждый свой вечер на радиостанции начинал с этих слов. Крис же стала подталкивать к выходу опешившего Чехова. Последнее, что я слышал, было: – А, кто это? – Иди, малыш, иди. Послушай лучше вечером радио. Иди. – Спок! – Да, Джим? – Ты купил билеты? – Да, Джим, я купила билеты! – Дженис? – Я же чёртова секретарша, Джим. Места в партере, за полцены. Не спрашивай, как. Спок невозмутимо пожал плечами. Он уже вошёл в мой кабинет с кружкой утреннего травяного чая и налоговой декларацией. – Спок, если ты не хочешь, можешь не ходить. Я пойму. – А что это такое – «казачий хор»? – Дженис, у тебя других дел нет? Рэнд понятливо смылась из зоны видимости, а я снова обратился к Споку. – Джим, я же сказал, что пойду. Мне интересны музыкальные традиции других стран. А уж мне-то как были интересны. Я намеревался прослушать всё это нытьё со сцены, а затем выбрать момент и договориться с их представителем об интервью. Спока я брал с собой, потому что он – Спок. К тому же – финансовый директор и бухгалтер. Если нас что-то попросят оплатить – уф, это к нему. Спок – славный малый, я знаю его всего лет пять, но за это время я понял, что второго такого человека нет ни на Земле, ни во всей Вселенной. А ещё он – загадка для психиатрии. Я познакомился с ним, когда навещал Маккоя на работе в психиатрической клинике, конечно же, для звёзд. Конечно, у Спока было имя, фамилия и водительское удостоверение, но, чтобы не палить его крутых родителей, он был записан как Спок, охотно откликался на Спока и был Споком. Загадка психиатрии состояла в том, что в парне было то, что не может быть в одном комплекте. Он был подвержен приступам гнева, и у него был синдром Аспергера. Все знают, что мозг в этом случае работает совершенно по-разному, вырабатывает разную химию, но факт в том, что мозг Спока был на редкость изобретательным и поэтому, вырабатывал свои мозговые вещества для обоих состояний и они не взаимоисключали друг друга. Познакомился я с ним в тот момент, когда он пытался проломить голову санитару. Даже не знаю, почему, но я командным голосом приказал ему оставить это занятие. А он взял и послушал. Слово за слово, плюс консультация с Маккоем – так я и узнал, что Споку всё время приходится подавлять в себе гнев, а синдром Аспергера делает его ещё более странным в глазах обывателей, заторможенным. Когда Споку сказали, что выпишут из больницы, если родители найдут ему того, кто будет за ним постоянно присматривать, я напросился в гости к папе Сареку и маме Аманде, поболтал с ними и взял на себя ответственность за Спока. Он такой парень, этот Спок, я никого надёжнее и рассудительнее не встречал. Как-то я так на него влияю, что он всегда спокоен теперь и почти обычный член нашего общества. Короче, с кем мне идти на «казачий хор», как не с ним? В дверь постучали, и в образовавшуюся щель просунулась голова Чехова. – Я ещё могу что-то сделать для вас? – А что ты уже сделал? – Достал билеты. – Тыыыы? – Мне Дженис велела. – Мистеру Чехову, очевидно, было это сделать легче, он же русский, не так ли? – Ну, как русский, – Чехов замялся, очевидно, пытаясь разобраться в химическом составе своей ДНК, – вот бабушка у меня грузинка, а вот бабушка с другой стороны – украинка. Ой, а прадед – еврей. Кстати, что интересно, мама у меня русская, вроде, но из Германии. То есть, вроде бы, немка. Спок невозмутимо глотнул травяной чай. – Да, Чехов, с таким набором родственников ты точно русский или американец. Наш новичок развёл руки, дескать, сам выбирай, и тут я вспомнил, что у нас должно быть собрание. – Так, иди в студию, скажи Кристин, которая сейчас там, чтобы ставила музыку на час, нон-стоп, и шла на собрание. Остальных сам позову. Э, про Сулу не забудь. – Так, чуваки, нам нужна стабильная сетка, это первое. Я сделаю это сам, с помощью Дженис, но мне интересны ваши пожелания. Второе. Вашу мать! У нас нет перебивок! Ни джинглов радиостанции, ни рекламных! Кстати, Кэрол, напоминаю, завтра пятница, и завтра у тебя обед со спонсором. Хочу, чтобы в нас вложили деньги, а заодно уболтай его на рекламу у нас. – Он производитель детских товаров, Джим. Вот тут я поперхнулся. – Покупай подгузники скоре-е-ей, секс делает детей, – внезапно пропел Чехов. На лице Спока проявилось слабое подобие одобрения, Ухура и Крис, между которыми сидел Чехов, не сговариваясь, чмокнули его в щёки. Я же одобрительно вскинул палец: – Вот. Учитесь. Креативно мыслит. Дженис тут же что-то застрочила в блокнот. Скотти прилежно поднял руку, прося слова. – А можно я его запишу? У меня хорошо получится. Всегда мечтал петь. И он спел. На лице Спока проступила тревога и одобрение. С тревогой я не разобрался, но был удивлён, что сегодня мой финансовый директор так буйно эмоционален. Кэрол Маркус вздохнула и пообещала вытрясти из чувака-на-обед договор на рекламу. Потом мы ещё немного поговорили, Чехов притащил всем кофе и набросал график выхода новостей: ежечасовые трёхминутные, через каждые три часа – пятиминутные, плюс получасовые утренние и вечерние. – А почему такое корявое распределение? – Не корявое. Этот график соответствует графику колебаний активности мозга, – ответил Спок, хотя спрашивал я не его. – Верно, – удивлённо ответил Чехов. – А ещё вечерние совпадают с окончанием рабочего дня у многих, и кому-то будет важно послушать их в машине. Всё равно в машине не потанцуешь, значит, танцевальную музыку не поставишь. А рок способен вызывать агрессию и на нас могут подать в суд, прецедент … – … 1996 года, Баффало, штат Нью-Йорк, Смит против Радио «100 XR». Чехов, как влепился взглядом в Спока, так и забыл изобразить хоть какое-то приличие, пялился и пялился. – А баллады вгоняют в сон, что чревато для водителей, я понял-понял. Мальчики, я смотрю, вы подружились. Чехов расцвёл своей неповторимой улыбкой, Ухура и Крис умилились и снова чмокнули его в щёки. Кэрол я поймал на том, что, прикрывшись своим блокнотом, она показывала Чехову большой палец. Ай, молодец, за сутки стал всеобщим любимцем. – По поводу ночного шоу «Спроси об этом». Тут раздались всеобщие стоны, громче всех страдал Сулу. Три недели назад он познакомился с Маккоем и до сих пор был под впечатлением. – А, что с ним не так? – спросил Чехов. – И я не знал, что ответить. – Я послушал вчера. Оно классное. Идёт по классическому сценарию, сначала основная тема, ведущий, он же специалист, рассказывает о какой-то проблеме, затем – приём звонков. Классный, кстати, специалист, мне понравились его едкие, но всегда втемные шуточки. Правда, 50% из них касаются дрочки, что наводит на мысль, что у него самого с сексуальной жизнью не всё в порядке. Что я такого сказал? Крис ушла в глубокое закрывание лица ладошкой, Скотти закатил глаза к потолку, Сулу принялся имитировать удары головой о стол, Ухура придерживала пальцем нервный тик у правого глаза и лихорадочно глотала при этом кофе, Дженис пыталась оставаться хладнокровной, но это удавалось с трудом, так как, судя по всему, ей очень хотелось смеяться - она покусывала себе губы. Только три человека были невозмутимы – Кэрол Маркус, которая понятия не имела, о ком идёт речь, Спок, который посредством самоконтроля познал дзен, и я. – Нет никаких звонков, Чехов. – При бешеной популярности шоу, при пачках писем – нет звонков, – Кристин ловким движением отобрала у меня сигарету, растерзала в руке и выкинула, – Джим, ты обещал бросить. Звонков нет, потому что, как ты сказал, из-за едких, но популярных шуточек нам боятся звонить. Никто не хочет быть обсмеянным в прямом эфире. Послушать про других – пожалуйста. Плюс у нас нет человека, который бы принимал звонки. Дженис тут же начала тянуть руку со своего места, подражая Скотти. Я дал ей слово. – Я! Я буду принимать звонки! – Тогда ты сутками будешь жить здесь, дорогая. После дневной смены – в ночь. – Мы изменим график, – тут же нашёлся Чехов. – Шоу же еженощное? По два часа? Сделаем его в пятницу и субботу, по три часа. Погодите, но откуда же берутся звонки? Пришлось опять вступить мне. – Мы их сами и записываем. Составляем список вопросов и записываем их. Мы и наши друзья, которые умеют держать язык за зубами. На разные голоса, Чехов, на разные голоса. Лично я только вчера изображал парня с эректильной дисфункцией и дедка с вечно стоящим членом. – Так это вы-ы-ы-ы, – восхищённо протянул он, и я почувствовал, что набираю очки в его глазах. Правда, я не понял, мне это воспринимать как комплимент или как унижение. – Так, что с шоу? Вы хотели что-то предложить? Самым кислым тоном, на который был способен, я протянул: – Я хотел спросить – доколе? Может, изменим формат? Я вечно боюсь, что нас с этими звонками расколют. Тут два выхода: или пробить язык Маккоя гвоздями, чтобы он не хохмил и не издевался над несчастными, или отказаться от звонков. Первое не выход, потому что он и с пробитым языком умеет говорить гадости, второе не выход – это главная фишка шоу, которое любят за тему секса и эти шуточки. Ладно. Думайте. Отложим пока эту тему. – Спок? – Да, Джим? – Спок, ты понимаешь, что ты всё это покупаешь на свои деньги и я тебе должен? Мой первый помощник на нашей безумной радиостанции невозмутимо и размеренно потрошил пакеты из магазина, раскладывая продукты по полкам холодильника и шкафам. Я был дико благодарен ему за то, что он следил за тем, чтобы я не умер с голоду и иногда появлялся дома, но каждый раз он покупал продукты и мелочи в ванную за свои, а не за мои деньги. А я щепетилен, чёрт побери! Нет, Спок не отдавал мне последнее и не отрывал от сердца, наоборот, родители снабжали его деньгами, снимали ему квартиру и даже пытались платить мне за то, что я приглядывал за их сыном. Вот этой фигни мне как раз и не нужно было! – Мы друзья, Джим? – Друзья. По логике Спока – разговор был окончен. Я молча обнял его, похлопав по сухощавой, стройной спине, в ответ он только фыркнул мне в шею что-то, наверное, нежное, но очень неразборчивое. Я обязательно придумаю, как вернуть ему деньги. Потом. – Кстати, весь казачий хор не уместится, нам надо будет человек пять заманить. Ты знаешь, что наш новичок уже набросал мне список вопросов? Говорит, если я их озвучу и выложу запись передачи в интернет, то даже русским понравится, а это увеличит нашу популярность. Говорит, что это очень классный вопрос, слушай: «Правда ли, что в СССР не было секса? Да? Ребята, а откуда же вы тогда взялись?». Круто, а? Секс – двигатель всего! – Я нашёл добровольцев, которые будут в следующую пятницу, через неделю, звонить и задавать вопросы мистеру Маккою. – О как. Я проследил взглядом за доставаемой из пакета бутылкой вина и облизнулся. Всё-то Спок продумывает. В следующую минуту до меня дошло. – В смысле? Ты нашёл кого-то, кто позвонит в прямой эфир «Спроси об этом» ужасному доктору Маккою? Добровольцы? С настоящими вопросами? Спок, можно я тебя поцелую? Он обдумал это предложение и ответил: – Не сейчас. Вернувшись в офис, я с порога спросил: – Ну? Дженис подняла на меня зарёванные глаза и кивнула. – Согласился. Мне было жаль её, но она сама решила у нас работать и знала, на что соглашалась. – Детка, сочувствую. Этот примат среди докторов ужасен, ужасен. – При чём тут Леонард? Я прочитала статью про приют для животных, мне их так жа-а-алко-о-о-о. Она достала из коробки на столе платок и принялась сморкаться. Я открыл рот и закрыл рот. Леонард. Вот оно как. Похоже, Дженис становится всё незаменимее и незаменимее. – Мисс Рэнд, могу я попросить об одолжении? Дженис, слушай сюда. Вот тебе деньги. Вот тебе ключи от квартиры Спока. Сейчас составлю список покупок. Ты не могла бы съездить в супермаркет, затариться и привезти всё это к нему? А, я говорил, что у тебя самые красивые глаза? Итак, Маккоя известили о новой сетке вещания, и он согласился. Неделю он будет отдыхать и напиваться – или нет, я старался не думать плохо о друзьях. А в следующую пятницу он снова будет блистать в эфире целых три часа подряд. Так, а тема, тема будет – надо подумать. Я вышел из кабинета, прогулялся по офису, заглянул в студию к Ухуре, помахал ей, Сулу, добрёл до маленького кабинетика Кэрол. – Как ты думаешь, сексуальная одержимость – хорошая тема для пятничного Маккоя? – О, Джим. У меня полгода не было под язычком ни парня, ни девушки, ни какого-либо живого существа. Как ты думаешь, сексуальная одержимость – это хорошая тема? Ретировался я со скоростью радиоволны. Чёрт их знает, этих отличниц, а именно ей и выглядела аккуратистка Кэрол. У стойки секретаря я притормозил. – Дженис, ты знаешь, что наш директор по рекламе полгода ни с кем не трахалась? – Угу. – Откуда? – Она мне вчера предлагала. И Чехову. – Чехову? А он что? – Отказался. Сказал, что её формы его не возбуждают и вообще, согласно какой-то там статье, это совращение несовершеннолетних. Босс, у тебя собеседование. Мужик на вакантное место диджея. Какой-то Бенджамин Лафайет. Я пока по телефону говорила – мм, чуть не умерла. Голос, как кусочек бархата или, нет, как кусочек меха по обнажённой коже. – Хорошо. Я понял. Да. Кусочек бархата по голой коже. Дженис, не пей больше кофе. Неделя прошла как всегда в бешеном темпе. Бенджамин Лафайет оказался мечтой радиостанций, очаровательный темнокожий мужик с очаровательным голосом. Очаровательный. Спок начал появляться в моём кабинете всякий раз, когда Бен ко мне заглядывал. То ли послушать эти волнительные нотки в голосе, то ли приглядывал за мной, зная, что я, кхм, немного неразборчив в связях. Но я же сбежал от Кэрол! О чём не преминул заявить Споку. Я держу себя в штанах, чтобы там он или кто-то другой не думал. Хотя, конечно, да, голос у Бена – мммм, зажмуриться и дрочить. Кстати, о дрочить. – Спок?! – Я был у доктора Маккоя за эту неделю три раза. Он здоров, готовится к новой передаче и немного нервничает оттого, что придётся общаться с реальными людьми. – Успокоительное пьёт? – Не пьёт. По-моему, запас виски у него подошёл к концу ещё три месяца назад, и с тех пор он его не возобновлял. – Ладно. Что там с рекламой? Нам оплатили время? Им понравились наши джинглы? Кстати, Чехов сочинил наш студийный джингл? И ещё вопрос. Тебе не кажется, что мы слишком сильно его эксплуатируем? – Он приносит мне кофе. Нет, Джим, не сильно. Спок кофе не пил, а вот Чехов никак не мог это запомнить, что странно для такого маленького гения, как он. Своей фразой Спок подчеркнул, что готов мстить, и мстя его будет кровавой – гонять Чехова он будет, пока тот не свалится. – Я вас ненавижу. Я – доктор, а не сексопатолог. Привет, Дженис, Кристин, мои девочки. Кстати, ваш Сулу сегодня два раза слажал, когда рассказывал о дискографии «Металлики». – Ээ, Боунз, это был я, и у меня оправдание, я обдумывал идею, предложенную нашим новым членом команды. Чехов, иди сюда, поздоровайся с дядей. Пожми ему руку, он не кусается. Ну, всё, иди домой, время позднее, а ты и так тут уже живёшь. Маккой молча пожал протянутую руку, медленно и придирчиво осмотрел Чехова, после чего открыл рот и … – Всё-всё, Боунз, идём, время! Скоро эфир. Чехов, уйди с глаз моих. Всё пошло по плану, Маккой не успел даже нахамить парнишке, который с таким восторгом тряс его руку, словно собирался оторвать и заспиртовать в банке как сувенир. Ан, нет. План дал трещину. Маккой сначала пошёл за мной, потом остановился, развернулся и спросил у Чехова: – Тебе сколько лет? – Семнадцать, сэр! – бодро отрапортовал мальчишка. – Семна-а-а.. Джим? Джим, ему семнадцать! – Что никак не мешает работе радиостанции! Ему семнадцать, он русский или американец, мы ещё не определились, он гений, заканчивает Беркли и он курит дамские «Вог» с ментолом. Ты слышишь? Там уже перебивка вторую минуту идёт! Слушатели нас порвут! Они тебя неделю ждали! Перед тем, как войти в студию, Леонард устало провёл ладонью по лицу и зачем-то спросил: – Откуда ты знаешь, что он курит «Вог» с ментолом? – Пытался стрельнуть сигарету, когда Кристин выкрала у меня пачку. Блин, сделай с ней что-нибудь, она сталкерит за мной и не даёт курить. Маккой хохотнул в ответ и вошёл в студию. Мы собрались за стеклом в полном составе, хотя кое-кому, не считая Чехова, точно надо было идти домой и немного поспать. Ухура сделала вид, что её мои осуждающие взгляды не касаются, и помахала Маккою, надевавшему наушники. Всё шло по плану – до рокового момента звонков. Мы уже анонсировали «шокирующие откровения» и все дела, даже записали специальный джингл – и у нас сорвался первый, почти настоящий звонок. Маккой вещал в эфир, тянул время и жестами – по большей части, неприличными – спрашивал нас, когда мы включим чёртов звонок. Дженис сидела в наушниках и таращилась на меня большими глазами – все наши почти настоящие звонки были расписаны по времени, и до следующего оставалось минут семь. В коллективе начала назревать паника. Чехов посмотрел на нас, пожал плечами, вышел из комнаты, а через тридцать секунд к Дженис поступил звонок, который она и пустила в эфир. – Здравствуйте, доктор. Я немного волнуюсь. Но тема сегодняшней передачи актуальна для меня, и я набрался решимости позвонить вам. – Здравствуй, дорогой, судя по голосу, юный друг. – Да, вы угадали, мне семнадцать. Ухура прилипла к стеклу, вглядываясь в перекошенное лицо Маккоя. Спок вскинул бровь. Сулу давился хохотом, я же принял самый независимый вид, на который был способен. Чёрт. Чехов. – Я хотел бы вам признаться в своей одержимости и получить совет. – Да-да, я вас слушаю. Я понимаю, в семнадцать – всё кажется преувеличенным, обычное влечение – кажется одержимостью. – Я одержим вами, доктор. Тут я сполз вниз, чтобы озверевший и крутящий головой Маккой не видел меня. Из подвала прискакал Скотти. – Я слушал ваши передачи, ваш мудрый, спокойный голос, ваши шутки, я понял, что влюблён. Точнее, мне показалось, что я влюблён, но теперь, когда вы так точно описали симптомы, я понял, что я просто одержим вами, я хочу только одного – секса с вами. – Вас мама в детстве не била? По голове? – Мне кажется, я готов для вас на всё, доктор. Вы бы захотели меня? – Это статья-я-я-я, – задушено просипел Маккой в микрофон. – А, вообще, я не гей, – неожиданно сменил тему Чехов. – Я слишком молод и не определился с ориентацией. Но когда я думаю о сексе, я всегда представляю вас. И вот тут Маккой слился. Он начал давать профессиональные советы и ни разу, ни разу, не ляпнул гадости. Он не посоветовал ни носить перчатки, чтобы не было видно шерсти на руках, ни «быстрый оздоровительный отсос, и я не про пиявок», вообще ничего из его обычного арсенала. Потом время истекло, и Дженис включила другой звонок. Каково же было наше удивление, когда выяснилось, что это не из наших, «почти настоящих». Дозвонилась какая-то девушка и стала просить совета для своего парня, который, как она считала, был сексуально одержим, а её буквально затрахивал. Пока Маккой успокаивался и решал её проблему, к слову, похохмив только слегка, вернулся Чехов, спокойный, как белый медведь на айсберге. – Беги, Чехов, – посоветовала ему Крис. – Через три часа он отсюда выскочит и убьёт тебя. Тот заулыбался своей лучистой улыбкой, немного засмущался и стал прощаться, будто ничего и не было. – Но вообще вот тебе моё личное рукопожатие и благодарность за спасение нас от досадного недоразумения в эфире. Кстати, по телефону, с искажением, акцент почти не было слышно. Никто не догадается, что это был ты. – Ага. Спокойной ночи. Я пошёл. Извинитесь перед доктором Маккоем, я ничего другого не смог придумать. – Спок? Дженис? – Да, Джим. – Дженис, где Спок? – Я здесь, Джим. У нас профицит бюджета, и у меня два вопроса: выплатить премию или положить на счёт? – Премию. Спок невозмутимо кивнул и с достоинством удалился, явно считая моё решение ошибочным. Дженис сияла, как доллар с Сакагавеей, и по её лицу было видно, что как только она скроется с моих глаз, тут же побежит к заклятой врагине – Кэрол и расскажет ей о грядущей премии. Они же цапаются при любой возможности, как кошка с собакой, но как только дело касается сплетен, тайн и новостей – бегут друг к другу шушукаться. Нет, не понимаю я ни черта в людях. – Как наш старый брюзга поживает? – Он не брюзга и не старый, – заворковала Дженис мне в ответ. – Хорошо поживает. Вот уже восьмая передача, а он ещё никого жестоко не обхамил, даёт полезные советы, вообще лапочка. Шутит очень смешно, но приятно. Я вскинул бровь. То, что Боунз стал гораздо мягче, но всё так же прекрасно-язвителен, что усилило ценность шоу во много раз, все ставили в заслугу Чехову. Дженис растолковала мне: – Наш док увидел нашего прекрасного, невинного мальчика, и ему стало совестно. Он понял, что мог разрушить чьи-то судьбы и стал сдерживать себя. Я поёрзал в кресле, зачем-то потрогал подлокотники и уточнил: – Думаешь, Чехов так на него подействовал? Нет, я слышал ваше общее мнение на этот счёт, но связи – ей-ей, не вижу. Я не верю в устыдившегося Маккоя. – Ну и зря, – обиженно сказала она и, не дожидаясь, пока я её отпущу, развернулась и ушла. К Кэрол. Хотя, если подумать, может, она права? Маккой стал чаще появляться у нас, иногда забегал на неделе, на кофе, помогал Сулу, о чём-то болтал с Кристин, а на шоу стал заявляться не за 10 минут, как раньше, а за час. Может быть, маленький Чехов на самом деле разбудил в нём, эээ, совесть? – Джим! – Джим! – Джим! – Спок? Многоголосица в моей голове тут же унялась, а затем разразилась рыданиями Дженис. И Кэрол. И Ухуры. И матом Кристин Чепел. Я осторожно приоткрыл глаза. Надо мной склонился Спок и внимательно вглядывался мне в лицо. – Привет, Спок. А что случилось? – Что ты помнишь, Джим? – мягко спросил он, осторожно кладя мне на лоб свою узкую, прохладную ладонь. Я зажмурился, игнорируя так мешающие всхлипы, и тут же всё вспомнил. Машина. Скользкая после дождя дорога. Свет в глаза по встречной. Удар. Ещё один удар от подушки безопасности прямо в лицо. У-у-уй. Я дотронулся до носа – тот тут же откликнулся тупой болью. – Я попал в аварию? – И очень легко отделался, – сказал Маккой, и я открыл глаза. – Трещина ребра, сломанная рука. Тугая повязка на рёбра, гипс на руку. Ты чёртов идиот, Джим. – Братан, ты нас всех напугал, – теперь в поле зрения вплыл Бен Лафайет, невольно заставив меня улыбнуться ему. Я приподнялся, оглядел их всех, всю мою радио-семью: Кристин, Ухуру, Сулу, Маккоя, Дженис, Бена, Кэрол, Спока – и задал логичный вопрос: – А кто в студии? Таких диких глаз у взрослых людей я не видел никогда. Все переглянулись, и эта толпа бросилась вон из палаты. Спок же невозмутимо вытащил из кармана маленький приёмник, включил его, и я услышал бодрое: – И прррродлжаем наш марррафон, посвящённый нашему боссу, главе нашей рррадиостанции «Энтерпрайз» Джеймсу Тиберию Киррку. Эй, Джим, выздоравливай! И по просьбе слушательницы, назвавшейся Венерой, я ставлю для тебя старенькую группу «Roxette» и, конечно же, «Sleeping in my car». Венера пррросит перррредать, что её машина всегда к твоим услугам. – Щас, – сказал я, – Вот только повязку с рёбер снимут, – и посмотрел на любимый коллектив, застрявший в дверях. Люблю нашу радиостанцию. Стоит ли говорить, что Чехов обратил свой недостаток в достоинство. Работает такое на радио не всегда, но, если поймать удачу за хвост и волну – то да, да, работает. Вещал он с самым ужасным славянским акцентом, что я когда-либо слышал. Он утрировал произношение, разбавляя его шуточками на тему, зачем медведю балалайка и пьёт ли Джим Кирк водку. Плюс этот бесподобный юношеский задор в голосе – я понял, что буду дураком, не выпуская его в эфир. Следующие дни подтвердили мои предположения: письма в радиостанцию начали идти непрерывным потоком, рейтинги, которые пристально изучали Кэрол и Спок, тоже ощутимо подскочили. На следующий ночной эфир Чехов был выдвинут моим пинком. – Давай, марш. Нечего зажиматься! Ты же хотел этого! – Но я… – Я кому сказал? – Но мне … – Чехов! – Блин. Понимаете, когда вот так вот, не спасать эфир, а вот так, идти осознанно – это очень волнительно. Я понимаю, что всё бывает в первый раз, но страшно. – Чехов, первый раз у тебя уже был, – зашипел я. Проходивший мимо Маккой с кружкой кофе в руке, затормозил, окинул Чехова взглядом и хохотнул, вынудив того покрыться красными пятнами. Я предусмотрительно вскинул здоровую руку, на что Маккой откликнулся: – А я молчу. Я же ничего не сказал. Чехов стал красным, как зарево пожара, и юркнул в студию. В следующую минуту мы уже могли слышать: – Здррравствуйте, доррогие рррадиослушатели. Эй, я знаю, поступило много писем, в которых вы просите меня рассказать о себе, новом ночном диджее. Эй, чуваки, я простой русский парень. В кокошнике. Что такое кокошник? Это такая русская корона. А вот если бы наш босс слушал меня и сделал онлайн-вещание, вы могли бы видеть меня через веб-камеру. Эй, вы же скажете нашему боссу, что хотите всех нас видеть? Маленький засранец тут же включил перебивку с имитацией одобряющих воплей и аплодисментов. Формирует общественное мнение. Маккой подавился кофе. – Джим, если ты пойдёшь на поводу у этого…этого.. выскочки, я уволюсь! Я не хочу, чтобы меня видели. Радио – это радио, это уют и никакого изображения! Похоже, что Чехов пробудил в нашей аудитории не только желание слушать самое горячее радио, но и желание к самообразованию, потому что всю следующую неделю, наш хиленький, свежесляпанный на коленке сайт – Спок постарался, я иногда боюсь всех его талантов – в разделе гостевой книги, трещал от фотожаб с Чеховым и «русской короной». – Надо прикрутить форум или чат, – сказал Чехов, задумчиво разглядывая монитор. Над моим плечом пыхтел Маккой, которого нелёгкая принесла в полдень, причём сегодня была среда, но никак не пятница. – Может быть, блоги? – предложил Сулу. – Может быть, блоги будут только у радиоведущих? У нас нет денег, чтобы оплачивать дополнительные объёмы информации. – А если попробовать блоги для мобильных телефонов? Как твиттер? Не более скольких -то знаков? – Я за форум. – Джим, о чём они? – театральным шёпотом вопросил Леонард. – Эти подростки не наигрались и хотят притащить на серьёзную радиостанцию свои детские игры? Прежде, чем я успел объяснить Леонарду, что это всё для рейтинга и только для него, наше молодое дарование достаточно нахально и шумно отхлебнуло кофе из кружки и громко сообщил: – Каждый дрочит, кто как хочет. Я же предложил отключать онлайн-трансляцию на ваши шоу. Надо идти в ногу со временем. – Детка, я дрочил, когда тебя ещё на свете не было, – встрепенулся Маккой. – А зря. Надо было общаться с людьми, а не с картинками из «Плейбоя». – Это ты сейчас сказал, что я слишком стар? Чехов вздохнул и покраснел. – Я хотел сказать, что вы неправы. К сожалению, ваш понятийный аппарат настроен лишь на резкие ответы, а иначе вы не воспринимаете людей всерьёз, поэтому я позволил себе быть с вами резким. Послушайте, Леонард, вы правы в том, что радио – это некая камерность и тайна. Но вы не можете судить снисходительно о современных тенденциях. Я не говорю, что они мне нравятся, я разделяю ваши взгляды почти во всём, однако мы коммерческая радиостанция, и нам нужны деньги. Чтобы их заработать, мы должны делать то, о чём мы и говорим. Сулу из кабинета самоустранился в самом начале перепалки, остался только я – и вот я-то и стал свидетелем, когда наш главный по сексу очень внимательно и серьёзно посмотрел на парня, потом спросил: – У тебя эфир когда? – Вечером. – Отлично. Пойдём-ка, выпьем кофе, – и пошёл к двери, жестом маня за собой Чехова. Тот немного ошарашенно посмотрел на кофейные кружки, которыми был заставлен мой стол, потом открыл рот, желая что-то сказать, но, поймав мой взгляд, сообразил и молча последовал за доктором. Я облегчённо вздохнул. У парня был талант. Если он сможет приручить Маккоя – он самый гениальный мальчишка из всех. – Прикольно, – сказала Дженис в интеркоме. – Погоди, ты всё слышала? – До единого слова. – И… как давно ты меня слушаешь? Ты включила громкую связь? – С самого утра, милый. До чего они договорились – неизвестно, но Чехов вернулся с явным передозом кофеина в организме, потому что искрил так, что нам чуть не оборвали телефон, ближе к двенадцати восторженные поклонницы даже начали собираться у дверей радиостанции, пришлось Чехову в пять утра отходить под прикрытием и через заднюю дверь. А онлайн-трансляцию в интернет мы начали через день. Правда, мы сразу предупредили, что трансляция будет не 24 часа в сутки, а лишь по нескольку часов в день и в ночь. Маккоя мы показывать общественности не спешили. Нет, я не спорю, он мужчина хоть куда, привлекательный, – почти как я, – интересный, брюнет мужественной наружности. Но, во-первых, у него был хороший джеб (прим.: удар в боксе, другое название «прямой левый», удар для правши, в левосторонней стойке), и он высказывал своё нежелание быть транслированным в интернет, а во-вторых, подумав, я решил, что лучше всего нашего главного по сексу оставить тёмной лошадкой, пусть каждый сам себе воображает, кто там ему даёт советы. – Спок? Всё так плохо? – Ещё нет, но после интервью с казачьим хором наши рейтинги стали падать. Не в общем, но по отдельным шоу. – «Спроси об этом»? Тут впорхнула Кэрол, разложила передо мной диаграммы и графики и пропела: – Наш фрегат тонет. Сначала смягчение тона в программе доктора Маккоя приобрело положительную тенденцию, и к нам потянулись люди, но теперь, похоже, нас считают пресной передачей для старичков. – Вот ты только Боунзу это не говори. – Что мне не говорить? Спок стянул диаграммы со стола, ухватил Кэрол за плечо и вывел её из кабинета. Красава. Оставил меня наедине с нашей главной сексологической помощью, которая, увы, таковой уже, похоже, не являлась. – Здррравствуйте, мистер Маккой! А мне как раз только что сказали, что у вас проблемы! Я прикрылся забытым листком с рейтингом. Чехов вошёл без стука, сияя, и с двумя кружками кофе. У меня тут же появилось стойкое ощущение, что вторая кружка была предназначена точно не мне, и к Маккою наш гений шёл целенаправленно. – Моя проблема – это ты, – нелюбезно сказал Боунз, но кружку с кофе принял. Я же говорю, что-то я не очень разбираюсь в людских отношениях. Пока Маккой прихлёбывал кофе, а я в собственном кабинете сливался с окружающей средой, Чехов объяснял доктору, в чём состоит наша беда. Боунз слушал, прихлёбывал кофе, кивал и вздыхал. Что стало с моим брюзгой-доктором? Я не узнавал его. – Мне кажется, у меня есть идея, и нам нужно её обсудить. Доктор, вы не хотите пойти выпить кофе? – С удовольствием, Павел, – кивнул Маккой, поставил кружку с кофе на мой стол, взял кружку у Чехова и поставил её туда же. Глядя, как они удаляются, вежливо поддерживая друг друга под локоток, я спросил, глядя невидящими глазами на закрывшуюся дверь: – Дженис, ты всё слышала? – До единого слова. – Кто такой Павел? – Так зовут Чехова, босс. – О как. – У них начало большой дружбы. Я перевёл взгляд на две кружки кофе, стоящие на моём столе и вынужден был с ней согласиться. О чём они беседовали за кофе, я не знал, но Чехов нашёл ключ к Маккою и теперь, похоже, вовсю пользовался этой входной дверью. В пятницу вечерний эфир они вели вместе. «Спроси об этом» как-то незаметно разбавилось шуточками Чехова, а после шоу Маккой остался и продолжал хохмить. Они отпускали такие шутки, рассказывали такие неприличные анекдоты, что я на всякий случай запер Кэрол в её кабинете. Надо сказать, что неплохо они придумали – уже к следующему выпуску, в субботу, нам опять названивали, писали на форуме, какой классный наш доктор и шоу. Они высмеивали и задирали друг друга, проходились по личности собеседника так, что я начал подумывать, а не научиться ли мне краснеть? При этом со слушателями Маккой был внимателен и доброжелателен. Расстановка сил была идеальна, и я знал, кто до этого додумался. Один такой хороший мальчик с лучистыми глазами, свалившийся на мою голову пару месяцев назад, по фамилии Чехов. Оказывается, это – фамилия. Хороший мальчик рассказывал пошлые анекдоты, а Маккой давал советы, опираясь на них. – Две блохи каждый год вместе отдыхали в Лос-Анджелесе. Настало очередное время отпуска. Сидит первая блоха в баре и ждет там вторую. Вдруг открывается дверь и заходит вторая блоха, вся синяя. Первая блоха спрашивает: Ты чего такая синяя? Вторая блоха: -Да добиралась сюда в усах мотоциклиста и замерзла. Первая: -Не так надо добираться. Заходишь в аэропорту в бар, опрокидываешь пару стаканчиков, находишь стюардессу, поднимаешься по стройной ножке, устраиваешься в уютной, пушистой киске и засыпаешь, а просыпаешься уже в Лос-Анжелесе. Прошел год. Сидит первая блоха в том же баре и ждет вторую. Открывается дверь и заваливается туда вторая блоха, вся синяя. Первая опять: -Ты что такая синяя? Вторая: -Да вот по дороге замерзла. -Как же ты добиралась? -Сделала все, как ты сказала. Зашла в бар, опрокинула пару стаканчиков, нашла стюардессу, поднялась по стройной ножке, устроилась в тепле и заснула, а проснулась в усах у мотоциклиста. Анекдот был древний, как дерьмо мамонта, и бородатый, как казак, но у Чехова он заиграл новыми красками, и он добавил новую волосинку к этой бороде. Маккой, не то что не смущаясь, но и вовсе даже не вздрогнув, тут же подхватил: – А если бы это был стюард? – С мохнатой задницей? Тогда блоха была бы там. А язык – в заднице. – Давайте поговорим о ласках, которые мы можем считать привлекательными, но которые не нравятся нашему партнёру. После этого мне позвонил мэр и похвалил за то, что мы не забываем про меньшинства. Я имел глупость рассказать об этом Маккою, и уже через неделю эта парочка хохмила дальше. Старый, опытный сперматозоид учит молодых: – Вы, когда побежите во время полового акта вперёд, то ищите сразу такое большое-большое – это яйцеклетка. Вам – туда. Бросайтесь и старайтесь быть первыми. Так вот, бегут молодые сперматозоиды, видят: большое, тёмное, ну всё, как обещали. – Я первый! Я первый! – верещат они. – Яйцеклетка! Тут большое, тёмное оборачивается и говорит: – Я не яйцеклетка, я – кариес. – Кстати, стоит ли бросать парня, если он не делает вам куннилингус? Я приложил ладонь к лицу и тихо съехал по стене на пол, где меня подобрал Спок. – Джим? – Спок! Ты слышишь?! – Это же секс, Джим. Ты говорил, что мы очень горячая радиостанция. Чёрт побери! Мне нечего было возразить! Днём мы были фривольны, ночью мы были остроумно-пошлы. Радиостанция жгла и давала всем то, что всем нужно – секс. Сначала мне было странно, что такой хороший мальчик, как Чехов, знал такое, что я потом у Маккоя выспрашивал или слушал его эфиры, чтобы оценить весь смак шутки. Потом я привык. Чехов в эфире и для эфира был одним, вне эфира – таким же, как и всегда, спокойным, доброжелательным. Но, стоило загореться надписи «в эфире» и включиться микрофону, они со старым занудным доктором – это цитата – начинали откатывать свои шуточки и пикировки. – Это уже не начало большой дружбы, – сказала как-то Дженис, грызя карамель на палочке, – это уже любовь. Если не большая, то очень горячая. Мы со Споком сделали вид, что не слышим. Тут присоединилась Кэрол и мы узнали, что «да они должны прекратить свои заигрывания и трахнуться». Я подхватил Спока под локоть и стал тянуть подальше от дам, но тут подошла Ухура, как всегда усталая, невыспавшаяся, но с работы её выгнать можно было только после 14-часового рабочего дня. Кроме того, у неё оставался ещё час в запасе до момента, когда я на неё накричу и сам лично усажу в такси. Она подошла – и началось. Спок выдернул у меня локоть и придвинулся ближе к щебечущему коллективу. Волей-неволей я тоже остался и узнал также, что днём, когда у обоих нет работы – так как нас очень мало, это практически минуты, – Маккой приходит и обязательно вытаскивает Чехова «погулять» или «выпить кофе». Иногда, по вторникам, средам и воскресеньям, по вечерам они вдвоём совершают велосипедные прогулки. – Какие-какие прогулки? – уточнил я, прикидывая, на самом ли деле велосипедные или я такой пошлый. Хотя, судя по всему, мне теперь есть у кого учиться. Три пары глаз уставились на меня, и я почувствовал себя неловко – похоже, девочки совсем про нас забыли и не ожидали увидеть, что мы со Споком всё ещё здесь. Спок оценил тревожность ситуации, и мы убрались ко мне в кабинет. – Спок, ты думаешь… ты думаешь, что они…? Что у них…? – Роман, Джим? – Да-да-да-да-да. Да. Роман. – Определённо. Возможно, они ещё сами этого не осознали. Броманс. У них сейчас – броманс. – Бро..? Ладно, я понял. Спок, мне кажется, мы должны найти ещё одного диджея, иначе я сдохну на этой работе. А я это собирался сделать! Потому что, кроме забот дневного ведущего, даже с дополнением в виде Бена, даже когда Сулу помогал, даже, когда иногда встревала Дженис, времени на ведение дел станции у меня не оставалось. – Я умру, Спок. – Я подумаю над этим, Джим, – хладнокровно сказал мой друг. Спок вышел из кабинета, и его место тут же занял только что упомянутый мною Бен. – Привет, Джим. Я только хотел уточнить, это нормально на вашей радиостанции? Он плюхнул мне на стол конверт, в который я тут же с любопытством полез. – Эт-т-то, что? – чуть было панически не взвизгнул я, выудив оттуда кружевные трусики, которые тут же уронил на стол. – Не бойся, они новые, вон бирочка сбоку, – добродушно оповестил Бен. – Чувак, у вас реально самая горячая радиостанция. Вот я и хотел уточнить, у вас поклонницы кому-нибудь такое присылали? Смотри, там записочка и полный адрес. Я хотел спросить, могу я замутить или у нас это возбраняется? – «Хочу, чтобы ты надел их на меня, а потом снял. Лиз Ти», – прочитал я – Да, адрес полный. Даже и не знаю, что тебе сказать. По-моему, даже Маккою такое не слали. А Чехова в основном фотожабят в веночках. Хрен знает, зачем. Но прошлая жаба мне понравилась, ему идут васильки. – Бен многозначительно вскинул бровь, и я махнул рукой. – Делайте, что хотите, только без последствий. Что я, учить что ли буду жизни? Беги, если несовершеннолетняя. Беги, если страшная. Беги, если замужняя. Иди и не морочь мне голову. Э! Э! Возьми с собой ЭТО. Ты ж, вроде, владелице их вернуть должен. – Мы тут подумали всем коллективом, и я решил, – начал Спок через неделю, – босс из тебя – хороший, особенно если надо сидеть на официальной встрече и раздувать щёки. – Тут я мысленно пообещал себе, что припомню это ему, но, растерявшись от многословия моего помощника, вслух ничего не сказал. – Однако, диджей из тебя гораздо лучший, нежели начальник. В общем, нам нужен директор. Он будет следить за всем и, если хочешь, будет подчиняться только тебе. Освободившееся время ты направишь целиком на студию и вещание. – О как. – Я хочу, чтобы ты спал по ночам, Джим. Ты похудел, и под глазами круги, как у панды. – У них мягкое, белое пузико, как у меня. Я – панда! Спок! Я – панда! Спок переждал мою вспышку и продолжил: – Я нашёл подходящую кандидатуру и принял на работу. Да, Джим, без тебя. Завтра он придёт со всеми знакомиться. Не благодари. Ненавижу нашу радиостанцию! Наш директор был хорошо сложённым, абсолютно лысым мужчиной с непередаваемым лёгким акцентом. Определённо, уж этого-то в эфир я не пущу. – Жан-Люк Капитан. И, да, такая фамилия. Ухура спрятала глаза, Дженис тут же прыснула, забежавший Скотти ущипнул за бок Кэрол и потряс Жан-Люку руку. Кэрол сделала вид, что её очень волнует её бок, и поэтому улыбку видел только я. Чехов широко распахнул глаза и хотел было что-то сказать, но вовремя одумался. Я с тоской подумал, что теперь осталось представить этого типа Бену, Хикару Сулу и Маккою. Надеюсь, что чеховское влияние настолько велико, что Боунз промолчит. – Где мой кабинет и когда я могу приступить к своим обязанностям – руководству вашей скандальной радиостанцией? Кабинет мы ему нашли, руководство передали. О чудо – я начал чувствовать себя значительно лучше – стал высыпаться. Сначала я побаивался, что этот лысый хрен подомнёт нас и будет командовать, но – нет. О чудо. Несмотря на некоторые заморочки Жан-Люка – он мне за часовое опоздание вычел из зарплаты половину – парнем он оказался свойским. Так я узнал новую порцию пошлых анекдотов и окончательно смирился с тем, что не самый испорченный. К тому же, для скорейшего вливания в коллектив, как посоветовал наш гений Чехов, мы пару раз выгоняли Жан-Люка в эфир – первый раз как приглашённого гостя, чтобы познакомить радиослушателей с новым членом нашей команды, второй раз вышло случайно. Он по ошибке зашёл в студию, не обратив внимания на предупреждающую надпись, и обратился ко мне с вопросом, есть ли на него доверенность. Тут уж пришлось импровизировать. Вот, как только я решил, что всё – супер, два моих главных ночных пошляка преподнесли мне сюрприз. – Джим, что случилось прошлой ночью? Кэрол хмурилась и притопывала, отбивая одной ей ведомый ритм. На всякий случай я отодвинул с края стола автоматическую точилку для карандашей. – А что случилось прошлой ночью? – Кажется, ничего, но в начале четвёртого и до пяти, то есть, до конца вещания Чехова, его не было в эфире, шла музыка. Не скажу, что плохая, но – что за чёрт? Наш малыш никогда не позволял себе такого, поэтому я потёр нос, помахал всё ещё загипсованной рукой, мысленно согласился, что что-то случилось, однако вслух сказал: – Да ничего. Вроде как, наш гений послушался меня не напрягаться так. – А! – Ну, так! – Ладно. Кэрол вышла, а я пообещал себе, что дам ей в нагрузку десять минут в день, каждый день, на то, чтобы записать для радио аналитический бизнес-прогноз. С такой страстью, как у Кэрол – у неё будут свои поклонники, на нашем-то радио. Её голос будет зажигать и высекать искры. Прервав свои размышления, я воровато оглянулся – не могу отделаться от этой привычки даже в своём кабинете, находясь один – и полез на сервер, где хранились записи с камер, в том числе и с вебки в студии, которая была включена всегда. Правда, никто об этом не знал. Она была включена всегда, только вот в интернет вещала, как я и обещал народу, по нескольку часов. За 10 минут я нашёл то, что искал, но тут вошёл Жан-Люк. – Джим, у нас проблема. Что-то случилось с мистером Споком, и он, как бы это, он неадекватен. Нет, я не бросился помогать своему другу тут же. Сначала я свернул все окна и запаролил экран, потому что перемотанные кадры видео, заставили меня вздрогнуть. Только после этого я кивнул Жан-Люку и пошёл выяснять, что случилось. Вид у Ухуры был скорбный, у Дженис – идиотский. Сулу, который должен был вещать сейчас, стоял у дверей студии и рассеянно топтался перед ней. – Там Спок! – Что делает? – Выходит в эфир! – А кроме этого? – А. Хохочет в голос, пританцовывает, заявляет, что счастлив и.. и… – Так. Кто дал ему шоколад? Появился Чехов, встрёпанный сильнее, чем обычно, с тёмными кругами под глазами и другими атрибутами тотального невысыпания. Я скрипнул зубами. Я уже почти догадался о прошлой ночи. – Я. Я вспомнил, что мистер Спок не пьёт кофе и решил, что горячий шоколад для него – самое то. – Никогда так больше не делай, – сказала испуганная Ухура. – Джим, что будем делать? Может, закачаем усыпляющий газ в студию? Я прислушался к творящемуся за дверью, по понятной причине ничего не услышал, сходил за радиоприёмником и настроил на нашу волну. Спок блистал в эфире, жёг и пепелил, не роняя лица радиостанции «Энтерпрайз», однако я знал, что за этим последует. – Вызови Маккоя, – бросил я Дженис и грозно посмотрел на непонимающего Чехова. – Телефон мне. Так, проследите, чтобы Спок не вывел мой звонок в эфир, с него станется. – Спок? – Да, Джи-им? По голосу было слышно, что Спок расплылся в улыбке. Я рассеянно помотал в воздухе больной рукой, досадуя, что такой беспомощный и не знаю, что говорить. – Спок, ты там надолго? Ну, вроде как, не твой эфир. И вообще, ты же не выходишь в эфир. – Джим, им всем нравится. – А ты микрофон отключил? – на всякий поинтересовался я, впрочем, особо не надеясь. – Да, – заверил меня Спок, – Джим, я хорошо справляюсь! Им нравится! – Да-да, Спок, не сомневаюсь. Слушай, а ты там надолго? Хотел тебя сегодня попросить отвезти меня домой. В прошлый раз мне попался таксист-вор. Пока я с ним расплачивался, он вырвал у меня портмоне, вытолкал меня из машины и был таков. Сам понимаешь, с моими рёбрами и рукой сдачи не дашь. Ухура, внимательно слушавшая, фыркнула и показала мне большой палец. Что ж, кажется, она была права, и это сразу сработало. – Джим, ты в порядке? Почему ты сразу мне не сказал об этом? – Не хотел беспокоить, и потом, вот сейчас говорю. Понял, что не справлюсь без тебя. – Сейчас, Джим, уже иду, дай мне ещё минут десять. – Ну, что ты. Не напрягайся. Я тогда попрошу Кэрол или Чехова проводить меня. При упоминании Чехова раздалось что-то похожее на рычание, а мальчишка, стоявший рядом со мной и прикладывавший ухо к телефонной трубке с обратной стороны, испуганно отшатнулся. – Я иду, Джим. – Давай. Замок щёлкнул, и из студии вышел крайне довольный Спок, он раскинул руки в стороны, словно хотел обнять весь мир, и под рукой у него тут же проскочил Сулу, рвущийся утрясти все недоразумения, если таковые возникли. Как раз подоспевший доктор Маккой тут же, особо не церемонясь, вколол ему в шею транквилизатор и сразу подхватил, не давая сползти по стене. Доктор Маккой знал, какую лошадиную дозу нужно для экстренных ситуаций. – Что за …? – Чехов, ему нельзя ни кофе, ни шоколад. Он сразу перевозбуждается и становится…таким. – Ой. Я только крякнул, что ж, парень не виноват, он просто не знал. Ладно, у него впереди другие неприятности, равно как и у дока. – Вызовите такси, погрузите туда и позовёте меня, я отвезу его домой. Буду в кабинете. Я торопливо дошёл до кабинета, отпер дверь, перекинул файл на флешку, потёр с сервера и поехал со Споком. Звук у видео был, но такой поганый, что я сразу его отключил. Когда диджеи говорят в микрофон – самое то, но не в этом случае. Видно было, что Маккой что-то сказал, Чехов поддержал, они засмеялись и переглянулись. Я терпеливо ждал и не перематывал до того кадра, что заставил меня ещё в офисе вздрогнуть. Вот Чехов поставил какой-то трек и откинулся на спинку кресла. Маккой что-то сказал ему, наш малыш рассеянно кивнул – оба сидели молча до конца трека. Потом снова вступил Маккой, я прочитал по губам, что он прощался со слушателями, Чехов что-то бросил ему такое, от чего они снова оба захохотали в микрофоны, потом снова Маккой и вот он выключил свой микрофон. Я напрягся. Микрофон-то он выключил, но уходить не собирался, так и остался сидеть в кресле, внимательно наблюдая за резвящимся в эфире Чеховым. В том, что он резвился, я и не сомневался, он даже размахивал руками, зная, что его не видят зрители. Отлично. Снова запустил трек. Маккой начал говорить, сказал что-то такое, от чего Чехов повернулся к нему всем корпусом – и было видно, что удивлённо вскинул брови. Затем выражение лица с удивлённого сменилось на неверящее, потом он перебил Маккоя и сам заговорил, торопливо, – и, очевидно, ему не хватало слов, потому что он зажестикулировал точь-в-точь, как при выходе в эфир. Маккой встал, подошёл к мальчику и положил ему ладонь на макушку. Похоже, этот жест разбудил вулкан, потому что Чехов, скромный умный мальчик, вскочил и поцеловал моего доктора. Я перевёл дыхание и зажмурился, потом осторожно приоткрыл один глаз: ага, Леонард обнял его за талию, вцепился, как обезьяна в лиану, притянул к себе крепко-крепко и, похоже, принялся учить парнишку, как вырезать гланды. Тот самый кадр, на который я попал, быстро перематывая запись. Чехов вдруг встрепенулся, выдрался из объятий и, под обиженным взглядом Маккоя, стал колдовать над пультом. Я посмотрел на таймстап камеры – то самое время, начало четвёртого, семнадцать минут. Сейчас он ставит музычку, нон-стоп, на почти два часа. Та-а-а-ак. Маккой терпеливо выждал, затем, когда Чехов повернулся к нему, вцепился в него и, недолго думая, подхватил его под бёдра и усадил прямо на диджейский пульт. Ладно там всё было зафиксировано. – Нет, только не на нём, пожалуйста, – попросил я у видео, - пожалуйста. Мне за ним ещё работать. Я же к нему подойти не смогу. Благоразумный маленький Чехов дёрнулся, огляделся, отбился от страждущего Маккоя, и они оба нырнули на пол, выпав из моего поля зрения. Инстинктивно я потянулся вперёд, словно желая заглянуть ниже. Сначала ничего не происходило, затем они перекатились, и мне стали видны две пары босых пяток и брошенная футболка Чехова. Рубашка Маккоя появилась позже. Судьбу штанов я так и не смог проследить, хотя терпеливо сидел перед экраном, наблюдая за танцем пяток. Пятки потемнее, которые я определил как маккоевские, сначала нетерпеливо дёргались, потом вся стопа напряглась и пальцы стали поджиматься. Ага, отлично, я почти даже понял, что наш талантливый парнишка отсасывает нашему главному по сексу. Чудесно. Мне бы вот сейчас подушечку под задницу и попкорн. Пятки пропали из кадра, и я снова машинально потянулся посмотреть, что там за краем экрана. Р-раз, и словно поощряя меня, появился кудрявый затылок Чехова, а следом и Маккой, который, простите меня, целовал этот затылок. Потом я не выдержал и выключил видео. Подумал. Потёр виски и стёр его с флешки. – Ты уволишь их? – сонным голосом спросил кто-то. Я оглянулся – так и есть, за моей спиной стоял Спок, сонный и покачивающийся. Его глаза были полуприкрыты, но фиксировать происходящее ему это не мешало. Я встал, положил ему руку на плечо, скользнул по спине и, подталкивая, повёл его в спальню. Эту ночь я вознамерился провести у него, чтобы понаблюдать, не будет ли шоколадного рецидива. – Нет, Спок, не уволю, но отвешу им столько люлей, что ни один из них не сможет сидеть. – Чехов! Позвони Маккою, скажи, чтобы явился на студию и оба – ко мне в кабинет! – Сэр? Конечно, он обо всём догадался. – Джим, что случилось? – Крис, ровным счётом ничего, чтобы … Погоди. Твоей подружке сколько лет? – Двадцать. – Эй, ей же было восемнадцать! Или это уже другая? – Джим, два года прошло. – Второй вопрос. Возраст согласия в штате Калифорния? – Ну, я не знаю. Спроси у Чехова. Он точно знает. Он всё знает. – Я явственно заскрипел зубами, Кристин вгляделась в моё лицо и осторожно сказала: – Восемнадцать. Что случилось? – Ничего. Пока. Иди. Иди и не зли меня. – Ты заговорил, как доктор. – Брысь! Когда Боунз и Чехов зашли ко мне, я слегка успокоился, а посему встретил их почти беззлобно: – Вы хоть предохраняетесь, когда ходите пить ваш кофе? Чехов покраснел сразу же, заполыхал весь, даже уши. Маккоя просто так не прошибёшь, он всего лишь вскинул бровь и сложил руки на груди, занимая оборонительную позицию. Оба не проронили ни слова. – Возраст согласия в штате Калифорния, Чехов? Так как вопрос был задан прямо, наш чёртов гений не смог отмолчаться и ответил: – Восемнадцать. Сэр. – Маккой, сукин сын, ты совратил мальчика, и за это тебе положен срок. Ты в курсе? Нет? А я – в курсе. А ещё, я в курсе того, что вы – трахались в студии. Прямо на пульте. Ну, почти на пульте. Ладно, ладно, не трахались, но задница Чехова до сих пор должна хранить воспоминания от воткнувшихся в неё переключателей. Кажется, это я в точку. Чехов тут же неосознанно поморщился и потёр бедро, однако, перехватив мой взгляд, тут же парировал: – Вы бы опытом делились не так откровенно, а то я теперь не смогу сесть за пульт, зная, что вы его использовали не по назначению. – Это было не в этой студии, – покаянно ляпнул я, но тут же опомнился. – Так. Что такое? Осмелел? Дерзишь? – Джим, – мягким, вкрадчивым голосом Боунз привлёк моё внимание и заставил переключиться на него. – Стыдись, Леонард. Ты! Взрослый, ответственный человек! Я знал, что могу ждать от тебя всего, скандалов, мордобоев, нецензурных монологов, но не этого! Ты совратил мальчика! И я даже не знаю, что меня больше возмущает, то что совратил или мальчика. Ладно-ладно, не надо вскидывать так бровь. Я прекрасно помню наш душ в Вест-Пойнте. – Вы учились в Вест-Пойнте? – встрял Чехов. – О, да и, я скажу тебе, тот ещё душ был. У Боунза были ключи от него, как у старшего по курсу и помощника нашего врача. Минуточку. Мы сейчас не об этом. О-о-о, Леонард, да ты что же это, умеешь краснеть? Короче, Чехов, напомни мне и я тебе расскажу, что можно сделать с зубной щёткой. Погодите, не перебивайте меня! Эти двое стояли перед моим столом, так как я не предложил им сесть, и рассматривали меня самым бесстыдным образом, не проявляя никакого чувства вины или раскаяния. На минуту я проявил малодушие, и мне в голову пришла мысль позвать на помощь Спока, но я справился. – Чуваки, вы что, реально не понимаете, какую кашу заварили? А, если кто узнает? Они переглянулись, ох, чёрт, как у них получается переглядываться, очень синхронно и… горячо. Переглянулись, и Чехов слегка кивнул, словно отдавая первенство Леонарду. – Джим, – снова обманчиво мягко вступил Боунз, – давай так. Откуда тебе стало известно, что мы, ну, это. Мы встречаемся? – Веб-камера. Она всегда записывает. Не бойтесь, я удалил запись с сервера и вообще отовсюду, куда только дотянулся. – Хорошо. Тогда «если кто узнает» – уже неактуально, верно? Кроме тебя, ведь, никто не знает? Так? – Спок. – Ну всё. Тогда никакой проблемы, Джим. Идём, Павел. Боунз обнял Чехова за плечи и повёл из кабинета. – СТОЯТЬ! Маккой лениво обернулся, смерил меня взглядом и сообщил: – Джим, чтоб ты знал. Мы тут на днях, точнее, ночью, отмечали восемнадцатилетие Павла. А будешь так орать – повязка на рёбрах ослабнет. Не набирай столько воздуха в легкие. Вот они уже дошли до дверей, но я нашёл в себе силы и снова скомандовал: – Стоять! Чехов! Ты зажал нам день рождения? Дженис тебя не простит! – Кстати, – оживился тот, глядя на Маккоя, – Лёнь, а можно, мы отметим мой день рождения и скажем всем, а? Я умилился. Как же всё-таки мягко и нежно звучит по-русски уменьшительное имя Маккоя, а что самое умилительное – Маккой на него откликался, чёрт побери. День рождения Чехова мы отметили. Я пил травяной чай Спока и скрипел зубами – Маккой, из-за того, что я принимаю обезболивающее, запретил мне алкоголь. Спок тоже пил свой травяной чай. Все остальные – шампанское и самогон Скотти. Счастливые Чехов и Маккой сообщили всем, что встречаются, после чего целомудренно чмокнули друг друга в щёчки. Я вспомнил поджимающиеся пальцы Маккоя и снова скрипнул зубами. Наши девочки счастливо защебетали, зааплодировали и запищали: «А мы знали, знали!». Кристин выглядела достаточно умиротворённой, что, конечно, меня радовало, а то кто ж её знает, с её-то преданностью доктору. Вдруг она решит, что Чехов ему не пара, рванёт домой, притащит свой пистолет и подстрелит нашу радость? Кажется, я слишком размечтался, потому что Ухура ткнула меня в бок и спросила, не прихватило ли у меня живот от чая Спока. – Ну и, раз так вышло, мы хотели отпроситься в отпуск и слетать на Гавайи, – умильно начал Чехов. – Оба в отпуск? – уточнил я. – Оба сразу в отпуск? – Да. Мы там уже и номер забронировали. – Для молодожёнов? – с ехидством спросил я, и моё лицо тут же вытянулось, так как Маккой задумчиво посмотрел в потолок, а Чехов опять покраснел. – Ого. Большие планы у вас. Но – нет! Нет! Нет, я сказал. На этой вечеринке мне всё же удалось оттеснить Боунза в уголок и там приступить к допросу с пристрастием. – Ты давно к нему присматривался? Ты его совратил? Ты давно его хотел? Признавайся, старый извращенец! – Вовсе и не старый, – заявил обиженный Маккой. Так как ранее у него подобные возражения не возникали, я пропустил мимо ушей его праведный гнев. – Джим, это всё сложно. Решающая инициатива от меня исходила только один раз и ты его, кхм, видел. – Рассказывай всё, – великодушно сказал я, ухватил его за плечо, прихватил два стакана самогона Скотти и утащил к себе в кабинет. Похоже, мой доктор изголодался по общению. Всё же, каким бы букой он ни был, рассказать то, что таил на протяжении месяцев, было ему в радость. – С чего начать? Джим, он умён, очень умён. Он меня просто сразил. Я не встречал парней его возраста, знающих слов «понятийный аппарат» и к тому же, умеющих пользоваться определёнными приёмами при беседе. Я думал, это обычный, семнадцатилетний балбес, с красивыми глазами, нежной кожей и алыми губами. – Кхм. – Прости. Ну, что тут ещё сказать. Сначала мне стало интересно. Я пообщался с ним и понял, что с ним – безумно интересно. А он – ему тоже было интересно. В общем, я отметил, что у него лёгкая гиподинамия и потащил пару раз гулять. Выяснилось, что бродить с ним или кататься на велосипедах и при этом болтать – это чертовски … – Дай догадаюсь. Интересно. Маккой пожал плечами и наконец-то увидел, что я пью самогон Скотти. – Так. Как твой лечащий врач я не одобряю такое безответственное поведение. – А я как твой пациент не одобряю тот факт, что мой лечащий врач замутил роман с семнадцатилетним. О, прости. Восемнадцатилетним. – В общем, почти сразу, ну, где-то после первых пяти встреч, Павел дал мне понять, что я ему нравлюсь. Инициатива в основном исходила от него. Джим, хватит ржать, сукин ты сын. А я думал, хочу ли я отношений, не просто секса, Джим, заметь. В тот вечер, Павел сказал мне, что у него день рождения, ну и я решил, что – да. Хочу. Я хочу его и отношений с ним. В общем, остальное ты ви... знаешь. Джим, впервые за много лет я сплю спокойно, не просыпаюсь ночами. Я чувствую себя так, словно всю жизнь чего-то ждал, но не знал, чего именно. А теперь я это обрёл. Обрёл и понял, чего же ожидал. Вот это и ждал. Чехова ждал. Я утёр слезу и чихнул, поскрёб шею и ощутил, что у меня горит, просто пылает грудь. Задрав футболку, я выяснил, что грудь красная и в сыпи. – Джим, ты что-нибудь принимал? – подозрительно спросил Маккой. – Ел? Пил? – Травяной чай Спока, – сказал я, чувствуя, что дышать становится труднее. – Там же шалфей! – подскочил он. – У тебя аллергия на шалфей! ДЖЕНИС, ВЫЗЫВАЙ «НЕОТЛОЖКУ»!!!!! Люблю нашу ра..аа… ыфть-ыпфть…аххх… Я лежал на спине и лениво рассматривал потолок. Мой любимый коллектив вытурил меня в отпуск. После приключения с отёком Квинке на дне рождения Чехова коллектив и Спок сказали, что я совсем заработался и затупил, поэтому отпуск мне просто необходим. Жан-Люк сказал, что вполне успешно проведёт плавание нашего корабля и без меня, Маккой и Чехов синхронно вскинули обе руки с большими пальцами в знак согласия, Дженис и Ухура заорали, что справятся без меня, тупого идиота, Кэрол и Сулу, застигнутые на середине поцелуя, замотали в знак согласия головами, как китайские болванчики. О, в эту минуту они бы согласились с чем угодно, лишь бы на них перестали пялиться. Скотти сказал, что у меня не было отпуска семь лет. Предатель. Бен своим бархатным голосом промурлыкал, что – да-да-да, в отпуск. Крис, ухмыляясь, как гиена – боже, вот Кристин Чепел я всегда боюсь, и не напрасно – сказала: – Джим, мы все единогласно за твой отпуск. Кстати, чтобы ты точно отдохнул, мы отправляем с тобой Спока. Уж он-то проконтролирует, чтобы у тебя весь отдых шёл по графику. Бассейн, оздоровительная гимнастика. Правда, Спок? Я поёрзал затылком, ища, как бы устроиться поудобнее, и перебрался с плеча Спока на грудь. Стало значительно удобнее. – Спок. – Джим? – Слушай, я вот думаю, они знают или это просто совпадение? – Скорее всего, Джим. – Совпадение? – Знают. Кстати, это тот самый номер для новобрачных, что бронировали доктор Маккой и мистер Чехов, и билеты мне вручил Маккой ещё до того, как ты отказал им в отпуске.