Дымка

Кэтрин дрожит, кутается в накинутый на плечи пиджак, и курит, хотя окоченевшие пальцы онемели окончательно, а зубы дрожат. Огонек зажигалки врывается из плена пластмасса и дает ладошке поднесенной к нему частичку тепла. Парочка снежинок падает на нос, оседает, тая на ресницах и волосах, небрежно забранных в хвост, и девушка морщится, стирая превратившиеся капельки с лица. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. И Кэтрин не знает, что из этого сейчас делает. Ждет Клауса и своего смертного часа или догоняет последние деньки жизни, отнимая их у смерти из цепких лап. - Катерина, - Клаус появляется за спиной неожиданно, меряет сигарету в руках укоризненным взглядом, обозначающим, что опять ты куришь, ты сейчас человек, испортишь себе легкие, мозги, к тому же, будут дышать не воздухом, а газом, и что-то в этом роде из тех лекций, что он уже бросил ей читать каждый раз. Клаус понимает, что это необходимо девушке сейчас, и лишь устало вздыхает, выпуская струйку светлого пара. - Безрезультатно, верно? - Кэтрин улыбается сквозь силу, потом вновь обхватывает кончик почти догоревшей последней сигареты ярко напомаженными, алыми губами и делает глубокую затяжку, мысленно решив окончательно пропитаться дымом, символизирующим в ее сознание какую-то безысходность. Клаус кивает, роется в бардачке машины, из которой веет теплом, достает флягу, кажется, с коньяком и делает большой глоток. Кэтрин молчит, поднимает ворот его пиджака, незаметно проведя по тыльной стороне ткани носом, пропитавшейся терпким ароматом одеколона Клауса. Порыв ветра колет кожу под тонкой кофточкой по привычке с глубоким декольте, дает тяжелые пощечины. - Мы обязательно найдем вход, - обещает Клаус, наверное, уже самому себе, стараясь утешить себя, потому что Пирс как-то плевать, она ни во что не верит, тем более в спасение. Ее единственная надежда - сигареты, избавляют от боли на время и помогают забыть о том, к кому она обратилась за помощью в итоге, да и какой ценой добьется она своей жизни. Впрочем, идти по головам Кэтрин Пирс не привыкать, только вот... Только вот усталость наваливается на плечи тяжелым камнем, непрошибаемая усталость. Клаус улыбается и протягивает флягу, из которой Кэтрин тут же делает глоток. Жидкость обжигает горло и дарует на несколько мгновений блаженное тепло, разливающееся по телу. - Мы не найдем выход, будем честны. Я, конечно, знаю, что тебе жаль, что не удастся создавать своих гибридов. Но прими правду, мы не найдем выход, я умру. Смотреть в лицо правде Кэтрин Пирс не любит, она от нее убегала всю жизнь, прятала глаза, опускала голову, это как принять, что родителей больше нет и убил их человек, которого она любила, как принять то, что еще любит. Только в этот раз девушка осознает со всей остротой и болью собственное одиночество, хотя рядом вроде как Клаус, который даже пытается помочь. Но ему на неё плевать. Да всем плевать. Кто вообще вспомнит её по-хорошему после неминуемой смерти? Да никто. Эгоистичная сучка Пирс, сломавшая кучу жизней. И всем плевать, что на самом деле Кэтрин мечтает свернуться калачиком на диване, прижать к груди мурчащего рыженького пушистого котенка и забыть обо всем. Кэтрин мечтает о покое. - Катерина... - Клаус хочет сказать, что все не так, как она видит, но натыкается на полный безысходности взгляд шоколадных глаз девушки и не договаривает, понимая, что ей не нужна его ложь. Кэтрин дергает плечом, отдаёт пиджак Клаусу и залезает в машину, на заднее сидение, свернувшись в клубочек, скинув туфли и поджав ноги к животу. Клаус ведёт машину плавно, чтобы не разбудить её, впервые заснувшую без кошмаров. Пирс не знает, но она нужна ему. Въевшаяся под кожу, в кровь в вены, ставшая личным сортом героина. Клаус усиленно лечится от нее после, пытается жить без нее, пересадить себя на алкоголь или сигареты, бросает в огонь листы с ее портретами, наблюдая, как жадно пожирают языки яркого пламени в камине ее лицо. Клаус через год покупает себе котенка, которого забывает то и дело покормить, и начинает курить, понимая, что Катерина права, с сигаретами все не так уж и плохо, даже терпимо, сносно, почти хорошо. И Майклсон уже не терзает себя вопросами, почему раньше не понял, почему не вернул, не обнял, когда она не умирала, почему так и не сказал тогда, и потому курит-курит-курит. В сизой дымке мерещится силуэт Катерины.