По деревянной лестнице, обвивающей могучий ствол валлина, неспешно спускалась рыжеволосая женщина с корзинкой белья. Её отличала, что называется, приятная полнота. Когда-то она наверняка была писаной красавицей, но даже сейчас, после рождения пяти детей и прожитых лет, Тика Вейлан была весьма хороша собой. Седые прядки, проглядывающие сквозь огненную медь волос, могли бы вызвать сочувствующие взгляды, но ничуть не укололи бы сердце женщины. Её муж – герой копья и человек с поистине огромным сердцем как будто не замечал, что жена стареет, а на его собственном лице появляются морщины. И живая бодрость Карамона раз за разом возвращала Тике молодость и свет улыбки. Вот и сейчас, спускаясь вниз, из новенького дома с красной крышей, женщина улыбалась своему счастью так же, как и в первый день.
Услышав оклик, Тика остановилась на траве у подножия лестницы и удивленно обернулась навстречу изящной темноволосой девушке, стремительно сбежавшей вниз. Та виновато улыбнулась и передала женщине еще пару вещей, которые та, видимо, забыла. Тика задорно рассмеялась и еще раз удивленно подумала, как сильно меняет человека любовь.
Когда Танис впервые познакомил её с Крисанией, то она показалась рыжей управительнице таверны надменной и даже высокомерной, хотя даже в тот момент от глаз женщины не укрылась искренняя любовь, которую жрица испытывала к брату её мужа. Но сейчас от былой надменности не осталось и следа. Стоило только взглянуть один раз, как бережно и нежно она помогает Рейстлину и заботится об их дочери, и любые воспоминания о высокомерии и гордости подергивались дымкой тумана. Проводив поднимающуюся по лестнице жрицу теплым взглядом, Тика тихо вздохнула и отправилась к озеру. Стирки предстояло немало, и чем раньше она начнет, тем быстрее закончит.
Вернувшись в дом, Крисания бросила короткий взгляд на ребятишек, поваливших Карамона на пол и с радостными воплями катающихся по нему. Несмотря на то, что воин прибавил несколько лишних килограммов, он был все так же высок, широкоплеч и силен, что не могло не восхищать женщин Утехи и заставляло их бросать на Тику завистливые взгляды. Всех, кроме жрицы.
Она тихо прошелестела белым платьем мимо играющих детей и бесшумно вошла в комнату, которую Карамон сделал в этом доме самой первой. Её муж, как обычно, сидел над книгами и свитками, что-то изучая, но, как и всегда, появление Крисании не осталось для него незамеченным, хоть со стороны и казалось, будто маг не обращает внимания на окружающий мир. Волшебник обернулся и поднялся с места, по привычке хватаясь за посох с хрустальным шаром, зажатым в лапке дракона, но тут же заставил себя поставить его на место. Тонкие губы Рейстлина растянулись в любящей улыбке, и даже глаза со зрачками в форме песочных часов, казалось, улыбались ей. Она знала, что никому больше он не радуется так искренне и, как и всегда, наполненная счастьем от осознания этого, бросилась в объятия его золотистых рук, вдыхая аромат пряностей и лепестков роз.
Чародей тихо вздохнул и прижал жрицу к груди, наслаждаясь запахом её волос и кожи, дурманивших рассудок. Стоило ли это того, чтобы отказаться от права стать богом? Он не мог, да и не хотел отвечать. Крисания была здесь, с ним, она любила его как никто и никогда, и это воистину наполняло душу бесконечным счастьем – чувством, которое доселе ему было неизведанно.
На пороге появилась маленькая темноволосая девочка с голубыми глазами и с интересом уставилась на родителей, застывших в объятиях друг друга. Рейстлин тихо шепнул что-то на ухо Крисании, и та обернулась, расцветая на глазах. Он любил моменты, когда жена заботилась о дочери. Для глаз чародея, наблюдающих, как смертные на глазах теряют красоту и жизнь, жрица в эти моменты как будто наоборот наполнялась ей и становилась краше, чем когда-либо. Да, он любил в ней это, а впрочем, он не знал, чего в ней не любил.
Крисания подхватила девочку на руки и, бросив на мужа последний ласковый взгляд, ушла из комнаты, оставляя чародея один на один с его мыслями. Звуки возни и детский смех заставили Рейстлина переместиться к окну и посмотреть, в чем дело. На улице его брат снова играл с мальчиками в какую-то военную игру. Только Палин не присоединялся к общему веселью и вдумчиво читал какую-то книжку, сидя на корне валлина. Почувствовав на себе взгляд, он поднял глаза вверх и широко улыбнулся дяде, который не смог удержаться от ответной улыбки. Когда-нибудь он скажет Карамону то, что тот никак не хотел признавать, когда-нибудь придется поставить его перед фактом, что его сын хочет стать чародеем и станет им. А пока пусть брат веселится. Рейстлин до сих пор не простил ему многое из прошлого, но любовь Крисании и её тихие увещевания по ночам медленно, но неотвратимо исцеляли старые раны.
Хмыкнув в ответ на свои мысли, чародей вернулся к работе. Скоро обед, а он все еще не закончил расшифровку загадочного свитка, который ему принесли из Вайрета.
***
Пять огненных шариков сорвались с пальцев чародея и один за другим вонзились в сухие дрова, вызывая всполохи огня и искр под восторженные вопли детей. Впервые за долгое время это не взывало в нем тихой ноющей боли. Впервые за свою жизнь он не отнесся к этому, как к унижению. Наоборот – он был рад доставить детям радость, а понимающая и благодарная улыбка брата почему-то не оставила во рту чародея привкус пепла и кислого вина.
Рейстлин уже было хотел что-то сказать, но внезапно зашелся в приступе сухого, жестокого кашля, сгибаясь пополам и судорожно хватаясь за столешницу. Раньше, чем Карамон успел что-то предпринять, около мага мелькнуло белое платье, и жрица тихо забормотала молитвы, положив ладони на грудь любимого. Кашель мгновенно отступил, а в маге как будто прибавилось жизни. Воин тихо вздохнул и молча порадовался тому, что его брат-близнец наконец-то нашел место своему сердцу. Они с Тикой переглянулись понимающими взглядами и отправились накрывать на стол.
Маг и жрица уставились на платок в руках Рейстлина долгим и тревожным взглядом. Оба не могли поверить, но крови не было, магия Крисании наконец возымела эффект, исцеляя мага медленно, но неумолимо. Слезы счастья выступили в голубых глазах женщины, и чародей едва не ответил тем же, но рациональный ум не позволял предаться радости раньше срока, поэтому он просто молча поглаживал рыдающую у него на плече жрицу по волосам и задумчиво улыбался, глядя в огонь.
Карамону, остолбеневшему от этой сцены, он просто показал платок и скромно пожал плечами, как будто убеждал, что ни в чем не виноват. Воин затаил дыхание, осматривая шелк, который видел уже не одну сотню раз. До него не сразу дошло, что в этом удивительного. Но когда он понял, то радостно завопил и умчался на кухню, чтобы трясти тряпочкой перед Тикой и голосить на весь дом о том, что Рейстлин впервые за свою жизнь пошел на поправку.
Чародей тихо рассмеялся и отстранил девушку от себя, заставляя посмотреть в глаза. Крисания медленно вытерла уголки глаз и улыбнулась в ответ, а Рейстлин, поддавшись наитию, поцеловал её в губы, ощущая, с каким пылом и страстью она прижалась к нему в ответ. Похоже, он наконец-то обрел свое счастье. Стоило ли это того, чтобы пожертвовать правом быть богом? Жаль, но он все еще не знал ответ.
+++
Маг с трудом оторвался от хрустального шара и задумчиво посмотрел вокруг. Он снова был в своих покоях на верхнем этаже Палантасской башни Высшего Колдовства. Полки книг привычно окружали его, кресло привычно скрипнуло, когда он сменил положение тела, а его ученик привычно появился рядом, поднося чародею кубок с дымящимся отваром трав, помогающим сбить кровавый кашель.
- Что вы видели сегодня, шалафи? Будущее, прошлое, настоящее?
Маг приподнял уголки тонких губ, как будто насильно заставляя себя улыбнуться и, взяв кубок в ладонь, погладил обложку лежащего рядом фолианта, на которой была изображена гротескная арка врат в Бездну. Он прикрыл глаза и прошептал так тихо, что Даламару пришлось наклониться, чтобы расслышать.
- То, чего никогда не будет.
