Noir Chocolate

Очередная ночь в этом городе. С одной стороны, ничем не отличается от прочих, но с другой... С другой стороны, я снова ощущаю этот запах — тонкий аромат, который непонятно как всё ещё витает в воздухе даже после дождя, прибившего к земле и растворившего вонь выхлопных газов. Наверное, только я могу называть это ароматом, ведь это запах гниющей рыбы. Слегка сладковатый в такой концентрации, он кружит голову и вызывает омерзение. Но, как и прочие запахи, он навевает воспоминания, с которыми мне едва удаётся справиться, пока он смешан с вонью дешёвого кофе и дрянного виски. Мой личный коктейль, один к одному — позволяет оставаться на ногах и не даёт зыбким воспоминаниям обрести плоть и погрести меня под собой. Но этот запах... Проклятье. Я поднимаюсь из-за стола. Резко. Возможно, слишком резко — стул с грохотом падает на пол, а мне приходится ухватиться за столешницу, чтобы не последовать за ним. В какой-то момент мне кажется, что я действительно падаю, лечу, но это ощущение быстро проходит. Возможно, слишком много коктейля. Неважно. Я иду к дверям, по пути сдёргивая с вешалки плащ — надо узнать, что воняет. Раздражение тем, что приходится ютиться в этой конуре, накатывает было на меня, но тут же отступает — в голове слишком много мыслей. Некоторые из них неприятные. Другие же — ещё хуже. Воспоминания. Нескончаемая битва с своей собственной цепкой памятью, из которой я никогда не выхожу победителем, но которую продолжаю каждый день. Я пробую встряхнуть головой, как собака, выбравшаяся из воды, — обычно мне это помогает, чтобы сбить себя с мысли, но не в этот раз — я едва не теряю равновесие. Приходится взять себя в руки, стиснуть зубы и прогнать всю эту неприятную историю в голове от начала и до конца, чтобы успокоиться. Дверь в коридор, как и всегда, открывается с большим трудом, приходится навалиться на косяк изо всех сил, так что из офиса я буквально вываливаюсь, сопровождаемый громким хлопком двери, которая, провернувшись на петлях, врезалась в стену. На секунду меня обдаёт холодом от громкого звука, но я беру себя в руки. С трудом поднявшись на ноги, я оглядываюсь — коридор тёмен, и только из моего кабинета падает широкий конус света. Ну да, на улице ночь — свет в здании выключили. На двери моего офиса написано: «Детективная контора Линдта». Я усмехаюсь: детектив, мать твою... Мастер своего дела... Вспоминается моё последнее дело. Та девочка... Девушка. Нутелла. Имя тягучее и тёплое, подходит ей. Она пришла ко мне пару дней назад, попросить о помощи. На моём лице появляется улыбка, когда я вспоминаю — она что-то торопливо говорила, а я пялился на неё, как дурак, не в силах поверить, что в эту конуру, которую я зову своим офисом, пришёл настоящий ангел. Обычно сюда приходит всякий сброд, неспособный связать и пары слов, но она... Уверенные, лёгкие движения, хорошо поставленный голос, прекрасное лицо, слегка омрачённое грустью. Она восхищала, и я с трудом сосредоточился на ее словах — девушка говорила, что у неё пропал брат: — Понимаете, мы уже давно живём одни, и у меня не было возможности приглядеть за ним. Последний месяц он был сам не свой, нервничал, но я не обращала внимания — я очень сильно устаю на работе. И вот, пропал... — казалось, она была готова заплакать, но взяла себя в руки, и я мысленно отметил это про себя. Тем временем она продолжала: — Извините... Я уже обращалась в полицию, но делу не дали ход. В общем... — она судорожно вздохнула и продолжила, отведя глаза в сторону: — В общем, Роше хороший мальчик, он часто пытается мне помочь, хотя у него не всегда получается. Постоянно искал возможность подработать, хотя всё ещё учится в школе. Я даже не знаю, с кем он дружит, а с кем нет. Я боюсь, что он связался не с теми людьми И теперь он... Его... Всё же она не выдержала и начала плакать. Я не могу видеть плачущих женщин. И особенно не могу смотреть, как плачет такая прелестная девушка, так что попытался успокоить её. А потом начал осторожно расспрашивать, почему она решила, что он связался с дурной компанией. — Он... Я слышала, как он говорил по телефону недавно. Я мало что разобрала, потому что только пришла с работы, но я услышала прозвище «Тощий». Я уверена, что это именно прозвище, не знаю почему. Я знаю его. Тощий — погоняло отпрыска семейства Тоблерон. Богатые люди, так что их сынок, получивший своё прозвище за исключительную худобу, такую, что рёбра видны, может творить, что хочет. «Как всё удачно складывается. Настоящий ангел просит у меня помощи, да ещё и есть шанс наконец-то нарыть что-то на Тоблерона», — подумал я тогда. Но только подумал — вслух говорить подобное не стоит. Я сказал, что займусь этим делом. Мы отправились к ней домой — всегда имеет смысл сперва осмотреть дом пропавшего человека. Я понимаю, что уже с минуту стою в коридоре, и закрываю за собой дверь. Всё вокруг погрузилось во мрак, лишь свет с улицы слегка развеивает его. Я направляюсь к лестнице вниз, сопровождаемый лишь сгущающимися тенями. Как будто я иду под водой. Хочется спать, и мои шаги становятся всё медленнее и тяжелее, но я упорно иду вперёд. Шаг за шагом. Каждое движение кажется замедленным и слишком плавным — возможно, я и правда перебрал с виски. Квартира, где они жили, была чистенькой, но бедной. Как я узнал у моей нанимательницы, пока мы ехали туда, их мать ушла из семьи лет десять назад, а отец укатил на заработки в другую страну, да там и остался — алкоголизм лишил его работы, а потом кормилец и вовсе умер. Это было года два назад. — И вот, когда я думала, что всё вроде бы налаживается... — Нутелла вновь начала шмыгать носом, но вскоре успокоилась. Я молчал и не мог перестать ею любоваться — густая грива волос, водопадом ниспадающая на плечи, приятная фигурка. Холодный свет стремительно темнеющего перед дождём неба придавал её лицу какое-то неземное сияние. Настоящий ангел. Спустя час мы уже были на месте, и я осматривал квартиру. Ни-че-го. Комната пропавшего Роше дала мне не больше информации, чем рассказ его сестры. Хотя было кое-что... Листок бумаги с номером телефона. Я взял его с собой, чтобы позже пробить у старых друзей в полиции. Больше ничего интересного не было, и я решил ещё раз пообщаться с Нутеллой. Мы сидели на довольно маленькой кухоньке и пили кофе, она рассказывала мне о своей жизни, а я слушал её. Не то чтобы это так важно было для дела, но мне хотелось ещё послушать её голос, рассмотреть её лицо в мельчайших подробностях. За окном шумел наконец-то начавшийся дождь, и его струи хлестали с небес, сопровождаемые вспышками молний и громом. На кухне же, наоборот, было светло, тепло и сухо. Мягкий, жёлтый свет обнимал нас, аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри, и я впервые за долгое время ощутил уют — нет ничего приятнее, чем сидеть вот так, в безопасности от стихии, рядом с прекрасной девушкой и слушать её. Нутелла мне нравилась, и, как я мог судить, я нравился ей, что удивляло меня — не такой уж я и красавец. Потом и я начал рассказывать о себе, и незаметно наступил вечер. Дождь прекратился, и небеса успокоились, так что пришлось рвать когти прочь, несмотря на явное нежелание как Нутеллы, так и меня самого. — Возвращайся, — сказала она. И я пообещал вернуться. Тем временем я добрался до лестницы. Проход, открывающий путь вниз, во тьму. Он манит и пугает одновременно. Так же манит и пугает алкогольный дурман, если задуматься. Алкоголь даёт спокойствие и долгожданное забвение от проблем, но он же и выпускает... нечто. Тут всегда есть варианты: либо ты просто уснёшь, либо уснёт только твой разум, а тело будет бродить по округе, творя бесчинства. Я ныряю во тьму лестничного пролёта, тихо и незаметно, без малейшего всплеска, а потом начинаю спускаться. Плавно и в то же время стремительно. Одолевая ступеньку за ступенькой, преодолевая сопротивление тьмы и воздуха. Я медленно опускаюсь в самый низ. На улице тогда было свежо — дождь был сильным и продолжительным. Улицы были пусты. Что в тот вечер, что в последующие два дня я метался по городу, выискивая хоть какую-то информацию, но ничего не обнаруживал. Да, конечно, кто-то видел Роше, кто-то с ним общался, но ничего конкретного, указывающего на то, куда он делся, не было. Пришлось опуститься на самое дно и расспрашивать бездомных и нищих, тряхнуть пару мелких жуликов. Они долго отнекивались, но вскоре я смог узнать хоть что-то, что могло быть связано с Роше, — двое молодых парней решили «тряхнуть» одного из глав города, занять его место. От них сперва отмахивались, помяли бока, но они не успокаивались, и пришлось отправить их поплавать, хотя сперва была знатная перестрелка — удивительно, что я про это не был в курсе. Но кто это был? Кого именно они хотели сбросить с трона? Впрочем, теперь всё было гораздо проще — надо было отыскать врача, который мог подлатать потерпевших, и допросить его. Вряд ли они бы сунулись в простую больницу, значит, им нужен медик с частной практикой, который не задаёт вопросов, а таких в городе немного. Я решил начать с Дирола. Этот парень был идеальным врачом среди своих коллег, которые были нечисты на руку. Циничный и холодный, он единственный не трясся постоянно от страха, что его накроет полиция или пришьют буйные пациенты. Просто потому что он был профессионалом и дело своё знал отлично. Ходили упорные слухи, что он не работает ни на кого, но я знал, что он связан с Тоблеронами, и именно поэтому он стал кандидатом номер один на допрос по поводу пропавшего Роше — может быть, ему привозили пострадавших в перестрелке, или же, чем чёрт не шутит, сам Роше с своим напарником попали к нему? Впрочем, в этом была и проблема, так как Дирол не распространялся о своих клиентах, за что его ценили ещё больше. Его квартира располагалась не в самом благополучном районе города. Возле подъезда тёрлись какие-то мутные личности, но это обычное явление. Как я помнил по последнему посещению, квартира Дирола была очень богато обставлена, но никто не рисковал залезть к нему, так как даже самый распоследний и опустившийся вор знал, что Дирола охраняют, возможно, эти самые опустившиеся ребятки. А уж если он сам застукает домушника... Такое случилось всего один раз, и никто больше не видел несчастного в целом виде — только какие-то обрезки появлялись периодически по мусорным бакам в течение недели. Я знал эту историю только по рассказам других — никаких обвинений Диролу никогда не предъявляли, — но верил ей безоговорочно. Он встретил меня на пороге квартиры — видимо, собирался куда-то уходить, но всё же решил пообщаться со мной и провёл в свой кабинет. Как и в прошлый раз, я поразился, насколько тут чисто, почти нереально чисто. И сам Дирол выглядел не как живой человек, а как манекен — безукоризненно одетый, с абсолютно бесстрастным выражением лица, он уселся за свой стол и аккуратно сложил руки. Ни одного лишнего движения, всё чётко и выверено. Его холодные голубые глаза смотрели на меня без всякого выражения, но я сумел выдержать этот пустой взгляд. — Итак, что же привело вас ко мне, детектив? Как я помню, я советовал вам больше здесь не показываться, не так ли? — бесстрастный тон, казалось, что его совершенно не интересует ответ. — Мне очень нужны ответы, Дирол. Пару дней назад в городе была перестрелка. Кто-то из них явно был у тебя, и я хочу знать их имена. — Вы же знаете, что я не распространяюсь о своих посетителях, кто бы они ни были и по какой бы причине меня ни посещали, — он приподнял одну бровь. Движение было заученное, будто он долго тренировался перед зеркалом. Он встал из-за стола и подошёл к окну, уставился на что-то внизу, кивая каким-то своим мыслям. — Мне очень жаль, что вы проигнорировали моё предупреждение, но это в каком-то смысле развязывает мне руки. Он посмотрел на меня своими глазами цвета морской воды, и я начал будто бы задыхаться. — Да, ко мне приходил молодой парень с своим другом. Пулевые ранения. Я извлёк пули и зашил раны. Но у меня были особые инструкции насчёт мистера Мандерли, который и затеял всё это, а также его напарника — Роше. Как и насчёт тех, кто будет искать их. И вас, детектив, если вы ещё раз тут появитесь. Личный приказ мистера Тоблерона. Пока он говорил, я начал вставать со стула, на который сел в начале разговора, но сзади на мою голову обрушился удар — охрана Дирола, видимо, он кивнул им, когда стоял у окна. Мне стало больно. Я упал на стол, попытался повернуться и одновременно вытянуть револьвер из кобуры, но следующий удар сломал мне правую руку. Меня долго били. Сильно. В какой-то момент сильнейший удар в лицо привёл к тому, что моё зрение исказилось — один глаз смотрел вперёд, а другой, правый, куда-то вниз. Я потерял сознание от боли, и последние слова, которые я слышал, были: «Наденьте на него цементные башмаки, ребята. И приберитесь тут». Я стою перед дверью на улицу. Дышать тяжело, очень тяжело. Холодные струи щекочут моё лицо. Но вскоре становится легче. Я распахиваю дверь и выхожу на улицу. Город чист и пуст. Ещё слишком рано, рассвет только начался, и город, умытый дождём, выглядит прекрасно. Тишина. Я поплотнее запахиваю плащ и закрываю за собой дверь. Лучше уж я пройдусь, чем буду выяснять, чем воняло под окнами. Такой прекрасный день впереди. Пытаюсь закурить, но зажигалка давно отсырела, да и не зажжётся она тут. Отбрасываю бесполезную сигарету прочь и ёжусь — меня почему-то гложет тоска. Чувство, что я бросил Нутеллу одну. Я иду навстречу рассвету.