"Все равно"

You're my obsession My fetish, my religion My confusion, my confession The one I want tonight You're my obsession The question and conclusion You are, you are, you are My fetish you are (Cinema Bizarre — My Obsession) Холодный ноябрьский ветер с завыванием гонял по улицам, нещадно проникая под одежду и продувая до самых косточек. Унылый вид домов и зданий угнетал своей серостью, уменьшая и без того находившееся на отметке «ноль» настроение. Подняв повыше воротник короткого коричневого пальто и поглубже зарывшись носом в толстый вязанный шарф, я ускорил шаг, желая как можно быстрее оказаться в тепле. Люди, хаотично снующие вдоль тротуара с одинаково безразличными лицами, лишь усиливали ощущение холода и одиночества. Странное это чувство – находиться в толпе и ощущать себя одиноким, странное и в то же время какое-то естественное. Они все спешат по своим делам и до меня им нет абсолютно никакого дела, впрочем, как и мне до них. Посыпавшие с неба непонятного вида осадки, то ли дождь, то ли мелкий снег, заставили снующий народ прибавить скорости, и теперь люди напоминали ускорившиеся при нагревании молекулы: они разбегались в разных направлениях, сталкивались друг с другом, отскакивали в разные стороны. Вот и в меня сейчас врезалась замотанная шарфом по самый нос девушка и, даже не глядя в мою сторону, бросив безликое «простите», быстро засеменила в сторону остановки. Проводив тоненькую фигурку безразличным взглядом, я поправил съехавший ремень сумки и пошел дальше, уставившись себе под ноги. Хотелось побыстрее приехать домой, выпить кружку горячего чая и уснуть под звуки работавшего фоном телевизора. Я понимаю, что сейчас всего лишь два часа дня и ложится спать рано. Однако бодрствовать не было ни сил, ни желания. В конце концов, не каждый день узнаешь, что твоя девушка изменяет тебе с твоим лучшим другом, так что я имею полное право на депрессию. Вот сейчас зайду в магазин, куплю себе бутылку чего-нибудь горячительного (к черту горячий чай) и нажрусь в одиночестве как самая последняя свинья, упиваясь своими страданиями. Коротко кивнув самому себе, словно утвердив план действий на сегодняшний день, я подошел к обочине дороги, намереваясь перейти на другую сторону. Переходить проезжую часть в этом месте было запрещено, но мне было неохота идти до ближайшего пешеходного перехода. Заприметив несущуюся по дороге на приличной скорости машину, я замер, решив подождать пока этот лихач проедет. Я никогда не считал, что у меня очень хорошая реакция, однако, произошедшее далее убедило меня в обратном. Повернувшись в сторону приближающегося автомобиля, я вдруг краем глаза заметил выскочившую на дорогу рядом со мной высокую фигуру, кинувшуюся чуть ли не под колеса машины, которая уже находилась на расстоянии всего нескольких метров. Что дернуло меня в тот момент бросится за той фигурой в дутой куртке и, схватив за шиворот, потянуть на себя? Желание спасти человека? Так в тот момент я даже понять ничего не успел, ни того, что происходит, ни того, что я сделал. Все произошло словно на уровне рефлекса, как когда тебя стукают по коленке и вся нога непроизвольно дергается. Вот так и меня словно что-то стукнуло по мозгам, заставив непроизвольно вытащить этого человека из-под колес автомобиля. От силы моей хватки парня (а это оказался именно парень) швырнуло назад, и не выдержав впечатавшийся в меня вес, я рухнул на землю, увлекая за собой неудавшуюся жертву ДТП. Лежать на холодной земле, придавленным нехилым весом было не очень-то удобно, поэтому я тут же заворочался, пытаясь скинуть с себя тяжелое тело. Когда мне удалось-таки подняться на ноги, у меня появилась возможность более внимательно рассмотреть того, кого я спас. Как я уже говорил, это был парень, примерно моего возраста (а мне 22), может на два-три года старше. Темные волнистые волосы, карие, почти черные глаза, резкие черты лица, придающие ему какой-то вызывающий и дерзкий вид. Это-то меня и насторожило. Я его, понимаешь ли, от смерти спас, а он смотрит на меня так, как будто я ему на ногу наступил – с легким пренебрежением и недовольством. — Какого черта ты делаешь? – накинулся на него я. – Тебе жить надоело? По сторонам смотреть не пробовал? А ты попробуй, может, в следующий раз и заметишь несущуюся на тебя машину! — Я и в этот раз ее прекрасно видел, — невозмутимо заметил парень. Голос у него оказался хриплым и глубоким. — Тогда чего под колеса полез? – уже более спокойной спросил я. Не в моих правилах было истерить, не знаю, чего я так на него сорвался. — Мог бы успеть, — пожал плечами парень. Странный ответ, а точнее его формулировка. Не «думал», не «надеялся», а «мог бы». Словно парню было все равно, оказался бы он на той стороне дороги или же под колесами автомобиля. Я окинул его подозрительным взглядом, внимательно вглядываясь в лицо. Может он под кайфом? Да вроде нет, зрачки нормальные, хотя у него такие темные глаза, что зрачки почти что сливаются со всей радужкой. Ну и черт с ним, каких только дебилов не водится на белом свете, если так анализировать поведение каждого, то и свихнуться недолго. — Ладно, мне пора. Пока, — я развернулся и пошел вдоль тротуара, совсем забыв, что я хотел зайти в магазин, который находился на другой стороне улицы. — Эй, — вдруг окликнули меня сзади и нехотя, я развернулся на крик. — Ну что еще? Парень торопливо подошел ко мне и когда он встал совсем близко, я отметил про себя, что со своим довольно-таки средним ростом едва достаю до его плеч. Обидно. Я всегда хотел быть высоким. — Ты голову поранил, у тебя кровь идет, — произнес он, быстро коснувшись рукой моего затылка и продемонстрировал вязкую красную жидкость на своих пальцах. — Черт! – я быстро достал из кармана чистый носовой платок и прижал его к затылку. Только сейчас я стал замечать, что меня немного ведет в сторону и противно кружится голова. — Наверное, когда падал, головой о бордюр ударился, — задумчиво произнес парень и вдруг взял меня за подбородок, внимательно вглядываясь мне в глаза. И чего он там хотел увидеть? Я недовольно дернулся и тут же поморщился от прострелившей голову боли. — У тебя может быть сотрясение. Надо в больницу. — Не поеду я ни в какую больницу, — упрямо заявил я. Я с детства не могу терпеть врачей. Любых. Будь то терапевт или же стоматолог. Поэтому в больницу меня можно загнать только силком. К счастью, я уже давно вышел из того возраста, когда мама при очередной простуде за руку тянула меня в больницу, в то время как я упирался всеми четырьмя конечностями и орал во всю силу своих легких. Поэтому, само собой, предложение отправиться в больницу я воспринял в штыки. — Но ты же… — Я. Не. Поеду, – раздельно произнес я, всем своим тоном показывая, что тема закрыта. Кто он такой, чтобы мне указывать? — Ладно, — он вздохнул, и недовольно поджал губы, словно разговаривая с малолетним упрямым ребенком. – Я провожу тебя до дома. Ты далеко отсюда живешь? Я уже хотел было отказаться от такой сомнительной помощи, как приступ очередной боли заставил меня схватиться за голову. Видимо, все же придется согласиться. Сам я навряд ли дойду. — Недалеко, — выдавил я из себя, чувствуя, как он обхватил меня за талию, удерживая на ногах. Я представил, как это смотрится со стороны и почувствовал, как загорелись щеки. Тут два варианта: либо люди подумают, что я среди бела дня напился (а ведь до этого именно этим я и собирался заняться), либо, что мы — геи, гуляющие в обнимочку. Ни один из этих вариантов мне не нравился, но выбирать не приходилось. Если бы я сейчас отстранился от прижимающего меня к себе парня, то тут же рухнул бы на землю. Поэтому низко опустив голову, чуть ли не на пол лица зарывшись в шарф, я обреченно передвигал ноги. И уже оказавшись внутри квартиры, я вдруг подумал, какую глупость я совершил, запуская в свое жилище абсолютно незнакомого человека. А вдруг он вор или маньяк какой-нибудь? И сейчас стукнет меня чем-нибудь по и без того пострадавшей голове, обчистит квартиру и кинет меня, истекающего кровью… Мое живое воображение тут же нарисовало мне жуткую картинку меня любимого в луже собственной крови. У меня и так нервы сегодня ни к черту, а тут еще в свете недавно произошедших событий и нездорового воображения, меня, ясное дело, накрыло паникой. Оказавшись в квартире, я прижался к стенке и глазами полными ужаса уставился на замершего у порога парня, который как ни в чем ни бывало, стянул с себя кеды и, сняв куртку, повесил ее на вешалку. — Ты чего на меня как кролик на удава уставился? Раздевайся и аптечку тащи. — Не буду я раздеваться, вот еще, – прохрипел я, все так же прилипнув к стене. Может он маньяк-гомосексуалист и сейчас будет меня насиловать? – И зачем тебе аптечка? Парень посмотрел на меня как на психопата. — Я же тебя не догола раздеться прошу. Хотя если ты дома в верхней одежде ходишь, то фиг с тобой, мне-то какое дело. А аптечка не мне нужна, а тебе, чтобы рану обработать, — медленно произнес он, словно боялся, что я его не пойму. – Слушай, а ты, кажется, действительно сильно ударился. И снова мои щеки вспыхнули, словно лицо обдало жаром. Какой же я придурок! Нафантазировал тут невесть что, человека уже в насильники записал, а он просто помочь хотел. Лечиться тебе надо, Андрей Олегович! Скинув пальто прямо на пол, я пошел в зал, чувствуя спиной, что мой новый знакомый последовал за мной. Как только я достал аптечку, он начал со знающим видом в ней ковыряться, доставая необходимые пузырьки и таблетки. — Ты врач? – спросил я, сидя спиной к парню и чувствуя, как он мягко проводит по ранке смоченной в какой-то жидкости ваткой. Прохлада влажного тампона приятно остужала зудящий ушиб. Закрыв глаза, я даже начал получать удовольствие от этих неторопливых осторожных касаний. — Не совсем, — раздалось из-за спины. – Фармацевт. — Ничего себе, — мое удивление было искренним. – Я еще ни разу не встречал фармацевта-мужчину. В основном в эту специальность идут девушки. Почему ты выбрал эту профессию? Мне действительно было интересно. Да и вообще, весь этот парень казался мне необычным, не таким как все. Не знаю почему, но что-то в нем постоянно притягивало взгляд, вызывая желание просто смотреть на него, изучать и наблюдать. На мой вопрос он рассмеялся. Это была не насмешка, а искренний смех человека, которого развеселили. — Хотел бы я сам знать, что меня дернуло пойти учиться на фармацевта. Хотя… я всегда интересовался медициной, но лечить людей не хотел, а точнее не хотел копаться в чужих болячках. Фармацевтика тогда показалась мне идеальным вариантом. — Ты не похож на фармацевта, — я хотел было обернуться, чтобы посмотреть на него, но он обхватил мою голову ладонями, давая понять, что еще не закончил. – Хотя, какая разница, похож или нет. Главное, что ты нашел любимое занятие. — Я в этом не уверен, — легкий смешок и снова прикосновение осторожных пальцев к затылку. – Знаешь, найти себя в жизни очень трудно. Редко, кому это удается. Мне вот не удалось. Не знаю, что меня насторожило в этой фразе. Этот ровный тон, полный равнодушия и какой-то непонятной мне обреченности? Или то, что эти, казалось бы, громкие слова произносит молодой мужчина, которому от силы двадцать пять лет и который еще и пожить толком не успел? Или то, что последняя фраза была произнесена в прошедшем времени? Словно все попытки найти себя уже давно заброшены… — Меня, кстати, Артемом зовут. Ну, хоть кто-то из нас в здравом уме и доброй памяти! Мне отчего-то за все время нашего общения даже на ум не пришло спросить, как его зовут. Обычно собранный и рассудительный, сегодня я сам себя не узнавал. — А я Андрей, — тихо произнес я и разочарованно вздохнул, почувствовав, как Артем прекратил колдовать над моей головой и начал складывать лекарства в аптечку. Повернувшись к нему, я молча наблюдал, как он аккуратно кладет бинты и пузырьки в коробку. Сейчас он попрощается и уйдет. Отчего-то эта мысль вызвала волну протеста внутри. Я понял, что не хочу, чтобы он уходил, не хочу оставаться один. Когда он рядом, мне спокойно, я отвлекаюсь от назойливых мыслей, грызущих мой мозг, словно термиты рухнувшее дерево. Я боюсь этих мыслей, потому что не знаю, что с ними делать. Но не могу же я просить его остаться. — Ты один живешь? – вдруг спросил он, поднимаясь с дивана и направляясь в коридор. – Есть кому за тобой проследить? — Один, — «С сегодняшнего дня один». – А чего за мной следить? Я нормально себя чувствую. Артем, который уже к тому моменту натянул куртку и пытался всунуть ногу в кед, замер и стянул его обратно. — С этим нельзя шутить. Тебя сейчас несколько часов нужно держать под присмотром. Симптомы сотрясения мозга могут проявиться не сразу, а в течение нескольких часов. С тобой должен кто-то находиться. — А некому, — я натянуто улыбнулся и развел руками. — И на кой черт ты меня вообще спасать кинулся, — пробурчал он, вешая курточку обратно на вешалку. Но я услышал, и мне даже стало обидно. — А что, надо было позволить тому кретину задавить тебя? Самоубийца несчастный, — я скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на Артема. Вот так, спасаешь людей, а в ответ никакой благодарности. — Я не самоубийца, — он как-то странно посмотрел на меня и прошел в зал. – Ты же сказал, что один живешь. Или это твое? В руках он сжимал шелковый розовый халат с большими алыми цветами. Всегда ненавидел эту вещь, считал ее полной безвкусицей, но Марине она нравилась, ведь ей же его подруга «аж из самого Китая привезла»! Да пусть в нем хоть сама принцесса Монако ходила, более уродливой вещи я в жизни не видел. — Это моей девушки. Бывшей, — тут же уточнил я. Многозначительное «оооо» почему-то позабавило меня. Артем явно растерялся и не знал что сказать. — Когда расстались? — наконец спросил он, видимо не придумав ничего лучше. — Сегодня, — и снова я в ответ услышал это растянутое «ооо». Аккуратно взяв у него халат, я сжал его в кулаке, вспоминая, как еще сегодня утром Марина сидела в нем на кухне и пила кофе, рассказывая о своих планах на день. Только вот она почему-то не упомянула, что между походом с подругами по магазинам и коррекцией ногтей, у нее назначено свидание с моим, как я думал, лучшим другом в кафе «Панамера», где я и застал их целующимися взасос. Нет, я вовсе не следил за ними и в том кафе оказался совершенно случайно. Мы с приятелем наугад выбрали место, где могли бы по-быстрому перекусить, даже не подозревая, что меня там ждет. — У нее отвратительный вкус, — тихо произнесенная фраза вывела меня из задумчивости и заставила улыбнуться. — Ты прав. — Можно я покурю? – спросил Артем, доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку. — Можно, только на балконе. Не люблю, когда в квартире воняет сигаретами, — он лишь сдержанно кивнул и вышел на балкон прямо в тонком свитере. Идиот, замерзнет же, балкон то у меня не застекленный. Вытащив из шкафа две теплые кофты, я накинул одну на себя и вышел на балкон вслед за парнем. От увиденной картины у меня чуть сердце не остановилось. Он сидел верхом на узких перилах, перекинув через них одну ногу, а вторую поставив на табуретку. Первой моей мыслью было, что он собирается прыгнуть, однако он сидел неподвижно, периодически поднося сигарету к губам и делая глубокие затяжки. Я осторожно, стараясь не делать резких движений, подошел к нему, крепко вцепившись в перила. — Ты зачем вышел? Тебе лежать сейчас надо, — произнес он, разглядывая тлеющий кончик сигареты. — Артем, сядь пожалуйста нормально, — я старался говорить ровно, но все равно уловил дрожь в своем голосе. — Так что ли? – он резко поднял ногу с табуретки и перекинул ее за перила. Теперь он сидел ко мне спиной, свесив ноги за балкон. — Идиот, что ты делаешь! – не думая ни секунды, я обхватил его за талию, прижимаясь к нему грудью, в попытке удержать этого психа, если он действительно надумает прыгнуть. Сердце колотилось как сумасшедшее, и он наверняка это чувствовал, настолько плотно я прижимался к нему, что казалось, мое тело срослось с его. Руки словно окаменели, плотным кольцом обвивая его талию. Мне отчего-то стало жутко страшно и единственной мыслью, циркулирующей в моем мозгу было «только бы удержать». — Андрей, отпусти меня, — тихий голос проник в мое сознание, заглушая стук собственного сердца. — Нет, — я еще крепче сжал его, уткнувшись лицом ему между лопаток. — Дурак, я не собираюсь прыгать, я повернуться хочу. Некоторое время я не двигался, решая, верить ли ему или нет. В любом случае, мы не можем стоять так вечно, так что предпринять что-то придется. Я осторожно ослабил хватку, в любой момент готовый снова вцепиться в него. Однако он, как и говорил, повернулся ко мне лицом и с интересом уставился на меня. — Пожалуйста, пойдем внутрь, — прошептал я, не в силах скрыть умоляющие интонации в голосе. — Странный ты, — произнес Артем, положив руку мне на плечо. А я только сейчас заметил, что по-прежнему стою, прижавшись к нему и обхватив его за талию. Но отчего-то эта поза нисколько не смущала, сейчас было не до этого, просто хотелось увести его подальше отсюда, от этой высоты, от этих угрожающе узких перил. И только когда мы оказались в комнате, я заметил, как трясутся руки и подкашиваются ноги. Нет, для одного дня это уж слишком. Так и сердечный приступ заработать недолго. Словно подкошенный, я рухнул на диван, снова почувствовав боль, с удвоенной силой принявшуюся терзать мою голову. — Артем, ты что творишь? Это что было за показательное выступление на балконе? – наконец спросил я. — Это я тебя спросить хотел. Ты чего вцепился в меня как в мать родную? Я прыгать не собирался, уж если ты боялся именно этого. Я просто так курил. Я подозрительно покосился на него. — Ты псих. — Не спорю. Больше в тот день потрясений не было, видимо, кто-то свыше решил надо мной сжалиться, решив, что я потерял и так достаточно нервных клеток. После того инцидента на балконе я уснул и Артем все это время провел в моей квартире, следя за моим состоянием и терпеливо дожидаясь моего пробуждения. После мы попили чая, от ужина Артем отказался, и, сославшись на дела, засобирался домой. Мне почему-то было страшно отпускать его от себя, словно стоит ему только пропасть из поля моего зрения, как с ним обязательно что-то случится. Думать о том, почему этот парень, по сути абсолютно чужой мне человек, вызывает во мне такое сильное желание защитить его, не хотелось. А может я просто понимал, что в любом случае не найду этому объяснения, потому что его просто не было. Просто я ощущал какое-то иррациональное чувство ответственности за него, прекрасно понимая, насколько это глупо, ведь у меня и так помимо этого психа было о чем думать и беспокоиться. Однако даже после его ухода, чувство тревоги не покидало меня. Единственным моментом, который меня хоть немного успокаивал, было то, что напоследок я попросил его номер телефона. Я не знаю, зачем я это сделал, это был какой-то необдуманный порыв. Навряд ли я ему когда-нибудь позвоню. Однако осознание того, что его номер сохранен в моем телефоне, немного ослабляло это тревожное ощущение засевшее где-то глубоко внутри. *** В последующие дни я пытался приучить себя к мысли, что теперь я живу один, что теперь я свободен от всяких отношений и что у меня больше нет лучшего друга. Как ни странно, эти перемены были приняты мной относительно спокойно, никаких истерик и затяжных депрессий. Марина пришла на следующий день и забрала все свои вещи. Все ее попытки поговорить и объясниться наталкивались на мое равнодушное молчание. Ее присутствие рядом стало вызывать какое-то брезгливое ощущение чего-то противного и мерзкого. Ранее любимый голос стал раздражать, словно скрежет мела по доске, а прикосновения, когда-то вызывавшие приятную дрожь во всем теле, оставляли теперь на нем ощущение неприятного холода. Такая резкая перемена моего восприятия человека была мягко сказать странной. Да и вообще, все мое отношение к происходящему было странным. То равнодушие, с которым я воспринял всю эту ситуацию пугало меня. Такое ощущение, словно все мои чувства были заморожены. Внутри меня было пусто и холодно, под стать погоде за окном. Когда за ней захлопнулась дверь, я почувствовал облегчение. Но если Марина хотя бы пыталась объясниться, то Слава вообще даже не позвонил мне, наверное, считая ниже своего достоинства что-то объяснять. Это лишний раз доказывало, насколько плохо я разбираюсь в людях. В состоянии полнейшей прострации я пребывал еще три дня, пока ночью меня не разбудил телефонный звонок. Подскочив на кровати, я недоуменно уставился на имя, высветившееся на дисплее. Артем. Дрожащими пальцами я нажал прием вызова и в трубке раздался незнакомый мужской голос. — Здравствуйте, простите, если разбудил, но тут такое дело… Понимаете, я тут наткнулся на парня, он без сознания. А в его телефонной книге ваш номер стоит первым. Вот я и позвонил вам. — Где он? – нервно спросил я, вскакивая с постели и вытаскивая из шкафа вещи. Зафиксировав в памяти место, где мужчина нашел Артема, я схватил с тумбочки ключи от машины и, накинув пальто, выскочил за порог. Я ни секунды не сомневался, стоит ли мне ехать куда-то поздней ночью, на поиски малознакомого мне парня. Я позже подумаю, почему я это делаю, а сейчас я просто понимал, что нужен Артему, и в свете последних событий, когда дорогие мне люди на поверку оказались чужими и далекими, этот парень стал казаться чуть ли не родным, несмотря на то, что виделись мы один раз. Зато сколько раз я вспоминал о нем за эти дни, сколько думал… То, что этот парень странно действовал на меня, я понял еще в прошлый раз и это непонятное чувство, которое он вызывал во мне, пугало меня. В принципе, так же как и сам Артем. Страх, вперемешку с нездоровым интересом. Вот, что я чувствовал, думая о нем. Приехав на место, я выскочил из машины, оглядываясь по сторонам. Разговаривая по телефону, я попросил того мужчину побыть с Артемом до моего приезда. Нашел я их на скамейке. Мужчина, лет тридцати пяти склонился над лежащим на лавочке парнем и хлопал того по щеке. — Здравствуйте, — я вихрем подлетел к ним и присел на корточки, обеспокоенно вглядываясь в лицо Артема. – Что с ним? — Перебрал парнишка, а тут еще холодина такая. Вот его, наверное, и вырубило. Ну ладно, давай я помогу тебе его до машины дотащить. Вдвоем мы кое-как довели Артема до моей машины и положили его на заднее сидение, после чего мужчина наказал мне приглядывать за моим другом и ушел. Я поблагодарил его и тут же уселся за руль, торопясь как можно скорее оказаться дома. До квартиры бесчувственное тело, которое было выше меня на полторы головы, я дотащил с трудом. Уложив Артема на кровать, я раздел его до нижнего белья и натер перцовой настойкой, после чего замотал в несколько одеял. Его нездорово бледное лицо и темные круги под глазами придавали ему сходство с пандой. Темные веера ресниц на серой коже казались смолянисто черными, словно выкрашенными сажей. Во всклокоченных спутанных волосах запутался всякий мусор растительного происхождения – сухие веточки, листья, земля. Я осторожно провел рукой по волнистым волосам, стряхивая все это на подушку. В тот момент мне было абсолютно плевать, что Артем может выпачкать мою кровать, мне просто хотелось, чтобы порозовели его щеки, чтобы он стал дышать глубже, чтобы его ресницы дрогнули и я смог, наконец-то, заглянуть в темноту его глаз. Но он продолжал неподвижно лежать и лишь бьющая его дрожь, которая все не проходила, давала понять, что он жив. Растирания перцовкой и согревающей мазью не помогли и меня охватило отчаяние, я беспомощно наблюдал, как его трясло все сильнее, как синели пухлые, красиво очерченные губы, выделяющиеся своей мягкостью на резком лице. Не зная, что делать, я просто залез на кровать под одеяла и прижался всем телом к Артему, стараясь передать ему свое тепло. Через какое-то время я почувствовал, как в меня больно вцепились сильные пальцы, стараясь притянуть ближе. — Андрей? – раздался тихий, неуверенный шепот. — Ты очнулся… — Что я тут делаю? — Греешься… — просто гениальный ответ, да, я знаю. — Меня уже нельзя согреть… И снова во мне появилось это странное ощущение беспокойства. Почему мне кажется, что он имеет в виду совсем не то, о чем думаю я? — И все же, я попытаюсь, — прошептал я. Он ничего не ответил, лишь крепче обнял меня за талию и скользнул своими ледяными ногами между моих ног. Я крепче сжал его коленями, совсем не задумываясь, что такая поза мало отдавала целомудренностью, я лишь хотел его согреть и да, чего уж юлить, мне было приятно. Это ощущение своей необходимости другому существу теплой нежностью разливалось внутри, рождая желание проецировать эту самую нежность на жмущегося ко мне человека. — Наша вторая встреча, а мы уже в одной кровати… — тихий смешок куда-то мне в ключицу. — Тебя это смущает? – спрашиваю я. — Меня нет. Из нас двоих гей тут я, а не ты, — после этих слов он весь напрягся, очевидно, ожидая моей реакции. А я не знал, как реагировать. Единственное, что я знал точно – это то, что я не был удивлен. С самого моего знакомства с этим парнем, я уяснил для себя одну вещь – этот человек не такой как все, он постоянно меня поражал и ставил в ступор, рядом с ним я все время чувствовал себя дезориентированным. Поэтому мысленно я был готов ожидать от него чего угодно. Наверное, даже если бы он сказал, что инопланетянин, я бы все равно не удивился, так как подсознательно ожидал чего-то подобного. А это его признание в своей гомосексуальности… оно как-то странно подействовало на меня, мой и без того нездоровый интерес к нему разгорелся с удвоенной силой, заставляя посмотреть на Артема уже с другой стороны. Как ни странно, меня это нисколько не пугало. Лежать в кровати с Артемом казалось в тот момент таким естественным и правильным и плевать на то, как это могло смотреться со стороны. Просто два человека, нуждающиеся друг в друге. И я совсем не был уверен в том, кто кому больше нужен, я ему или же он мне. Я прекрасно понимал то, что тянусь к нему сознательно, а вот он… Казалось, что он только безропотно принимает тот факт, что я вмешиваюсь в его судьбу, не выказывая по этому поводу ни раздражения, ни одобрения. Словно ему было все равно. И от этого становилось неприятно. — Ну, раз это никого не смущает, тогда о чем разговор? – наконец произнес я, ощущая, как расслабилось его тело в моих руках. Некоторое время мы молча лежали в темноте, и я уже было подумал, что он уснул, когда почувствовал его горячее дыхание на своих губах и в тишине раздался его шепот: — Зачем тебе все это? Почему ты заботишься обо мне? — Я не знаю… Я и правда не знал. Я просто хотел этого, просто чувствовал, что мне это надо. Шумный выдох и я чувствую, как его мягкие губы неторопливо накрывают мои, осторожно и робко, готовые в любую секунду отпрянуть. Влажный язык неуверенно проводит по сомкнутым губам, словно просится внутрь. А я не шевелюсь. Я не испугался, нет. Мне не было противно. Я пытался разобраться в своих чувствах, пытался понять… А что тут понимать-то? Разве можно как-то по другому растолковать это тянущее щекочущее чувство внизу живота? Этот теплый пульсирующий шар в районе солнечного сплетения? Это покалывание в губах, где меня коснулся его язык? Медленно я размыкаю губы, пуская его внутрь, позволяя ему вести. Он целует меня нежно, словно наслаждаясь каждым движением губ, языка. От его мягкого напора я тихо млею и вот мои пальцы уже ерошат его темные волосы на затылке. Кончики пальцев приятно покалывает, и я сжимаю его волосы кулаками, притягивая его голову ближе, с силой вдавливаясь в его губы. Влажный, горячий, тягучий поцелуй, от которого перехватывает дыхание и сознание начинает медленно уплывать, оставляя после себя лишь ощущение эйфории и рождая жажду большего. Я не могу удержать разочарованный стон, когда Артем отстраняется от меня, разжимая сомкнутые на его волосах кулаки. Кровь стучит у меня в голове и этому стуку вторит сбившееся шумное дыхание. Я молча смотрю на его едва виднеющееся в темноте лицо и вижу, как раздуваются крылья его ноздрей, как его черные глаза скользят по моему лицу. — Прости, — шепчет он. – Мне не стоило… Он откидывается на подушку и смотрит в потолок. А я смотрю на его профиль, ощущая щемящее чувство внутри и сильную неудовлетворенность. Не в сексуальном плане. Точнее, не только в сексуальном плане, а вообще. Неудовлетворенность всей этой ситуацией, тем, что что-то шло не так. Я чувствовал это, но не мог объяснить. Уже почти засыпая, я скользнул рукой под одеяло, переплетая свои пальцы с пальцами Артема, и улыбнулся, когда почувствовал легкое ответное пожатие. Я так и не спросил Артема, что случилось с ним той ночью и каким образом он оказался на улице пьяным и без сознания. На следующее утро я проснулся в пустой кровати. Он ушел. С того дня я стал часто звонить ему. Не знаю, может мои частые звонки и раздражали его, но он никогда мне этого не говорил. Когда он разговаривал со мной, я улавливал в его голосе какую-то едва заметную нежность, отчего настроение поднималось само по себе. Может, мне все это и казалось, пускай. Даже если это был и самообман, я упивался им по полной. Его голос стал для меня как наркотик, я мог часами разговаривать с ним обо всем на свете. Единственное, чего мы избегали в наших разговорах – это сам Артем. Он никогда не рассказывал о себе. Все, что мне удалось выпытать у него – это то, что ему двадцать четыре года, он недавно переехал в наш город и не имел постоянной работы. Несколько раз мы встречались. Гуляли в парке, ходили в кафе, однажды он даже пригласил меня в гости. Хотя, если быть честным, я сам напросился. Постепенно мы стали общаться больше и часто оставались ночевать друг у друга. Я, наверное, сходил с ума, но этот человек стал необходим мне, как воздух. Я все время хотел находиться рядом с ним, слышать его голос. Когда же у меня не было такой возможности, я начинал нервничать, дергаться. Меня охватывал какой-то иррациональный страх. Все эти чувства пугали меня. Я прекрасно понимал, что все те ощущения, которые я испытывал к Артему, не объяснялись дружбой или обычными приятельскими отношениями. Это было нечто большее. Я хотел этого человека. Не только в сексуальном плане, мое желание обладать им было гораздо больше примитивной физической потребности. Я хотел его телом, душой, рассудком, хотел его каждым своим нервным окончанием. Как такая одержимость могла завладеть мной после такого непродолжительного знакомства? Я не знал. Да и не хотел знать. Я просто чувствовал эту зависимость от него и ничего не мог с этим поделать. Да и хотел ли? А он казалось, ничего не замечал. Этот его вечный беспечный тон и полнейший пофигизм ко всему окружающему его миру меня жутко бесили. После того поцелуя, он не предпринимал больше никаких попыток, не выказывал своего интереса ко мне в этом плане. А мне было слишком стыдно, чтобы сделать этот шаг. Несмотря на то, что я довольно легко принял свое влечение к представителю своего же пола, какой-то внутренний барьер, пусть и совсем не высокий, но все же остался. Да я и не был уверен, что Артем бы пошел ко мне навстречу. В его глазах я был именно приятелем, с кем можно было выпить пива и поболтать о всякой ерунде. Он часто подолгу пропадал где-то, а когда я звонил на его номер, трубку бывало брали его обдолбанные приятели и глупо хихикали, не в силах внятно объяснить, где Артем. На все мои вопросы Артем неизменно делал лицо кирпичом и с безразличной усмешкой говорил, что это не мое дело. Мне было обидно, но я не мог забить на этого человека и оставить его. Этот мой страх за него… ведь он не был безосновательным. Отношение Артема к жизни поражало, точнее даже не отношение, а его полное отсутствие. Казалось, что он напрочь лишен чувства самосохранения, такого естественного для любого человека. Он же все время ходил по лезвию ножа, необоснованно рискуя, живя на пределе, словно каждый день был его последним. Он постоянно участвовал в каких-то драках, затевал потасовки, водился с опасными людьми. А как он водил машину?! Как-то раз он забирал меня с работы, потому что мой автомобиль был в ремонте. Едва я сел в салон, как он сорвался с места, словно за ним кто-то гнался. Проносившиеся мимо нас дома сливались в одну сплошную линию, расчерченную светлыми полосками-огоньками светящихся окон, витрин и светофоров. На поворотах нас заносило на скользкой дороге и я пару раз приложился головой о боковое стекло. — Артем, ты нас убьешь! – заорал я и, не выдержав, зажмурил глаза. — Нас? – раздался удивленный шепот, а затем я услышал пронзительный визг тормозов. – Черт, прости… Я отвык, что со мной кто-то рядом… Он притянул меня к себе и прежде чем уткнуться ему в грудь, я заметил его потерянный и ошарашенный взгляд. Да что же с ним такое? Его сильно трясло, словно в лихорадке, но на мое предложение повести машину, он мне отказал. После того раза при мне он ездил аккуратно, всегда соблюдая скоростные режимы и знаки. Но я знал, что когда он один, он снова носился по улицам на запредельных скоростях, наплевав на ремень безопасности и на свою жизнь. А я сидел дома и нервничал, хватаясь за волосы и кусая губы до крови… И так от звонка до звонка, от встречи до встречи. Однажды мне пришлось забирать его ночью из клуба. Он позвонил мне, потому что сам был не в состоянии добраться домой. Я впервые оказался в таком месте. Грязь, запах дешевых сигарет и перегара. Пьяные лица вокруг, не выражающие ничего, кроме вызванного алкоголем и наркотиками отупения. И в этом месте тусовался мой Артем… Он сидел за угловым столиком в компании двух парней, на лицах которых также царило невменяемое выражение. Рука одного хозяйничала у Темы под рубашкой, а другой что-то шептал ему в ухо, при этом пошло улыбаясь. А Тема… он просто сидел, уставившись невидящим взглядом в бокал пива, никак не реагируя на действия той парочки. Взглянув на эту картину со стороны, в моей голове возник закономерный вопрос. Почему? Почему меня зацепил именно этот человек, а не кто-нибудь другой? Однако думать сейчас об этом было бессмысленно. Ведь Артем уже появился в моей жизни, а отпустить его у меня просто не было сил. И желания. И я не позволю ему угробить самого себя. Твердым шагом я направился к нужному столику и уверенной хваткой вытащил Артема из-за стола, не обращая внимания на невнятные возмущения лапавшей Артема парочки. Я был зол на него. Обижен. Я ревновал. Они так откровенно трогали его, целовали, а я же боялся элементарно позволить себе лишний взгляд, боялся лишний раз дотронуться до него. Я вообще относился к нему, как к какой-то святыне. Понимаю… Рассудком понимаю, что человек, погрязший в пороках, был далек от святости. Но вот сердцем… — Прости, — прошептал он, уткнувшись мне в ухо, пока я вел его к выходу. – За всю эту грязь, в которую я тебя втягиваю. Я оставлю тебя, я обещаю. Я уйду. У меня получится. - Заткнись, - зло зарычал я. – Просто заткнись! В машине он вырубился и пришел в себя только дома. Я все это время просидел на полу перед диваном, не сводя глаз с отключившейся фигуры. Хочется кричать, крушить, ломать, но я молча сижу в тишине, накапливая в себе гнев, который, кажется, еще чуть-чуть и начнет разъедать меня изнутри. Я терпеливо собираю его по капле, чтобы потом выплеснуть эту полную до краев чашу прямо ему в лицо. — Сколько это будет продолжаться? – холодно спрашиваю я, когда Артем приходит в себя. Он вздрагивает, так как после пробуждения не успел заметить меня со своего места. — Андрей? – поморщился он. – Тебе лучше пойти домой. Я сейчас не настроен на разговор. Мне не очень хорошо сейчас. — А когда тебе бывает хорошо? Когда, Артем? Когда ты обкуриваешься до потери сознания? Или когда ты напиваешься так, что забываешь, как тебя зовут? Или когда ты шатаешься непонятно где со своими друзьями-придурками, которые кинут тебя при первой подвернувшийся возможности? Или когда ты гоняешь по городу на запредельных скоростях, рискуя разбиться в лепешку? Черт возьми, Артем! Что ты творишь? Я понимаю, что меня накрывает истерика, но уже не могу остановиться. Я хочу достучаться до него, но не знаю как. Я словно бьюсь о каменную стену, пытаясь войти в дом, в котором нет дверей. А он просто молчит, опустив голову и не глядя на меня. Злые слезы застилают глаза и я резким движением вытираю их рукавом. — Что будет следующим? Ты начнешь колоться? Уйдешь в криминал? – «Если уже не…» — Покажи мне руки! Быстро показывай! Я подлетаю к нему и лихорадочно начинаю закатывать рукава, судорожно проводя дрожащими пальцами вдоль синеющих на бледной коже тоненьких ленточек вен. Чисто. Опускаюсь пальцами до запястий и также внимательно их осматриваю. Никаких шрамов. — Я не колюсь, — сиплый, немного хрипловатый голос. – И в криминале не участвую. — Зачем ты все это делаешь? Почему… — я устало сползаю по дивану на пол, закрывая полные влаги глаза длинной челкой. – Ты же сам сознательно убиваешь себя. Я ни за что не поверю, что тебе нравится такая жизнь. Ты ведь не такой. Я знаю… — А какой я? – тихий шепот, почти безразличный, но слишком надрывный, чтобы казаться равнодушным. – Ты ведь меня совсем не знаешь. — Ты хороший, добрый, отзывчивый, смелый, веселый, иногда безумный. Я много о тебе не знаю, но я знаю, что ты пьешь чай с одной ложкой сахара и не можешь уснуть без стакана молока. Каждый раз выходя на улицу, ты кидаешь монетку «на погоду». Ты ненавидишь домашние тапочки и в любое время года ходишь по квартире босиком. Несколько раз в день ты подкармливаешь бездомную собаку в вашем дворе и я знаю, что если бы не твоя аллергия, ты бы притащил ее домой. Ты любишь петь в дУше и у тебя очень красивый голос. Ты просто невероятно вкусно готовишь, намного вкуснее, чем моя мама. Я понимаю, что все это мелочи, но всего этого достаточно, для того, чтобы… «Полюбить тебя?» — … чтобы понять, что ты хороший человек. И я не понимаю, почему ты хочешь уничтожить все это в себе! — Ты правда видишь меня таким? – спрашивает он, слегка наклонив голову набок, в его глазах светится какое-то странное, непонятное для меня чувство отрешенности. Словно мы говорим совсем не о нем, а о постороннем человеке. Это его равнодушие окончательно выводит меня из себя. Я вскакиваю на ноги и зло откидываю с глаз челку. Снова возникает желание ударить его, сделать ему больно, так, как он делает больно мне. — В данный момент я вижу перед собой обдолбавшегося парня, которому наплевать на всех, в том числе и на себя. Ты жуткий эгоист и думаешь только о себе! — Ты же только что сказал, что я хороший и добрый, — усмехнулся он, глядя на меня с издевкой. – Что, уже передумал? Он медленно поднялся с дивана и вытащил сигарету из пачки, лежавшей на тумбочке. Огонь от зажигалки на миг окрашивает его лицо в оранжевый цвет, очерчивая рельеф его скул еще резче, и в черных глазах загораются отсветы пламени. Он выглядит устрашающе и в то же время невероятно притягательно, завораживая своей пугающей, немного резкой красотой. — Андрей, не строй иллюзий на мой счет. Я не такой, каким ты меня видишь. Ты хочешь видеть во мне светлую сторону, но… во мне этого нет, ничего светлого. Да, я эгоист и мне действительно наплевать на всё. Да ты сам посмотри как я живу, с кем общаюсь. Ты скажи, тебе оно надо? Я все пытаюсь понять тебя, пытаюсь понять, почему ты носишься со мной, как курица с яйцом. Зачем тебе это? Ведь я – это одна сплошная ходячая проблема. Какой тебе в этом кайф? Он откидывает голову назад и, не глядя на меня, выдыхает сигаретный дым, который тоненькими струйками поднимается вверх, причудливо извиваясь. Зачем мне это? Если бы я знал. — Я не знаю, — тихо отвечаю я. Голос слаб и еле слышен, будто из меня выкачали все силы. И я на самом деле чувствую себя слабым и беспомощным. Я устал биться и доказывать что-то этому человеку, устал бороться за его жизнь, в то время как ему самому этого не надо. Для кого я это все делаю? Видимо, для себя. – Не знаю. Но когда ты где-то там, не рядом, я боюсь. Боюсь, что я не успею, и с тобой что-нибудь случится. Чувствую себя ребенком, который признается старшему в чем-то постыдном. Хочется подтянуть колени к груди и уткнуться в них носом, но я лишь отгораживаюсь от его пристального взгляда своей челкой. Я чувствую, как он смотрит на меня, внимательно и изучающе, словно пытается заглянуть мне в душу. Что он хочет там увидеть? Все что надо, он уже видел в моих глазах. Мне часто говорили, что я не могу держать свои чувства при себе, что глаза меня всегда выдают. И уж если я не мог скрыть от людей простое раздражение и неудовольствие, то мог ли я прятать внутри весь тот шквал эмоций, которые вызывал во мне Артем? Можно ли спрятать в спичечном коробке огромное солнце? Оно туда просто не поместится, так же, как не помещались во мне и мои чувства, так компрометирующе выпирая наружу и выдавая меня с головой. Отчего-то вдруг стало зябко и пусто, и снова возникло то ощущение, что я словно бьюсь о каменную стену. А мне надоело биться, хотелось идти напролом, хотелось выбить хотя бы кирпичик из этой равнодушной поверхности. — Скажи, я тебе совсем безразличен? – вдруг спрашиваю я. — Андрей, не надо, — он морщится и устало откидывается на спинку дивана. – Тебе лучше забыть про меня. Совсем. — А тебе-то откуда знать, что для меня лучше? – раздраженно кидаю я. – Ты же сам подтвердил, что ты эгоист. Так вот он я! – я раскинул руки в стороны, словно предлагая себя, хотя почему «словно»? – Пользуйся в свое удовольствие, ведь я сам предлагаю и не прошу ничего взамен! Пользуйся мной, как ты пользовался всеми теми парнями. Почему им можно, а мне нельзя? Я для тебя недостаточно хорош? Меня бьет крупной дрожью и глаза почему-то больно жжет, словно в них насыпали песка, но я стараюсь не обращать на это внимания. Подхожу к дивану и забираюсь к нему на колени, преодолевая слабое сопротивление. Трясущимися руками хватаю его за ворот рубашки и пытаюсь притянуть к себе, чтобы прижаться губами. От этих его попыток отстраниться и остановить меня, становится еще больней, и они только разжигают во мне чувство обиды и несправедливости. Мои прикосновения тебе противны? А им ты позволял целовать себя и не только… Эти мысли разъедают мозг как серная кислота и я уже ничего не соображаю, знаю только что мне надо его целовать, кусать, надо доказать ему, что я не хуже, что я лучше их. И я кидаюсь на него, как обезумевшая собака кидается на кинутую ей кость. Целую его, кусаю за нижнюю губу, но у него получается увернуться. — Андрей, у тебя истерика, успокойся, — хрипит он, а я его не слушаю, я смотрю на его влажные от моей слюны припухшие губы, и понимаю, что реально схожу с ума. И если я сейчас же, в эту самую секунду, не прикоснусь к нему, я сдохну. Как будто я тону и надо мной смыкаются толщи черной воды, а легкие горят огнем от нехватки кислорода. А он – это мой глоток воздуха, мой шанс выжить. Мне становится страшно от этой мысли, будто я становлюсь зависимым от него не только эмоционально, но и физически. Если он меня сейчас оттолкнет, я же… Я не даю сформироваться мысли в голове окончательно, лишь жалобно мычу ему куда-то в грудь: — Тём, пожалуйста. Поднимаю на него глаза и смотрю ему прямо в лицо. Не знаю, что он там увидел, но его выражение резко меняется. Он боится. Мой Тёма, которого очень трудно развести на эмоции, который всегда лезет на рожон, который относится к своей жизни, как к нежеланному подарку, он боится! Мне хочется просто сидеть и любоваться им, зафиксировав в памяти это выражение на его лице, такое не свойственное ему и такое чужое. Но что-то внутри шепчет, чтобы я ловил момент, воспользовался его растерянностью, ведь он сейчас такой слабый, податливый. Нерешительно касаюсь его губ своими и чувствую, как его губы раскрываются мне навстречу. Не в силах сдержать радостный возглас, я медленно, но настойчиво вхожу в него языком. Его ответные движения, мои приглушенные стоны, все происходит в каком-то бешеном темпе, уловить который просто невозможно, можно лишь просто следовать ему. И я следую. Ведущий сначала, я оказываюсь ведомым. Его руки, безвольно лежавшие по бокам от меня, вдруг оживают. Они скользят по моей спине, прижимая меня еще крепче, буквально вдавливая меня в эту рельефную гладкую грудь. Когда я успел расстегнуть на нем рубашку? Не знаю… Не помню… Его руки. Такое ощущение, как будто у него не две руки, а как минимум десять. Они везде. Я чувствую на себе прикосновения его ладоней и медленно схожу с ума. Я когда-то читал историю о демоне, забирающем у человека разум с помощью всего лишь одного прикосновения. Одно касание и человек становится безумным. В тот момент мне казалось, что Тёма и есть тот самый демон, лишивший меня разума. Я словно горел изнутри, а его руки несли мне облегчение, охлаждающим бальзамом ложась на мою раскаленную кожу. Он мне что-то говорил, шептал на ухо, но я не слышал. Я стонал, извивался, подставлялся под его поцелуи и целовал его сам, дико, безумно, словно изголодавшийся по сексу юнец, для которого все это происходит в первый раз. Хотя ведь для меня это и был первый раз. Первый раз с парнем. Однако, как ни странно, я совсем не боялся. В первый раз я занимался сексом с девчонкой в шестнадцать лет, но тогда я жутко нервничал, а сейчас во мне не было ни капли волнения. Все шло так, как и должно было, так, как я того хотел. Так чего мне бояться? Сухие губы скользят по моему животу вниз, туда, где особенно горячо. Влажный рот обхватывает меня и я откидываюсь назад, вцепившись в обивку дивана и хватая воздух как рыба, выброшенная на берег. Надрывные стоны раздирают горло, а он лишь улыбается, глядя на меня из-под косой челки. Провожу рукой по темным волосам, запутываясь пальцами во вьющихся локонах. Какой же красивый… Затопившая меня нежность смешивается с охватившим все тело возбуждением и я шепчу охрипшим голосом: — Тём, пожалуйста… я хочу! Я не вижу, что происходит дальше. Перед глазами все еще стоит красная пелена, я лишь могу концентрироваться на своих ощущениях. Чувствую, как Тёма разводит в стороны мои ноги и касается меня смазанными чем-то скользким и прохладным пальцами. Двигаюсь ему навстречу, обвивая его шею руками, но размеренных движений мне мало, они не приносят должного удовлетворения. Недовольный всхлип срывается с губ и я зажмуриваю глаза, уткнувшись лицом Артёму в шею. Он отчего-то смеется и я хочу спросить, что тут смешного, но в этот момент я чувствую, как он входит в меня и забываю обо всем. Даже первые не слишком приятные моменты проникновения воспринимаются мной как нечто волшебное и потрясающее. Мысль о том, что он сейчас во мне и теперь мы – одно целое просто напрочь сносит крышу. — Все нормально? – тихо шепчет он мне на ухо, и я лишь киваю в ответ, не в силах озвучить что-то вслух. Каждый медленный размеренный толчок отдается белой вспышкой где-то в мозгу, посылая по всему телу разряды удовольствия. Меня словно бьет током, только эти разряды вызывают не боль, а наслаждение. Меня настолько пробирают эти ощущения, что я просто не могу лежать спокойно. Я извиваюсь, кричу, целую Артёма куда придется, толкаюсь ему навстречу, подмахивая, помогая ему проникнуть глубже. Еще никогда в постели я не вел себя настолько безумно, как в эту ночь, никогда не отдавал себя человеку полностью, без остатка. Еще никогда я не испытывал оргазма такой силы. Воистину, это была «ночь первого раза» не только в плане секса с парнем. Я лежу на его груди, закинув на него левую ногу. Бьющееся под щекой сердце успокаивало своим ровным ритмом, но спать мне не хотелось. Не смотря на физическую усталость, меня переполняли эмоции и мне даже казалось, что я сверкаю, как начищенный таз, настолько улыбка разрывала мое лицо. — Ну и чему ты лыбишься? – раздался сонный голос над ухом. — Просто мне хорошо, — безмятежно ответил я и заулыбался еще шире, хотя казалось, что шире уже просто невозможно. — У тебя сейчас рот треснет, будешь так улыбаться. — Задница же не треснула, — хихикнул я, отдергивая прикрывающую нас простыню и обнажая внушительных размеров достоинство Артёма. – До сих пор не представляю, как это могло поместиться во мне! — Это все магия! – хмыкнул Тёма, накидывая простыню обратно. — Ага, а ты мой волшебник! – я подтянулся на руках, чтобы поцеловать его, но он вдруг отодвинулся от меня и сел на край дивана, опустив ноги на пол. — Какой из меня к черту волшебник! – буркнул он, опустив голову. – Андрей, тебе правда лучше будет без меня. Я сел, завернувшись в простынь, и подтянул колени к груди. — Ты, конечно, офигеть какой подходящий момент выбрал, чтобы мне сказать это, — усмехнулся я, глядя на его опущенную голову и сгорбленную спину. – Надеялся, что после этих слов я разрыдаюсь и убегу? Или начну тебя уверять, что без тебя мне жизнь не мила? Хрен тебе! Убегать не буду и уверять в чем-то тоже. Он никак не отреагировал на мои слова и недовольный общением с его спиной, я поднялся с дивана и уселся на пол прям перед ним. — А теперь слушай сюда, — произнес я, глядя ему прямо в глаза, снизу вверх. – Я не знаю, почему ты делаешь все это. Но я тебе больше не позволю страдать фигней, слышишь? Я в лепешку расшибусь, но не позволю! Я вытащу тебя из этого болота. — А если я сам не хочу? Может быть, я не хочу покидать это самое болото, и мне оно нравится? – он смотрел на меня пристально, даже немного вызывающе. А я вдруг неожиданно растерялся. А действительно, что если ему все то, что я хочу ему предложить и не нужно вовсе. Хватит ли у меня сил вытащить его в одиночку? Мне вдруг стало очень холодно и страшно. Почему всегда в присутствии Артёма я себя чувствовал себя маленьким мальчиком, глупым и наивным? — Зачем тебе все это? – я обхватываю его колени и зарываюсь в них лицом. Я не хочу этого разговора, хочу обратно в кровать, чувствовать его сердце у себя под щекой и улыбаться, безмятежно и счастливо, искренне веря, что все будет хорошо. Но механизм уже запущен и его не остановить. — Чтобы умереть. Сердце на миг замирает и я резко вскидываю голову. Его лицо спокойное и бледное, словно маска, за которой не разглядеть истинных чувств. — Что за бред ты несешь, — сиплю я, судорожно сжимая его колени. – Это не смешно. — Ты прав. Не смешно. Жалко и отвратительно. Как и вся моя жизнь, — он поднимается с кровати, скидывая с колен мои руки, и они безвольными плетьми падают на пол. Он вытягивает из пачки сигарету, зажигает ее и открывает дверь на балкон. Но не выходит наружу, а так и стоит на пороге, повернувшись ко мне спиной. Одна затяжка. Две. Три. Я по прежнему сижу на полу, не сводя с него взгляда, кутаясь в простыню и не обращая внимания на сквозняк. В голове пусто, на душе тоже. Сижу и просто считаю его затяжки, словно это единственное, что меня беспокоит в этот момент. — Я совершил в своей жизни кучу поступков, которыми отнюдь не горжусь, — наконец произносит он, так и не повернувшись ко мне. Но я даже рад этому, сейчас у меня просто нет сил смотреть в черноту его глаз, сейчас там пусто и холодно. – Я тебе уже говорил, что ты зря думаешь, что я весь из себя такой хороший. Я совсем не такой. Ты по своей натуре очень открытый и хочешь видеть в людях только светлое и доброе. Но люди не всегда такие, какими ты их хочешь видеть, Андрей. — Я знаю, — почти шепчу я. Благодаря Марине и Славе я усвоил этот урок. – Но ты… — А я тем более. Ты все время спрашивал меня, зачем я вытворяю все те безумства. Все очень просто. Мне надоело жить, но я слишком труслив, чтобы убить себя, — он передернул плечами и я услышал в его тоне презрение. – У меня просто отключились тормоза, но я не могу уйти из жизни сам, поэтому каждый день надеюсь, что всю работу за меня сделает случай. — По…почему ты хочешь убить себя? – язык еле ворочается, с трудом выталкивая слова. Артём поворачивается ко мне лицом и пустота в его взгляде пугает, она словно черная дыра, затягивает внутрь, чтобы поглотить. — Однажды я совершил один поступок, из-за которого погиб близкий мне человек. Я так и не смог себя простить, — он закрыл дверь балкона, но так и не отошел от окна, высматривая что-то в темноте. – Но ты не думай, что я прям так уж горю желанием себя убить, или что я унылое эмо, склонное к суицидальным наклонностям. Нет. Просто… мне все равно. Все равно, умру я или нет. А когда ничего не боишься, то и границы, которые могут остановить тебя, стираются. В голове кружится куча вопросов. Кто был тот человек? Что произошло? Почему все так? Но я молчу, потому что понимаю, что эти ответы ничего не изменят. Может быть потом, когда-нибудь он мне все расскажет. Хотя… один вопрос все же срывается с языка. — А я… на меня тебе тоже наплевать, как и на всю свою жизнь? — Андрей… — он вздыхает и смотрит на меня как-то устало и обреченно. – Ну зачем я тебе такой нужен? Я же пустой внутри. Я резко вскакиваю с пола и чувствую, как глаза защипало от слез. Ну и черт с ним. Пусть даже разревусь как девчонка, если не нравится, пусть не смотрит. Подхожу к нему и целую в губы. Для этого приходится встать на цыпочки, и обхватить его за шею, чтобы притянуть к себе. Он не пытается меня оттолкнуть, чему я безумно рад, хотя, вероятнее всего, это он от неожиданности так истуканом стоит, но скоро очухается и… Его губы раскрываются и он обнимает меня за талию, притягивая еще ближе и углубляя поцелуй. Я чувствую его возбуждение, чувствую его сбившееся тяжелое дыхание, от которого по всему телу проходит легкая дрожь желания. Вскидываю перед собой руки, пока все не зашло слишком далеко и отстраняюсь. — Чувствуешь? – я беру его ладонь и кладу ему же на грудь, туда, где в рваном танцующем ритме бьется сердце, вибрируя под нашими ладонями. – Оно стучит так из-за меня. И не надо мне доказывать, что ты пустой внутри. Оно, — я перевожу взгляд на его руку, накрытую моей, — с тобой не согласно. Я отстраняюсь от него и начинаю медленно одеваться. Когда я выхожу из комнаты, он все также стоит у окна, напоминая статую. — Я зайду вечером, — бросаю на него последний взор и выхожу из квартиры. Через пару часов наступит рассвет и мне надо будет собираться на работу. Вот и прекрасно. Мне сейчас надо отвлечься, а работа это то, что надо. Вечером дверь мне никто так и не открыл. Его телефон был выключен, а машина рядом с домом отсутствовала. Неужели это его ответ на мой вопрос? «На меня тебе тоже наплевать, как и на всю свою жизнь?». Мне не хотелось верить в это, и я упрямо звонил ему каждый день, приходил после работы и часами просиживал у него под дверью, в надежде, что он все же вернется. С каждым днем надежда гасла, все больше напоминая еле тлеющий уголек, но я отказывался верить, что это конец. Постепенно мои дежурства перед дверью Артёма стали привлекать лишнее внимание соседей, поэтому я был вынужден покинуть его подъезд. Но я все так же приходил к его дому, только теперь сидел на лавочке и разглядывал черные квадраты его окон, каждую секунду ожидая, что там вот-вот загорится свет. Но свет все не загорался. В один из таких вечеров я как обычно пришел к его подъезду и уселся на лавочку напротив. Я сидел, низко опустив голову и водил носком кеда по земле, размышляя, почему все, к кому я тянусь, отворачиваются от меня. Что во мне не так? Я поднял глаза к небу, словно надеясь прочитать в темной синеве ответ, и замер. В его окнах горел свет. Я пару раз моргнул, думая, что мне, наверное, привиделось. Но нет. Окно все также горело уютным желтым светом и я кинулся вперед, летя на него, как мотылек на пламя огня. За считанные секунды я взлетел до нужного этажа и нажал на звонок. Дверь открылась сразу же и улыбка застыла на моем лице, а через секунду и вовсе испарилась. Передо мной стоял невысокий парень лет двадцати и вопросительно смотрел на меня. — А Артёма можно, — спросил я, понимая, что это конец. — Кого? – парень удивленно вскинул брови, но тут же морщинки на его лбу разгладились. – Вы наверное имеете ввиду парня, который жил тут раньше! Так он съехал, теперь квартиру снимаю я. — А куда он съехал, вы не знаете? — Нет, к сожалению, не знаю. — Извините за беспокойство, — пробормотал я, поворачиваясь к лестнице. А вот теперь, действительно конец. Выйдя на улицу, я беспомощно посмотрел по сторонам. Мои щеки пылали и голову сдавливало словно железными тисками. Температура. Эта зараза началась у меня несколько дней назад, все-таки многочасовые сидения на холодном сыром ветру не прошли бесследно. Надо будет зайти в аптеку, ту, что рядом с домом. Хотя… зачем? Нужно ли мне это? Может, стоит поступить как Артём и отдаться на волю случая? При мыслях о Тёме я словно оцепенел. В голове крутился один и тот же вопрос, который я просто боялся оформлять словами, но все же… Жив ли он? С его образом жизни, для него каждый день как последний. Но теперь меня нет с ним рядом, некому о нем переживать, волноваться, рядом с ним нет больше того, кому бы было не все равно… — Ну и черт с ним, — я зло пнул валявшийся на дороге камень. Он сам принял это решение. Сам отказался от меня. Засунув руки в карманы, я быстрым шагом пошел вдоль тротуара, изредка поглядывая на небо, с которого на землю сыпались крупные белоснежные хлопья. Эти хлопья напомнили мне об одном вечере. Как-то раз, около двух недель назад, мы с Артёмом гуляли по парку и шел такой же густой крупный снег. Он тогда беспрерывно дурачился и пытался поймать снежинки языком, а потом вдруг сказал: — Знаешь, я люблю зиму. Но не могу ее переносить. — Это как? – удивленно спросил я тогда. — Зиму можно любить, только когда есть кто-то рядом, чтобы было кому тебя согреть. Почему-то эти его слова прочно врезались в мою память. Меня тогда удивило, что Артём всегда боялся холода, но самым любимым его временем года была зима. А еще он всегда ходил босиком по квартире и ноги у него были холодными как у лягушонка. А ведь я давно хотел купить ему теплые шерстяные носки, вдруг вспомнилось мне и отчего-то в этот момент мне показалось жизненно важным купить Артёму носки, чтобы у него больше не мерзли ноги. И не важно, что Артём ушел и больше мы, скорее всего, никогда не увидимся. Из супермаркета я вышел, прижимая к себе пакетик с пушистыми вязанными белыми носками в елочку и с мордочками оленей. Для кого я их купил? Не знаю… просто так. Температура снова напомнила о себе очередной вспышкой головной боли. Так, срочно в аптеку. Колокольчик весело дилинькнул приветствуя меня и ударяя по мозгам не хуже набата. Боль в голове радостно завибрировала, а мне же только оставалось морщиться. — Здравствуйте! Чем могу помочь? – раздался рядом вежливый и до боли знакомый голос. Я резко развернулся и подумал, что брежу. А как иначе объяснить наличие Артёма за прилавком аптеки? При виде меня его глаза расширились и он тут же кинулся ко мне, с криками «Андрей! Где тебя носило?». — Меня? – тупо переспросил я. Сюрреализм происходящего все больше убеждал меня в том, что у меня галлюцинации. А может я вообще уже умер? И попал в … рай? — Андрюш, ты чего? Какой рай? – испугано пролепетал Тёма. Черт, я произнес это вслух? — Да у тебя же жар! Он исчез за прилавком, порылся в ящичках, пробил что-то на кассе и вернулся ко мне, натягивая по пути свое пальто. — Катя! – заорал он и я в очередной раз попрощался со своей головой, ожидая, что она расколется надвое. – Катя, мне надо уйти. Срочно! — Куда это ты собрался? Ты что, меня одну в ночную смену оставишь? – появившаяся из подсобки девушка возмущенно надула пухлые губы, чем сразу вызвала жгучую нелюбовь к себе с моей стороны. — Я позже вернусь. Просто… Это Андрей, — многозначительно сказал он, беря меня за руку. — Аааааааа… — радостно протянула девушка. – Тот самый Андрей… — Что значит тот самый? – буркнул я, но меня уже выволокли из аптеки и потащили домой. Всю дорогу до квартиры мы с Артёмом не сказали друг другу ни слова и первыми нашими словами, когда мы переступили порог квартиры, были: — Ты где был? Выпалили мы это одновременно, поэтому удивленно замолчали. — Я приходил к тебе каждый вечер, — наконец произнес Артём. – Ждал перед твоим подъездом, но тебя все не было. Позвонить не мог, потому что телефон украли. Андрей? Ты чего смеешься? — Ты ждал меня каждый вечер перед подъездом? – выдавил я из себя, давясь смехом. — И что же в этом смешного? – нахмурился Артём и обиженно поджал губы. — Просто я занимался тем же, только перед твоим подъездом. Медитировал на твои окна, — произнес я, немного успокоившись. – Я думал, ты уехал. — Я хотел, — произнес Тёма стягивая с меня куртку. – Но не смог. Понял, что не смогу так, как раньше. Без тебя не смогу. Когда ты рядом, мне не все равно. Он посмотрел на меня, видимо, ожидая какой-то реакции, но я стоял истуканом, прижимая к себе шелестящий пакет с носками и до дрожи в коленях боялся, что это все сон. — Я снял квартиру поближе к тебе и устроился работать в аптеку, — продолжил Артём, так и не дождавшись от меня реакции. — Не надо было, — наконец выдавил я из себя. Получилось как-то хрипло и сухо, словно я давно не разговаривал. — Почему? – спросил Артём погасшим голосом и я понял, что он мог неправильно истолковать мои слова. — В смысле, не надо было квартиру снимать, — пояснил я. – Ты же все равно будешь жить у меня. Ведь будешь же? — Если ты этого хочешь. — А ты? — Да. Подхожу к Артёму и прижимаюсь к нему всем телом, чувствуя себя до невозможности счастливо и уютно, когда его сильные руки обвиваются вокруг меня. Но тут шелест пакета привлекает его внимание. — Что это? – спрашивает он, пытаясь заглянуть внутрь. — Носки, — мне очень неловко и я чувствую, как мои щеки заливает румянец. Вот же ж детский сад, — Для тебя. — Для меня? – он достает из пакета пушистые носки и внимательно их разглядывает с таким видом, словно я ему вручил не какую-то тряпку, а как минимум золотые запонки. — Чтобы ты больше не мерз зимой, — я неуверенно поднял на него глаза и робко улыбнулся. – Теперь у тебя есть носки… и я! Мы будем тебя греть. — Это самый лучший подарок, какой мне когда-либо дарили, — прошептал Тёма мне прямо в губы и нежно поцеловал меня. – Спасибо. — Пожалуйста, — отвечаю я, прижимаясь к нему всем телом. – Ты только больше никогда не мерзни. Он понимает, что я имею ввиду и благодарно целует меня в макушку. — Так, а теперь живо отлепляйся от меня! – вдруг раздается над ухом неожиданно громкий командный голос, – Марш переодеваться, а я пока наведу тебе лекарство. Примешь его и сразу спать. А я на работу пойду, а то бросил там Катю одну. — Ну надо же! – кричу я из спальни, натягивая на себя домашнюю одежду. – Теперь у меня есть свой личный персональный доктор. И не надо по врачам ходить! Если бы ты знал, как я их ненавижу! Захожу на кухню, где Тёма насыпает в кружку какой-то порошок и заливает его водой. — Значит, мне повезло, что я все же не пошел учиться на врача, — улыбается он, протягивая мне кружку с лекарством. Обхватываю кружку прямо поверх его рук и пью прямо так до последней капли. — А теперь иди ложись в постель, — тихо произносит он, стирая с моего подбородка каплю лекарства. — Я тебя провожу. Выходим с ним в коридор и я, облокотившись плечом о стену, наблюдаю за тем, как он одевается. Есть во всем этом что-то такое уютное и домашнее. Надо же, я провожаю своего мужчину на работу. Мысль странная, но до абсурда притягательная. Мой мужчина. — Ну, до утра? – произносит тем временем этот самый мужчина и улыбается мне своей белоснежной улыбкой. Гаденыш. Ну вот куда его отпускать такого теплого и родного? — До утра, — печально соглашаюсь я и, сняв с вешалки запасной комплект ключей, сую ему в ладонь. Он какое-то время внимательно рассматривает связку, а потом аккуратно кладет их в карман и выходит в подъезд. Прислонившись виском к косяку входной двери, я смотрю, как он не торопясь спускается по порожкам. — Тём, — окликаю я его, и он с готовностью поворачивается, держась за перила. – Я тебя люблю, ты же знаешь? Улыбается так, что мне кажется, я сейчас ослепну от этого сияния. Или умру от счастья. Или захлебнусь этой нежностью. В общем, мне просто офигительно хорошо, так, как не было никогда в жизни. Тёма исчезает из вида, а я возвращаюсь в квартиру и ложусь спать. Губы растягиваются в счастливой улыбке, которая никак не хочет покидать моего лица. Завтра я проснусь и он будет рядом. И каждое утро мы будем встречать вместе, потому что ему больше не все равно. КОНЕЦ