***
Знаете, мне девятнадцать, а я все еще бесцельно слоняюсь по миру. Случайные задания, одно за другим, и каждое следующее - последнее. Возможно, два года назад это еще имело какой-то определенный смысл, но теперь уже точно нет. Что делать, когда за плечами ничего? Восстанавливать Валианте? Альфонсо и так неплохо справляется сам. Вряд ли ему требуется помощь от человека, разбирающегося в вещах не более сложных, чем строительство и сельское хозяйство, а в остальном я просто бесполезен. Армия? Политика? Да черта с два я окунусь в это болото. Мне там места нет. Отец как-то говорил, что Темный Рыцарь никогда не спит, не ест и не трахается, пока вокруг него есть нуждающиеся в нем люди. Если так, то он явно не вписывался в эти рамки на на йоту. Темные Рыцари больше, чем просто люди. Для нас кошмары - не сны, рассеивающиеся с восходом солнца, а порождения темноты, с которой мы призваны сражаться. Но с тех пор, как смысла в моей жизни не стало, мне больше было не для кого носить этот чертов доспех.Я видела свет в небе. Он подобен светлячкам...*
Омерзительно осознавать, что после уничтожения человека, жаждой мести к которому я дышал семнадцать лет, у меня не осталось ничего. Целая жизнь, хоть и не долгая, была положена только ради одной цели - убить того, кто убивал нам подобных. Нам подобных? А много ли я таких встречал? Едва ли. Нет, моя цель была иной - убить того, кто отправил на костер мою мать. Мать, которую я никогда не видел. Даже когда я пытался, перебирая нескладные кусочки своих воспоминаний, отыскать хоть что-то, хоть сколько-нибудь личное свое устремление, я оставался ни с чем. Я ни о чем не думал, кроме мести. Пока не появилась Лара. Казалось, тогда я начал жить, но даже в этом ошибался. Иллюзия жизни рассеялась, когда я прикоснулся к ее трупу. Это дало мне стимул ненавидеть Мендозу еще больше, но проблема была, конечно же, не в нем. Я был рожден в борьбе. И умер с ее окончанием. Запертые врата Ада похоронили там не только существо, объятое пламенем, но и смысл жизни одного ничтожного мальчишки. Как думаете, что чувствуют люди, достигшие цели, которым не о чем мечтать и не к чему стремиться? Радость? Удовлетворение? Счастье?Неверное - верно, право - слева, И никуда не свернуть. Так не верь же во все, что ты знаешь...**
Усталость. Сбросив со спины тяжелый мешок, путник испытывает не счастье, а тупую боль и желание раствориться, прекратить существовать, чтобы эта боль его не достала. Все, что чувствовал я - это холодный сосущий червь внутри грудной клетки, зияющая червоточина, пожиравшая мои внутренности и мои мысли. Небольшие островки чистого разума поначалу еще были сосредоточены на тяжелом ранении Эммы, но затем исчезли, когда ее жизни перестало что-либо угрожать. Все устремления и силы сгорели в ярком огне, которого я никогда больше не увижу. В нем же сгорела последняя тоска по матери и надежда, что отец выжил. Его тела не нашли, и в могилу я опустил его ножны. Я ничего не хотел и ничего не делал. Я не слышал, когда со мной говорили, не видел, когда переводил взгляд и не говорил, когда шевелил губами. Нет семьи, нет целей, нет дома. Я был мертв.Когда ты почти у цели, почти дома, Просто открой глаза и иди, иди. Ты почти дома...***
Но меньше чем через год настал день, когда я проснулся.***
Солнце уже час как закатилось, когда на линии слившихся воедино окраинных домов Леон высмотрел низенький каменный дом с черепичной крышей, забавно покосившейся в одну сторону. Он на минуту замер, вдыхая холодный влажный воздух леса. Был дождь. Остается надеяться, что крыша у них не протекает, а там уж он починит ее на днях. Леон зашел с задней стороны, где около небольшой лужайки перед лесными массивами сам выстроил добротную деревянную веранду. Запах лукового супа ударил ему в нос еще за несколько метров до ступенек веранды. Задняя дверь в дом была приоткрыта. Ждут, но вряд ли сегодня. Отряхнув влажный плащ, он тихо поднялся по ступеням.Когда ты почти у цели, Знай, что ты не одинок. Ты почти дома...***
- Постии домааа, - старательно вытягивающий последние слова годовалый малыш, уцепившись за край двери, просунул голову в щель двери и замер. На его лице медленно появлялось понимание, что мокрое, темное и высокое пятно посреди сумеречной веранды было вовсе не пятном. Леон на секунду забыл как дышать. Он и не представлял, что мальчик так вырастет. Казалось, маленький щекастый малыш с копной темно-соломенных волос на голове был ему незнаком, но чем дольше он смотрел, тем сильнее в нем становилось желание захапать его и не отпускать. - Роберто, что такое? Что там? - послышался голос Химены из глубины дома, затем шипение сковороды и мягкий стук ее каблуков. Идти ей было немало. Светлые карие глаза мальчика мгновенно наполнились слезами. Отпустив дверь, он едва не свалился при следующем же шаге, но удержал равновесие и, не останавливаясь, торопливо заковылял в сторону Леона, хныкающе втягивая воздух и протянув к нему ручки. Льюис не помедлил сделать то же самое. - Баааааааааат! Баааат венуся! Еон венуся! Когда Химена появилась на улице, было уже слишком поздно, чтобы останавливать мальчугана. Вцепившись мертвой хваткой в плечо и шею брата, Роберто самозабвенно ревел. Леон, покрасневший от неловкости, растерянно глядел то на его, то на женщину, но ребенка не отпускал. - С возвращением, Леон! Парень с волосами цвета пламени, смутившись, улыбнулся, погладил плачущего младшего брата по голове и обнял крепче. Это то, ради чего он будет одевать доспех сколько угодно раз. Ему есть куда вернуться, есть дом, где его ждут. Когда-нибудь Роберто унаследует собственный доспех от Германа, но это будет еще не скоро. До тех пор он будет целью жизни и опеки его старшего брата, пережившего новое рождение вместе с ним. Долгие годы странствий и битв, начавшиеся и закончившиеся болью потери, теперь остались далеко в прошлом. Но этой истории Роб еще не знает. Когда-нибудь Леон расскажет ее ему.