Последний глоток спокойствия

Сумеречные вечера несут за собой слишком многое, рассеивая глупую радость свету, наполняя лёгкие ветра призрачной вонью гнили – паранойя давно поглотила мозги. Тягостное молчание брата и общий налёт херовой паники душили едким дымом, разъедая лёгкие не хуже никотинового яда; ошмётки оседали внутри, отравляя трупной дранью весь организм. Дэрил держится в стороне ото всех, но его кожа, одежда и хренова часть божественной, сука, души, пропитывается общим настроением, заставляя нервно дёргаться от каждого едва слышного шороха в тени, избегать громких звуков. Мэрл не хочет быть пронизанным паникой, как и не хочет быть с этими людьми, тянущими в полное дерьмо грёбанным якорем. Но стадом выжить легче, и он поступается: долго с братишкой не задержатся всё равно и перетерпеть общество нигера и херовых дебилов будет не столь трудно, особенно, когда есть бутылка успокоительного. С недавнего времени Дэрил не расстаётся с арбалетом. И Мэрлу спокойно знать, что мелкий придурок выживет, спасёт свою задницу во всём этом дерьме и, сточив ногти, выкарабкается из прогнившей ямы, полной склизкой дряни. Херовы холода выводят из себя стуком зубов и запахом тлеющих углей. Мэрл потягивает виски медленно, наслаждаясь жгучим огнём, растекающимся по глотке. Возможно, чёртовы ходячие лучше срока за решёткой: он свободен и не ограничен осточертевшими законами, не считая установок этих идиотов. Но он клал на все чёртовы слова стада и его тупоголового главаря. Последняя, чёрт побери, бутылка дерьмового алкоголя, успокаивающая оголённые провода нервов, окунутые в холодную воду безумия, распитая очередным тёмным вечером, полным холода и ломящей кости усталости. Дэрил не мешает брату, наблюдает с расстояния, переступая с ноги на ногу. Мэрл прекрасно знает, что засранец стоит неподалёку. Ветка хрустнула в давящей тишине слишком громко. – Эй, братишка. – Мэрл оборачивается, поднимая почти пустую бутылку над головой, – иди сюда. Давай. Дэрил подходит медленно, вслушиваясь и всматриваясь в каждое движение теней. – И чего топтался-то? – хлопает по траве рядом с собой. – Давай, садись. Он вновь отпивает. Бутылка почти пустая. Мэрл пьёт жадно. В этом дерьмовом мире не знаешь наступит ли херово завтра, и он хочет напиться вновь, чтобы расслабиться после затяжного и мутного дня. Дэрил присаживается, откладывая арбалет неподалёку в пределах досягаемости – суровый и неизвестный мир быстро учит элементарным навыкам и правилам. – Будешь? – протягивает коньяк. Мэрл смотрит тяжело и прямо, даже после приличного количества алкоголя. Дэрил хватает бутылку, делая несколько небольших глотков, стараясь избегать прямого взгляда брата, ощущающегося физически лёгким зудом в области затылка. Сукин сын, не валящийся с ног после дерьмового пойла, пытается, видимо, проделать дырку в нём, добираясь до чего-то явно желанного. Кривая усмешка заменяет Мэрлу улыбку. Малой засранец обязательно выживет. Он это просто знает. – Братишка, ты же выкарабкаешься без меня? – хмыкает, отбирая жалкие остатки коньяка. Дэрил ведёт плечами, не поворачиваясь к брату. Дерьмо упитое, языком несёт чушь, которая забудется на следующее больное утро. Он не отвечает, просто уходит, не забывая арбалет, давая время Мэрлу дожрать остатки из последней бутылки и немного проветрить башку; остаётся на расстоянии, обеспечивая в агрессивном мире безопасность. Последняя бутылка вечернего спокойствия была жадно выпита до самого дна, до последней капли жгучего успокоительного в этом дерьмовом месте. Последующие вечера будут слишком непредсказуемы и вспыльчивы.