Masochismus

Серая мгла окутала пеленой лес, лишая всякой возможности разглядеть его. Я зажег фитиль свечи, оставляя ее на деревянном столе веранды крошечного домишки. В этот раз я приехал за город один: никакие уговоры не могли заставить Мэри поехать в отрезанный от цивилизации дом так поздно. Его окружал лес, и холодная неопределенность в объятиях вязкого тумана беспрестанно бродила меж хвойными деревьями, напросто сводя с ума. Однако это стало почти обыденностью. Мой собственный ритуал. Догма, не терпящая возражений. Остановиться было не в моих больше силах, ведь я полностью увяз в своем желании продолжать. По привычке тем вечером я запер дверь снаружи. Ключ мгновенно перекочевал на стол веранды, по соседству с фонарем, и только тогда, вдохнув полной грудью, тщась унять дрожь, я опустился в плетеное кресло. Время уходило за полночь - ночь становилась все темнее, и холодный свет луны и тусклое тепло моего фонаря с трудом справлялись с черной мглой. Постепенно ветер начал усиливаться, забираясь под толстый свитер и джинсовку, качая высокие деревья, что, казалось, насквозь протыкали редкие тучи и небо. Вскоре его усилия увенчались успехом, и дымка разошлась, открывая взору животрепещущую картину. Передо мной привычно распростерлась земля, испещренная корнями деревьев, и редкие кустарники у подножия леса. Где-то вдалеке загорелось несколько пар глаз, точно истлевающие угли в тени, иглы хвои посыпались вниз от очередного порыва ветра, и меня пробрал мороз. Привычный и волнующий. Я слышал, как стучало мое сердце, вторя крикам филинов и чьему-то дыханию. Моим тяжелым вздохам и чьим-то повторяющимся. Где-то позади или в черном лесу - разобрать было сложно. Ладони обхватили плетеные ручки кресла, и ногти впились в прутья. Я был точно в фильме ужасов, словно меня запихнули в темную комнату без возможности выйти, сбежать, вдохнуть свежего воздуха. Мое воображение пугало. Я видел диких зверей, подбирающихся вплотную, или слышал чьи-то стоны боли и страха. Мои глаза округлялись с каждым животным воплем, доносившимся из леса, с каждой парой загорающихся глаз. Мое воображение делало все за меня. Все спецэффекты, все мои страхи - они выплескивались наружу. И я чувствовал, как моя ненормальная улыбка становится шире. Прекратить это было выше моих сил. Это были и страх и сладость одновременно. Я кусал губы от удовольствия и часто дышал, держась на грани, самом острие животного страха. Сеанс моих ночных кошмаров, сеанс моего любимого фильма. Каждую поездку я доводил себя до истерики, я пугал себя до криков и слез, но в то же время улыбки и смеха. Я ломился в закрытую дверь, стараясь спрятаться в темном доме, но забывал о ключе и старался не оставлять опасный лес без внимания. Темнота все приближалась ко мне, я чувствовал ее ледяное дыхание. Фонарь падал со стола, перенимая мою дрожь, луна пряталась за облаками, усложняя мою задачу. Я искал дверной ключ вслепую, ползал на коленях, собирал руками занозы и ломал ногти. Тщетные поиски заканчивались тем, что я выламывал хлипкую дверь и обставлял ее тумбами и шкафами изнутри, падая, обессиленный, на кровать, смеясь сквозь слезы счастья и чувствуя, как приятная дрожь распространяется по телу вместе с отлившей от лица кровью. Я был бледен и счастлив, желая замучить себя до смерти и насладиться этим по полной, даже после всего попадая в ад. Но каждый раз пытался сдержать себя, кусая кулаки и позволяя тонкой ткани наволочки трескаться, выпуская наружу пух, отчего по всему дому разлетались перья и пыль. В следующий раз, когда же Мэри соглашалась приехать, ее удивленный взгляд вопросительно останавливался на мне, но без лишних вопросов мы приводили дом в порядок, уже тем же вечером устраивая в спальне такой же бедлам, сохраняя мой мазохизм в тайне.