Проклятье горы Сава

— Мою Саваяму?! — Мицунари бушевал так, что его хвост колотился по земле, едва ли не высекая искры интенсивным движением. — Этот старый тануки совсем рехнулся? Что он себе позволяет! Сакон и Отани синхронно развели руками и улыбнулись виновато — как будто бы это они отдали замок своего драгоценного господина в загребущие лапы вассалов Иэясу, а Мицунари рвал и метал, то шипя по-кошачьи, то срываясь на громкий рык. — Года не прошло, а они уже вовсю нарезают мои земли на лоскутки! Невиданная наглость, хамство и дерзость! — Но зачем сейчас тебе замок? — мягко спросил Отани, слабо касаясь плеча господина в успокаивающем жесте. — Твоя семья давно уже... В иной физической форме и не может воспользоваться благами цивилизации. Мицунари одарил его испепеляющим взглядом, а Сакон кашлянул, подавляя смешок. Ох уж эта хвалёная деликатность Отани, даже сейчас, когда все они были безобразно мертвы, он находил способ не говорить об этом напрямую, подбирая такие слова, чтобы они мягким ручейком обтекали все самые острые углы. В принципе, сам Сакон был не против своего "нового физического состояния" — сначала это пугало, а потом стало даже забавным, да и пить можно было раз этак в десять больше. Мицунари же долгое время был сильно расстроен и наотрез отказывался признавать свою смерть. Даже пушистый лисий хвост, мягкие уши и безграничное очарование не радовали его — "хочу быть обратно человеком", — упёрся и всё тут. Вынь да положь ему смертное тело, и Сакон с Отани честно перерыли каждый клочок земли в поисках куска бренной плоти. Тело они, конечно, так и не нашли, но сам ажиотаж вокруг его поисков немного Мицунари успокоил — ему всегда были приятны жесты доброй помощи и нежной дружбы. Всё испортил чёртов тануки — это ж надо было додуматься подарить замок Ии Наомасе! — Да чего там брать-то? — развёл руками Сакон. — Коллекцию каллиграфии и китайские юридические трактаты? Не льстите себе, господин, этот замок годится разве что для наших с вами ностальгических переживаний. Мицунари задохнулся от возмущения, Отани цыкнул и покачал головой: о таком понятии, как тактичность, Сакону и во сне не снилось. — Сделаю вид, что не слышал твоих гнусных речей, Сакон, — строго поджал губы Мицунари, демонстрируя всё своё небрежение сложенными на груди руками. — В любом случае, это мой замок, и я не хочу, чтобы в нём обживались вражеские вассалы. Сакон почти взвыл, уже предчувствуя, какая весёлая работа предстоит им с Отани, а Мицунари хлопнул веером по ладони: — Чтоб в ближайшее время там никого не было. *** Мицунари крупно повезло. Его вассалы были умны, хитры, изворотливы и крайне исполнительны. Удивительно, что с таким дивным набором он проиграл, но здесь Сакону оставалось винить только собственную неудачливость вкупе с тяжёлой болезнью Отани. В этот список можно было добавить упрямство и патологическое честолюбие Мицунари, но это Сакон предпочитал замалчивать — зачем говорить очевидное, если они всё равно давным-давно мертвы? — Ну? Справились мы с заданием? — кичливо спросил Сакон, протягивая господину немного помятый лист бумаги, и подпёр рукой щёку, любуясь забавной суетой вокруг замка. Мицунари лишь хмыкнул, бегло осматривая письмо с родовой печатью дома Ии, и присел на соседний камень, чтобы внимательно прочитать его. Письмо Ии Наомасы господину Токугаве. Вновь осмелюсь писать Вам, господин, по причинам далеко не государственного масштаба, и заранее нижайше прошу простить меня за возможную дерзость и грубость. Замок, что Вы изволили подарить мне за военные мои заслуги, был принят мной с превеликой радостью. Я был безгранично счастлив, что Вы отметили меня, Ии Наомасу, как самого верного и важного своего вассала, и для меня не было большей чести, чем получить во владение эти земли. Однако, когда я заселился сюда, пыл мой заметно поугас в виду причин, которые я опишу ниже. Дело в том, что замок сей явственно проклят. Пролитая кровь семейства Ишида впиталась в землю так сильно, что никакие мои действия по изгнанию и освящению этих стен ни к чему не приводят. Ночами меня и досточтимую мою супругу преследуют мрачные тени, от которых нет никакого спасения, кроме лучей рассветного солнца. Я надеялся, что свет отпугнёт их, но, потратив почти годовой запас масла за несколько месяцев, я не пришёл ни к каким результатам. Бедная моя супруга почти не спит и мучается сильнейшими головными болями. Говорит, что ещё немного, и она сойдёт с ума и потому угрожает возвращением в отчий дом, если я сам не соглашусь съехать из этого проклятого места. Я обращался к монахам и экзорцистам, проводил мудрёные обряды и осыпал солью пороги всех комнат, но любые действия мои были тщетны. Вчера я увидел бродящую по своей спальне фигуру — слишком высокую и тонкую для того, чтобы принадлежать человеку, но зачем-то трогающую ящики и роющуюся в Ваших, мой господин, письменных указаниях мне. Когда я подошёл и потребовал объяснений, она вытянулась ещё больше, нависла надо мной, как змея, вытянув длинную-длинную шею и клацнула зубами около самого горла. Супруга говорит, что видела её тоже, и лишилась из-за этого чувств. А сегодня к нам приходил мастер онмёджи с полностью закрытым лицом. Он долго чертил на полу многострадальной опочивальни фигуры, обошёл все углы, сбрызнув их алой жидкостью, подозрительно пахнущей кровью, а после долго читал заклинания, от которых по спине бежали мурашки. Я многое повидал, но этот человек внушал первобытный ужас одним своим видом, и когда он сорвал с лица маску... Я не хочу говорить о том, что там увидел. Мне кажется, нечисть настолько облюбовала это место, что от неё никоим образом не избавиться, и потому я, Ии Наомаса, верный вассал Вашей Светлости, нижайше молю позволить покинуть этот надел, оставив его под шабаш ёкаям. С уверением в искреннем почтении, Ии Наомаса. — Вижу, вы постарались на славу, — хмыкнул Мицунари, комкая и выбрасывая письмо за спину. — Ну теперь-то ваша душенька довольна, господин? — почти любовно протянул Сакон, так и норовя приобнять за плечи, но встрявший между ними Отани ревниво оттянул всё внимание на себя. — Теперь о Саваяме поползёт дурная слава. Вряд ли после злоключений Наомасы кто-то решит заселиться туда. — Так и надо, — строго поджал губы Мицунари. — Моё должно принадлежать мне и только. Сакон рассмеялся: и правда, ревнивый Мицунари всё забирал за собой. Даже вассалов и замок. Даже на тот свет. Ох уж этот Мицунари, с ним рядом их ждёт ещё долгая и весёлая загробная жизнь.