Покорность

Иэмицу был отвратителен — полностью сгнившая в порочных страстях душа с лицом юного ангела. Мицунари однажды довелось увидеть, как он убивал, и с тех пор прекрасное обличье шло трещинами, сползало старой шкурой, обнажая уродливую сущность этого человека. Иэмицу был мало похож на деда. Поговаривали, в этом ему подсобила Мицуха, подарив созданный из крови эликсир, но какие-то неуловимые черты в нём всё же остались, чтобы с точностью можно было сказать — он действительно отпрыск семьи Токугава. От одного только взгляда на него Мицунари хотелось сжать пальцы на тонкой шее, оторвать очаровательную голову к чертям и выставить её, изуродованную смертью, на всеобщее обозрение. Только вот слишком противно было пачкать об него руки — потом не отмоешься от грязной крови этого выродка, чья жажда убийства превосходила всю мудрость, доставшуюся в наследство от прославленного деда. Сестра его — госпожа Сэн — была похожа на брата, как две капли воды. Такая же отвратительно нежная на вид волоокая дева, чьей любимой музыкой являлись предсмертные крики, а неумное любопытство заставляло вскрывать людей живьём. Её Мицунари ненавидел особенно горячо — эта капризная дрянь некогда была супругой господина Хидеёри, и, он был уверен, лично поспособствовала его гибели. С тех самых пор Сэн изменилась лишь немного — сменила причёску на кудрявые хвостики и обзавелась маленьким они, которого так легко было спутать с мотыльком. Мицунари видел их обеих, и мнимая невинность и хрупкость этих двух созданий казались особенно зловещими в свете грядущих событий. Он был совершенно уверен, что крохотная они Тэндзю может оказаться настоящим чудовищем, как и её хозяйка, скрывающая за хорошенькой внешностью личину убийцы. Перейти на сторону Токугавы было взвешенным и продуманным решением. Мицунари знал, что даже если Хидэцугу соберёт под своим крылом всю бывшую западную коалицию, ему ни за что не выстоять против полубезумных брата с сестрой. Только разрушить планы Токугавы изнутри и уничтожить обоих не в честном бою, но подло вонзив им нож в спину, казалось единственно верным решением. Ради этого Мицунари был готов на всё, и пожертвовать своей честью и верностью дому Тоётоми выглядело совсем не так страшно по сравнению с грядущей катастрофой. Он знал, на что идёт, и был готов ко всему, а потому глядя на себя связанного в огромное зеркало, лишь мысленно произносил молитвы, прося богов даровать ему терпение. — Ты так покорен, — улыбался Иэмицу, обходя его сзади и усаживаясь вплотную за спиной. — Как жаль, что мне не довелось сразиться с тобой тогда. Мне нравится недовольство в твоих глазах, оно безумно заводит. Мицунари тихо зашипел, дёргаясь от ненавистной близости, но тут же затих, не позволяя взять чувствам над собой верх. Иэмицу мог делать с ним, что хотел: связывать, пытать, насиловать день ото дня — он всё вынесет и уйдёт победителем, спасшим тысячи и десятки тысяч человеческих жизней. — Ты очень красивый, тебе говорили об этом? Жаль, дедушка сразу казнил тебя, мы могли бы славно развлечься... — Братик, а я? — Сэн впорхнула в спальню совершенно неожиданно, громко стукнула за собой дверью то ли от обиды, то ли от ревности, и замерла, надув губы, на пороге. — Почему меня не позвал, я же просила! — Мы ещё даже не начали, — со вздохом пожал плечами Иэмицу и жестом подозвал сестру к себе. Мицунари закусил губу, сжал пальцы так, что ногти впились в ладонь до крови, а Иэмицу, чувствуя это, улыбался приторно сладко, продолжая водить ладонью по обнажённой коже. Издевался, мучил с особой жестокостью, каждый раз обманывая ожидания и ластясь вместо того, чтобы ударить, зная, что эти прикосновения жгут больнее огня. Сэн смотрела на разворачивающееся перед ней действо с неприкрытой жадностью, пожирала взглядом открытое и беззащитное тело злейшего врага с вожделением и даже застонала, когда Иэмицу провёл языком Мицунари по шее. Мицунари передёрнуло от омерзения, настолько эти двое были похожи — как изголодавшиеся звери, ведомые одними лишь инстинктами в своей жажде насытиться. — Я тоже хочу, дай мне его, — капризно заявила Сэн, вставая между Мицунари и зеркалом, и схватила за подбородок не по-девичьи грубо. — Только не увлекайся, пожалуйста. Всё-таки это наш гость, надо быть с ним обходительными. Сэн лишь рассмеялась, похожая на брата даже в этом, и Мицунари на миг представил, как с точно такой же улыбкой она вонзает нож в грудь господина Хидеёри. — Ну-ну, всё чудесно, не надо так дёргаться, — ласково пропел Иэмицу, сдерживая в крепких объятиях, и затянул верёвку на запястьях ещё туже, заставляя тихо всхлипнуть от боли. Воспользовавшись моментом, Сэн наклонилась, притягивая Мицунари к себе, и впилась в его губы неумело и с жадностью, больше кусаясь и насилуя рот, нежели действительно целуя. Когда она отстранилась, Мицунари закашлялся, старательно сдерживая себя, чтобы не сплюнуть от накатившего омерзения. Он даже представить не мог, как отреагирует на последующие их действия, если уже сейчас в горле стоит ком, и нещадно мутит. — Я же просил быть осторожнее, — мягко пожурил сестру Иэмицу, — этой игрушкой нам ещё долго играться, поэтому нельзя её сразу взять и сломать. — Я не игрушка, — не выдержал Мицунари, отталкивая от себя Сэн плечом, и тут же крепкая пощёчина обожгла лицо, оставив горящий алым след. — Тебя не спрашивали. Изволь помолчать, когда старшие разговаривают. Мицунари затих, опуская голову так низко, что очки соскользнули с переносицы, удерживаясь лишь чудом. В груди клокотала отчаянная ненависть, в пору было проклинать и себя и своих союзников, которые не смогли одержать победу и заключить зверей в клетки, где им и положено находиться. Как эти твари вообще могли оказаться у власти? Зачем вернулись они из небытия, нарушая покой ни в чём не повинных? — Когда же вы сдохнете? — одними губами прошептал Мицунари, но, к счастью, его никто не услышал. Иэмицу мурлыкал что-то под нос, тёрся всем телом, чуть царапая плечи и спину — вёл себя, как крупная кошка, играющая с полуживой, но всё ещё дышащей жертвой. Сэн раздевалась, небрежно скидывая с себя школьную форму вместе с бельём, и Мицунари чувствовал тонкий пряный запах её возбуждения. Когда его голову приподняли и ткнули меж стройных бёдер, он не сопротивлялся, покорно приоткрывая рот, чтобы слизать собравшиеся капли тягучей смазки. Сэн была очень красива, и не будь она той, кем являлась, Мицунари воспринял бы секс с ней за благо, но от одних только мыслей, что она одна из семьи Токугава, виновная в смерти господина Хидеёри, к горлу подкатывала тошнота. Для Сэн обычным делом было свернуть мужчине шею после того, как она насытится им, а разнузданные прогулки с братом в поисках корма Мицухе и вовсе приводили её в восторг. Разумеется, Мицунари она убивать бы не стала, и сейчас лишь трепетала над ним, вздрагивая от особенно приятных прикосновений, и сжимала волосы у корней. Она отвлекала его, позволяла брату гладить и растягивать тщательно смазанными пальцами, не оставляя даже попытки отстраниться. — Дедушка был жесток, лишив меня тебя. Ты был бы моей любимой наложницей, Ишида Мицунари, — нежно прошептал Иэмицу на ухо, всё глубже и сильнее проникая пальцами в упругий жар, готовя к дальнейшему. Иэмицу был садистом, но сам не любил боль и сейчас заботился прежде всего о своём комфорте — знал, как тесно нетронутое тело, и предвкушал потрясающее наслаждение. Мицунари чувствовал, как прижимается к пояснице налитая плоть, трётся головкой о кожу, оставляя за собой тягучую влажность, и дёрнулся, весь сжимаясь, чтобы избежать этого контакта. Сэн в отместку наступила ногой на его бедро, не давая сдвинуться с места, а Иэмицу, несильным уничижительным жестов ударив по ягодице, заставил приподняться и потянул на себя. Член Иэмицу оказался неожиданно крупным, входил тяжело, с трудом раздвигая стенки, отчего Иэмицу то шипел, то стонал, поминутно замирая. Сэн отпустила Мицунари, за что он был ей неимоверно благодарен, но дышать от этого лучше не стало — слишком сильна была тупая боль сзади, и воздух только обжигал лёгкие, не давая никакого облегчения. — Тебе нравится, сестричка? — спросил Иэмицу, прижимая Мицунари к себе и подхватывая крепко под бёдра. — Ты была права, он действительно потрясающий. Сэн усмехнулась самодовольно, опускаясь на колени, и приникла к Мицунари, вновь хватая его за подбородок. — А ты не хочешь на себя посмотреть? Мицунари отчаянно замычал, борясь с нахлынувшей паникой, и завертел головой, лишь бы только не видеть себя в отражении, однако Сэн делала всё, чтобы приковать его взгляд к трём слитым фигурам, похотливо извивающимся по ту сторону зеркала. Это било под дых и лишало последней воли — видеть себя насаженным на Иэмицу, раскрытым, как последняя шлюха, ублажающая клиента с особыми пристрастиями. — Тебе ведь не впервой быть таким? — елейным тоном произнёс Иэмицу, неотрывно глядя в отражение. — Грязная подстилка Тоётоми. Мицунари всхлипнул, всеми силами стараясь подавить рвущиеся из груди стоны, и только тяжело дышал, сходя с ума от унижения и боли. Слова Иэмицу шли через густой туман, ощущения были сосредоточены внизу, на том, как вбивается в него Иэмицу, а цепкие сухие пальцы мучают член, нещадно сжимая и сдавливая. Всё слилось в один большой комок, который трудно было разделить на отдельные нити, даже лица Сэн и Иэмицу перепутались между собой, и Мицунари на миг показалось, что это один и тот же человек, решивший растерзать его тело в мелкие клочья. Когда внутри запульсировало, изливаясь вязким семенем, Мицунари вздохнул почти с облегчением. Иэмицу ещё помучил его долгими сильными толчками, будто бы стараясь заполнить всего до конца, а потом укусил плечо так сильно, что на коже остался иссиня-багровый след. Сэн больше не трогала его, только тёрлась налитыми сосками небольших грудей и трогала себя, проникая пальцами во влажное лоно, пока сама не содрогнулась в оргазме, пронзительно вскрикнув и опустившись на пол. Что было после, Мицунари почти не ощущал. Только слышал, как развязывается верёвка на онемевших руках, и как шуршит форма Сэн, которую она аккуратно поправляла перед зеркалом. — Думаю, нам необходимо повторить ещё разок, — ласково произнёс Иэмицу, трепля Мицунари по волосам. — Правда, сестрёнка? Реакции Сэн Мицунари не видел, да и ему было уже всё равно. Хотелось только позвать Сакона, чтобы укутал и отнёс в постель — забыться сном сейчас было бы самым лучшим лекарством. Лишь бы только в нём не было ни одного выродка из рода Токугава. — Давай, я помогу тебе, — нежно проворковал Иэмицу и опустился на одно колено, галантно протягивая руку. Мицунари сощурил глаза, чтобы не испепелить его ненавидящим взглядом, и поднялся самостоятельно, пошатываясь на ватных ногах. Когда он качнулся, сзади его подхватили чуткие руки. — Мой господин, осторожнее, — бережно прижал к себе Сакон и накинул свой школьный пиджак, помогая прикрыться. Милый родной Сакон, жертвующий собой ради него каждый раз во время битвы, сливаясь в единое целое с они — Мицунари хотелось поцеловать каждый его шрам из чувства острой благодарности. Наверное, не будь рядом Сакона, он давно бы сорвался, но плохо скрытая горечь и искреннее сочувствие в его глазах давали особенную поддержку даже сейчас, когда хотелось содрать с себя кожу от острого омерзения после ненавистных прикосновений. — Так я могу быть свободен? — как можно более строго постарался произнести Мицунари, и его голос, на удивление, не дрогнул и не сорвался — даже сейчас он старался вести себя, как даймё, а не как пленная пешка. — Разумеется. У меня на сегодняшний вечер ещё были планы, — кивнул Иэмицу, одаряя лучезарной улыбкой. — Мицуха который день голодна... Мицунари стиснул зубы в бессильной ярости, но не выдал себя ни единым звуком — нельзя было позволить этой сволочи радоваться — и проводил молчаливым кивком. — Сакон, проследи за ним, — отдал он приказ, едва за Иэмицу захлопнулась дверь, и резко вынырнул из объятий, пружинистым шагом подходя к небрежному вороху своей одежды. Сакон не сдвинулся с места, только смотрел, как одевается господин, не произнося больше ни слова. — Сакон, иди, могут пострадать люди, — нервно повторил Мицунари приказ, ощущая полное бессилие от накатившей волны усталости и отчаяния. — Да хватит меня жалеть! Ничего страшного не случилось! — Вы перегибаете палку. Необязательно было позволять им... Такое. Мицунари лишь цыкнул, спешно застёгивая рубашку, и поправил очки, полностью возвращая себе облик прежней невозмутимости. — Я принял это решение взвешенно и знал, на что шёл. Отступать слишком поздно. Сакон кивнул, но всё равно было видно, что его не переубедили. Он всё ещё не мог смириться с тем, что его господин теперь не более, чем податливая шлюха для двух заигравшихся детей. — Всё будет хорошо, — вымученно улыбнулся Мицунари и обнял на мгновение, гладя ладонью по щеке. — Я обещаю, что мы возьмём реванш. Мы первыми найдём Нобунагу, и Сэкигахара не повторится. По крайней мере Мицунари очень хотелось этому верить.